Теория бессмертия - Валерий Баранов

— Его можно понять и простить, Танечка, — я горестно покачал головой, — просто у моего коллеги по полёту не хватило мужества сразу сказать вам всю горькую правду… Кстати, из какого столетия вы будите?

— Из двадцать первого… Говорите всё! Я выдержу.

— Случай ваш весьма типичный. В космической практике он не представляет никакой загадки природы… Скорее вы загадка историческая, — в этом месте я остановился и с наслаждением окинул взглядом свою аудиторию: меня ещё никогда не слушали с таким напряжённым вниманием, — Неделю назад мы догнали небольшую комету. Она тоже летела курсом из Солнечной системы, только с меньшей скоростью удаления, чем мы… Подавляющее число комет, Танечка, как это общеизвестно, состоит изо льда. Конечно, в столь длительном полёте и на большом удалении от космических коммуникаций мы не могли упустить такой редкой возможности пополнить свои запасы воды. Естественно, что мы эту комету поймали, но каково же было наше изумление, когда мы обнаружили вас, Танечка, внутри этой громадной глыбы льда, в так сказать, в свежезамороженном состоянии. Пришлось поместить вас в реаниматор, ну а дальнейшее — увы, наша печальная действительность!

Ответом на моё изысканное по стилю и логике сообщение — было гробовое молчание. Моя аудитория старательно переваривала услышанное. Я же не стал дожидаться у кого из них первого «полетят гуси», а в меня полетят предметы, я поехал дальше:

— Собственно, Танечка, я зашёл к вам, чтобы решить одно маленькое дельце, — она очнулась, как бы от обморока, но поглядела на меня с интересом, — Так как вы действительный человек, то с момента «воскрешения» являетесь равноправным членом нашей экспедиции. Поэтому вы не должны быть ограничены в свободе передвижений по нашему полётному комплексу. Итак, Танечка, мне нужно ваше личное согласие на изготовление электронной копии, равной вам по массе… Такова суровая необходимость, — я притворно вздохнул, — Надеюсь, часов за тридцать, я сумею изготовить вашего антипода. А теперь, разрешите мне вас покинуть. Вам нужно отдохнуть после столь тяжёлого разговора и привести свои мысли в порядок.

Последнюю фразу я говорил им уже из блока перехода, так как вовремя смыться — одно из главных профессиональных достоинств опытного астронавигатора.

Когда через двадцать четыре часа я шёл на очередное полётное совещание к начальнику экспедиции, не помню, чтобы у меня был какой-то повышенный интерес к результатам своей «экспертизы».

С лёгким сердцем я вплыл, то есть появился в отсеке управления Станцией. Камень был уже там. Вид у него был задумчивый, а взгляд рассеянный.

— Вот, наконец, все собрались… — начал Малыш, — какие замечания, предложения по полёту… — Малыш посмотрел на меня.

— У меня всё в норме, — я специально задумался на несколько секунд и значительно наморщил лоб, — Все системы Корабля работают нормально. Да… Если не отпала необходимость, — я взглянул на Камня, — через четыре часа можно будет включить антипод. Я его изготовил специально для Танечки.

Камень вздрогнул при слове «Танечка», очнулся. Начал говорить, но обращался не ко мне, а к Малышу:

— Чёрт знает что! Я не могу понять природы логических выводов её мозга… Точнее — мне не понятна структура отображения в её сознании, самых общих, ежесекундно возникающих отношений вещей объективного мира, связей вещей и их свойств…

Камень замолчал, но, взглянув на меня, продолжил:

— Например: пришёл Крокус и в две минуты наговорил ей столько глупостей, что у меня крыша чуть не поехала… Естественно, он тут же смылся, пока я приходил в себя. Но, каков результат! — Камень ударил себя ладонью по колену, — Она поверила каждому его слову, несмотря на то, что всё ложь, всё глупый и неуклюжий вымысел! Этого не должно было произойти. В конце концов — это программируемая электронная система. — Камень ткнул пальцем в мою сторону, — Теперь она забрала в единоличное пользование киберхауса и с его помощью пытается смастерить себе такой же попугайский ктро-шон… Что-то в этом духе, но ещё более кошмарное, чем на Крокусе.

— Сколько ты загнал в ИКР кодированной информации сокрального характера? — со снисходительной улыбкой спросил Малыш.

— Около четырёх гигобайт, — буркнул Камень.

— Что!? — Малыш с испугом уставился на Камня, — Ты запихнул в куклу целую человеческую жизнь? Откуда ты столько насобирал? Кто она? Из какого столетия?

