Сапёр, который ошибся - Игорь Афанасьев

Выждав время мы оставили группу прикрытия и спустились в кишлак. Досматривая дувалы, обнаружили двух афганцев, чуть больше 20лет, без оружия. Их оставили, чтобы прикрывали отход, но они, испугавшись, спрятали оружие и решили сдаться в плен. При первом же допросе они сказали, что здесь оказались случайно, и к душманам не имеют никакого отношения. Когда отвернули ворот рубашки то увидели, что на плече впечатался след от автоматного ремня, а значит, они носили стрелковое оружие. Мы стали требовать, чтобы они показали, куда спрятали оружие. Но они упирались и уверяли, что оружия у них нет и не было. Мы взяли пленных с собой и вернулись на хребет, где стали обустраивать бойницы с видом на кишлак.

Ближе к вечеру в кишлак вошла пехота. Они ходили по дувалам и поджигали их. Видно такой им отдали приказ. Вскоре кишлак запылал, а пехота пошла дальше по ущелью. Кишлак быстро заволокло дымом. И ветер погнал его дальше вдоль хребта. Запах гари достиг и до наших позиций. Разведчики костерили пехоту, за то, что развели «дымовуху».

Наверху продолжился допрос пленных. Подводили по одному в бойницу, где взводный с «дедами» и переводчиком допрашивали и «прессовали» бедолагу, чтобы узнать про планы духов, где у них тайники, и куда они дели своё оружие. В тот самый момент, когда избитый «дух» был доведён до отчаяния, подходил командир роты и мягким, спокойным голосом прерывал мордобой. Начинался спокойный разговор о том, что если мы не получим интересующие нас сведения, то его расстреляют. Если укажет тайники, то его накормят и передадут церандою.

Один упирался, что ничего не знает, а другой представился муллой и обещал утром показать большой тайник. После этого «духов» накормили кашей и напоили чаем. Оба они были невысокого роста, чернявые с непокрытой головой. «Мулла» был одет в тёмно-синие, просторные одежды, и никакие молитвы он не произносил. Им связали за спиной руки и посадили в углубление на хребте, похожее на яму.

Рядом с ними выставили пост, и мне довелось караулить их в первую смену. Командир роты предупредил меня: «Не смотри на то, что они такие щуплые. Запросто из положения лёжа могут подпрыгнуть, и вырубить одними ногами». Конечно же, утверждения ротного, были сомнительными, но на всякий случай отошёл подальше, и направил автомат в их сторону. Через какое то время они попытались сблизиться, но я растащил их. Проверил, как связаны руки, и снова продолжал наблюдать за ними.

Ночь была тёмной. Слабый месяц тонул в фиолетовом, мутном воздухе, но привычные к темноте глаза различали тёмно-серые силуэты пленников. Между фиолетовыми хребтами, в облаке дыма тонул сгоревший кишлак. Тревожно пахло гарью. Вглядываясь в силуэты «духов», чувствовал, что они не спят, и следят за мной, вынашивая план бегства. Через час, проверяя смену постов, прошёл ротный, и я доложил, что «духи» пытались сблизиться. Ротный наказал моему сменщику, внимательно следить за душманами. А я лёг на бронежилет, голову положил на вещмешок, накрылся плащ-палаткой, и поворочавшись, заснул, крепко обнимая свой автомат.

Утром подняли всех рано. Мы попили крепкого чаю. Ротный миролюбиво разговаривал с пленными, пока они завтракали. «Мулла» и утром не рвался совершать намаз, и офицеры решили, что он «косит» под священника. После завтрака оставили вещи и группу прикрытия на хребте, а сами стали спускаться с хребта вслед за «Муллой», который обещал показать тайник с оружием.

На окраине тлеющего кишлака мы остановились, и «Мулла» показал, что надо идти вдоль реки влево. Место было необыкновенно красивым. Небольшая горная река, плавно изгибалась, и текла в живописное ущелье. Из-за причудливых изгибов хребтов, виднелись мощные заснеженные скалы. Берега были укутаны, свежей сочной травой. По склону бежали разноцветные ручейки — красный, синий, белый и прозрачный. Мы даже остановились, чтобы полюбоваться этим чудом природы. Разноцветные ручейки находились в 2–3 метрах друг от друга, и приглядевшись, увидел, что они совершенно прозрачные, но видно вымывали из горы разноцветные минералы, которые оседали прямо на траве. Странное дело, трава, облепленная разноцветными кристаллами, не увядала. Впервые в жизни увидел асфальтовую прокладку, горизонтальным пластом, толщиной около метра, залегающую под всей горой. Это был самый настоящий асфальт, которым закатаны улицы наших городов.

«Мулла» тянул нас на другую сторону реки в ущелье, которое уходило вбок, и было скрыто от группы прикрытия. Офицеры взвесили наши шансы и решили рискнуть. По камням перебрались через горную речку, и пошли в сторону ущелья. Ущелье было руслом пересохшего горного ручья, и всё усыпано щебнем и обломками каменных плит. С двух сторон нависали угрожающие жёлтые скалы. Вверху справа показался вход в пещеру. Ротный взял «Муллу», ещё несколько человек и пошёл проверить пещеру. Мы прикрывали их снизу, внимательно разглядывая растрескавшиеся скалы, угрюмо нависавшие над ущельем. Казалось вот-вот, духи откроют шквальный, перекрестный огонь, и у нас не останется шансов выжить. К счастью напряженное ожидание длилось недолго, и вскоре разведгруппа вышла из пещеры, и спустилась к нам. Ротный сказал. Что там ничего нет, и в ближайшую неделю там никого не было, так как всё покрыто толстым слоем пыли.

Разведчики взорвались негодованием, и готовы были «порвать» «Муллу» за то, что заставил рисковать жизнью, и в пустую ползать по скалам. Но ротный сказал, что мы возвращаемся в кишлак, чтобы «Мулла» показал, где спрятал своё оружие. Придя в кишлак, сначала стали бить «Муллу». В одном дувале, обнаружили крюк над воротами, с помощью которого афганцы разгружали навьюченный скот. Связали «Мулле» руки за спиной, и подвесили на этом крюке. Били без жалости, руками и ногами, но так чтобы не причинить увечье. Удары гулко отдавались в теле пленника, и у него перехватывало дыхание. «Мулла» постанывал и терпел. Разведчики «выпустили пар», сняли «Муллу» с крюка и развязали руки.

Ротный предупредил «Муллу», о том, что если он обманет, то его расстреляют. «Мулла» повёл нас по кишлаку и вывел к сгоревшему изнутри дувалу. Кивнул головой и сказал, что спрятал автомат здесь. Внутри пустых стен были только рухнувшие, и почти догоревшие перекрытия.

«Кончай его»: сказал в сердцах ротный. «Муллу» втолкнули вовнутрь, на догорающие обломки, и кто-то пустил короткую очередь в спину. Проходя мимо, все посмотрели на распластанного душмана. Душа легко оставила его простреленное тело, без агонии и страданий. Слабое пламя уже начинало касаться его одежд, а на спине расползалось большое, кровавое пятно. Так что прощай «Мулла», в смысле прости, это война — ничего личного. Может твой обман, продлил тебе и твоему товарищу жизнь, почти на сутки.

Мне неприятно вспоминать эпизоды, чрезмерной жестокости, словно выдавливаю гной из старых ран. Но, выдавливая из души эти жуткие воспоминания, получаю небольшое облегчение, как приговоренный к смертной казни после последней исповеди. И хочется рассчитывать на прощение за когда-то совершенные злодеяния, если не от людей, то от БОГА. Воспоминания безжалостны ко мне. Их цепь растягивается, и память неумолимо обличает меня: А помнишь это!? А это!? А это!?…». Иногда удивляюсь, как за такое небольшое время совершил столько зол? Мало кого волнуют такие оправдания как, присяга, приказ, обстоятельства военного времени!?

Но суд совести не знает границ во времени. Война давно прошла, а воспоминания накатывают, и картины былых беззаконий обличают меня: «Как же ты так!?». И если тогда нас было много, то теперь я остался один на один со своей совестью, и правы будут те, кто выплюнет мне в лицо: «Убийца!».

Пройдя сквозь кишлак, подошли к зелёной тополиной рощице, растущей по всему склону, до самого верха. Ротный приказал, растянуться цепью и прочесать, как следует «зелёнку». Набрав интервал 5–10 метров, мы стали потихонечку подниматься, внимательно осматривая склон. «Зелёнка» была плотной, и солнце с трудом пробивалось сквозь густые кроны невысоких тополей. Под ногами лежала, мягким ковром, прошлогодняя листва. Мы неспеша поднимались к вершине хребта, и когда вышли из рощи обнаружили необыкновенное чудо.

На самой верхушке хребта была небольшая полянка, с неглубокой впадинкой посередине. В глубине впадинки росла молодая пушистая берёзка с белоснежным стройным стволом, и мягкой, зелёной кроной. Почти из самых корней бил чистейший родник. С полянки открывался живописный вид на огромный горный массив, раскинувшийся до самого горизонта.

Что-то в этом уголке было настолько русское, родное, домашнее, что все кто подходил к роднику, жадно попив воды, располагались на траве около корней берёзки. Хорошо помню восторженные глаза разведчиков, увидевших этот совершенно нездешний пейзаж, словно перенесенный из наших русских равнин.