История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2 - Джованни Казанова

Я пошел; она еще спала, и ее горничная пригласила меня войти, заверив, что она скоро позвонит, и что она будет счастлива узнать, что я здесь. Эта девушка за полчаса, что я провел с ней, выложила большое количество пересудов, носившихся в доме по поводу моего дела и моего бегства. Все, что она рассказывала, доставило мне самое большое удовольствие, потому что я убедился, что мое поведение прошло генеральную апробацию.

Выйдя из спальни, она через минуту меня позвала. Она откинула портьеры, и я увидел Аврору, осыпанную розами, лилиями и нарциссами. Я прежде всего сказал, что если бы г-н Д. Р. не приказал мне, я ни за что бы не осмелился предстать перед ней в том виде, в котором она меня видит, и она ответила, что г-н Д. Р. знает, до какой степени она интересуется моей персоной, и что он ценит меня так же высоко, как и она.

— Я не знаю, мадам, чем я заслужил такое счастье, в то время как я рассчитывал только на снисхождение.

— Мы все восхищались силой духа, которую вы проявили, удержавшись обнажить шпагу и проткнуть этого безумца, которого выкинули бы в окно, если бы он не убежал.

— Я бы его убил, мадам, если бы вас там не было.

— Комплимент очень галантный, но немыслимо, чтобы вы думали обо мне в этот неприятный момент.

При этих словах я опустил глаза и отвернулся. Она заметила мой перстень, похвалила г-на Д. Р., который мне его подарил, и пожелала, чтобы я описал ей всю свою жизнь после бегства. Я все ей описал в подробностях, за исключением пункта о девушках, который, разумеется, ей бы не понравился и не добавил бы мне чести. В житейской коммерции надо уметь ограничивать откровенность. Количество истин, которые следует обходить молчанием, значительно превышает количество привлекательных фактов, подлежащих публикации.

М-м Ф. смеялась и, находя мое поведение замечательным, просила, если я наберусь смелости, пересказать проведитору эту прелестную историю в тех же словах. Я ее заверил в этом, если сам генерал попросит меня это рассказать, и она ответила, чтобы я был готов.

— Я хочу, — сказала она, — чтобы он вас любил и стал вашим главным защитником, обеспечивая вам поблажки. Позвольте мне действовать в этом направлении.

Я отправился к майору Мароли, чтобы узнать о состоянии нашего банка, и был счастлив узнать, что он не держит меня больше в половинном размере, поскольку я исчез. У меня сохранилось четыреста цехинов, которые я забрал, сохранив право снова войти туда, в зависимости от обстоятельств. Ближе к вечеру, приведя себя в порядок, я присоединился к Минотто, чтобы нанести визит м-м Сагредо. Она была фавориткой генерала и, за исключением м-м Ф., самой красивой из венецианских дам на Корфу. Она была удивлена, увидев меня, поскольку, будучи причиной авантюры, принудившей меня удрать, она думала, что я ей это припомню. Я разуверил ее в этом, говоря с ней открыто. Она в самых любезных выражениях просила меня приходить к ней на ее суаре. Я склонил голову, не соглашаясь и не отвергая приглашения. Как бы я мог туда пойти, зная, что м-м Ф. это не понравится. Кроме того, эта дама любила игру и не любила проигрывать. Минотто не играл, но пользовался ее благосклонностью, выполняя роль Меркурия.

Глава V

Прогресс в моих амурах. Я направляюсь в Отранто. Я поступаю на службу к мадам Ф. Счастливая царапина.

Сборище было многочисленное. Я вхожу на цыпочках, Его Превосходительство видит меня, его лицо разглаживается, что заставляет обратить ко мне взоры всей компании, и он громко говорит:

— Вот молодой человек, который разбирается в принцах.

— Я стал знатоком в этом, — отвечаю я ему, — стремясь уподобиться вам, монсеньор.

— Эти дамы любопытствуют узнать от вас, что с вами приключилось после вашего исчезновения с Корфу.

— Ну вот, я просто приговорен к публичной исповеди.

— Отлично. Постарайтесь ничего не забыть. Представьте себе, что меня здесь нет.

— Напротив того, поскольку это от Вашего Превосходительства я могу получить отпущение грехов. Но история будет длинной.

— В таком случае исповедник позволяет вам сесть.

Я рассказал всю историю, за вычетом моих общений с дочерьми пастухов.

— Все это происшествие, — говорит старик, — весьма поучительно.

— Да, монсеньор, оно показывает, что молодой человек бывает в наибольшей степени близок к погибели, когда, поглощенный большой страстью, полагает возможным для себя достичь всего с помощью кошелька в своем кармане, набитого золотом.

Я собираюсь уходить, поскольку накрывают на стол, когда метрдотель говорит мне, что Его Превосходительство позволяет мне остаться ужинать. Я удостаиваюсь чести сесть за стол, но не для того, чтобы поесть, поскольку необходимость отвечать на все вопросы этому мешает. Сидя рядом с протопапой[24] Булгари, я прошу у него прощения, если я в своем рассказе высмею оракул священника Делдимопуло. Он отвечает, что это давнее мошенничество, от которого трудно излечиться.

На десерт генерал, выслушав то, что м-м Ф. ему прошептала на ухо, сказал мне, что охотно бы послушал о том, что случилось в Константинополе между мной и женой турка, и с другой женщиной в бане. Очень удивленный этим вопросом, я ответил ему, что это шалости, о которых не вполне возможно ему рассказывать, и он не настаивал; но я нашел чрезмерной нескромность м-м Ф., которой не следовало пересказывать всему Корфу те сказки, что я ей поведал тет-а-тет. Заботясь о ее гордости еще больше, чем о ней самой, я никогда бы не решился ее компрометировать таким образом.

Двумя — тремя днями позже, сидя наедине со мной на террасе, она спросила:

— Почему вы не захотели рассказать генералу о своих приключениях в Константинополе?

— Потому что не хочу, чтобы народ знал, что вы терпели мои рассказы об авантюрах такого рода. То, что я смею рассказать вам, мадам, тет-а-тет, я, разумеется, не рассказал бы вам на публике.

— Почему нет? Мне кажется, наоборот, — если это из-за чувства уважения, то вы должны были бы испытывать его более, находясь наедине со мной, чем когда мы в компании.

— Добиваясь чести вас позабавить, я сталкиваюсь с риском вам не понравиться; но этого больше не будет.

— Я не хочу разгадывать ваши намерения, но мне кажется, что вы неправы, подвергаясь риску мне не понравиться, чтобы понравиться. Мы идем ужинать к генералу, который велел г-ну Д. Р. вас туда привести; он вам скажет, я в этом уверена, что охотно послушал бы эти обе истории. Вы не можете от этого уклониться.

Г-н Д. Р. заходит за ней, и мы отправляемся. Вопреки тому, что в диалоге на террасе она хотела меня унизить, я был уверен, что ей это не удалось. Заставив меня оправдываться, она оказалась вынуждена высказаться отнюдь не нейтральным образом.