— Начало двадцать первого века. Библиотекарша… — помолчав, Камень добавил с подхалимской интонацией в голосе, — Я хотел сделать тебе подарок. Скучно «так» лететь.

— Так, не так… — Малыш тяжело вздохнул, — теперь придётся объяснять вам элементарные понятия из «нравов» двадцать первого столетия, — он снисходительно поглядел на нас, — иначе вы просто не будите понимать её, а она вас.

— Объясни!

— Дело в том, что именно в двадцать первом столетии люди стали очень сильно страдать монтированной формой мышления. Это такой социальный симптом, точнее определённая умственная недоразвитость всего общества. Это явление стало проявляться и окончательно сформировалось как феномен в связи с появлением кино, телевиденья и персональных компьютеров. Началось с кино, где людям по его законам нужно было принять монтажную форму мышления. Допустим, Крокус, что ты кинорежиссер. У тебя по сценарию — утро: герой просыпается у себя дома и решает уехать в другой город. Ты ведь не будешь снимать на видео, как твой герой полчаса едет в автомобиле до аэропорта. Ты «смонтируешь» эту поездку: первый кадр — герой садится в машину, второй кадр — он выходит из машины в аэропорту, или: первый кадр — твой герой принимает решение уехать в другой город, второй кадр — он уже сидит в салоне самолёта. Всё понятно. Однако в те времена по этому поводу произошёл очень интересный случай. Один человек, назовем его Робинзон, ни разу в жизни не был в кино. Допустим, что он жил на необитаемом острове и у него не было такой возможности, однако, он очень этим интересовался и выписывал все журналы по киноискусству. Потом, когда, наконец, он приехал в Лондон, он первым делом пошёл в кино, отсидел там сеанс и вышел разочарованный и в полной растерянности. Он ничего не понял: герои на экране, вдруг, неизвестно откуда-то появлялись, то неожиданно куда-то исчезали, действие шло какими-то скачками: то здесь, то там… Короче не кино, а какая-то галиматья. В чём дело? Просто мозг этого человека не обладал монтажным мышлением — моментально связывать видеоряд на экране с диалогами героев и сюжетным смыслом. Спустя какое-то время наш Робинзон от этого недостатка избавился и стал с удовольствием ходить в кино.

— В чём же заключается болезнь? Наоборот! — возразил я Малышу.

— Всё дело в том, что свойство человеческого мозга «монтировать» оказалось не таким уж безобидным. Принцип «вырезания и выкидывания» времени по закону сюжета, оказался порочным не только из-за удобства обожествления разных героев и вождей. Вырезание и выкидывание отравляет человеческий мозг ленью, тянет в накатанную колею готовых программ, решений, туда, где всё знакомо и не надо думать и человек даже становится умственным инвалидом.

— Всё это очень интересно, — не выдержал Камень, — но мы не об этом начинали разговор.

— Тебя интересует, — усмехнулся Малыш, — почему ИКР «Танечка», как вы её называете, такая тупая. Почему она верит тому, что говорит Крокус, и не верит тебе? — Малыш с укоризной покачал головой, — Количество обернулось качеством. Как нам не неприятно — это уже живой человек, а не игрушка. Бедная женщина была до глубины души потрясена «попугайским» ктро-шоном, который был, наверно, на Крокусе, — Малыш кивнул в мою сторону, — вот и сейчас он нарядился в этот ктро-шон. Глянь, как горят и переливаются на нём все цвета радуги. Глаз не оторвать. А ты выглядишь примерно так, как в её времена одевался нищий… Вот она и рассудила с позиции своего столетия: кому верить, кому — нет.

— Оригинальная ситуация! — я с удовольствием прокомментировал вывод Малыша.

— Подключай её антипод через двадцать четыре часа. Пусть гуляет по всему полётному комплексу. Не «так» скучно будет лететь, — в тон мне ответил Малыш, — Всё! Совещание окончено.

Космос — это объективность символических форм. Дорога в Космосе к другим мирам открылась человеку только посредством формы. Именно в этом и состояла функция формы, что, как только существование обретало форму — человек переживал её в качестве объективной, даже, математической формулы.

Сначала она вела себя хорошо, но через пару недель ей всё смертельно надоело. В первую очередь я и Камень. С Малышом она вела себя весьма деликатно, нас же, за глаза, называла не иначе, как «придурью огородной». В конце концов, на очередном полётном совещании она спела нам песенку примерно следующего содержания: