Крупская - Леонид Млечин

«Поздним вечером, — вспоминала Надежда Константиновна, — на нашей тихой, безлюдной улице (мы жили в конце Широкой улицы Петроградской стороны) раздался грохот огромного грузовика, который остановился около нашего дома.

— Это к нам, это они! — воскликнула я.

И действительно, подойдя к окнам, мы увидели, что грузовик остановился около дома, в котором мы жили, и солдаты уже направляются к подъезду. Через несколько минут раздался звонок и громкий стук в дверь. Открыли. И вся наша квартира наполнилась свирепой толпой юнкеров и солдат с ружьями. Они едва предъявили нам ордер на обыск и уже принялись спешно за разыскивание того, за чем приехали.

Помощник начальника контрразведки с двумя или тремя офицерами и солдатами направились в комнату, где жил Ильич, остальные заняли все другие комнаты. Хотя мы и сказали, что Ильича в квартире нет, они принялись всё же искать его всюду, где только можно было предположить, что может спрятаться человек: под кроватями, в шкафах, за занавесками окон. Потребовали ключи и, когда я открывала ту или иную корзину или сундук, набрасывались и прокалывали содержимое штыками».

Крупскую и помогавшую ей по хозяйству деревенскую девушку полиция увела на допрос. Допросив, отпустили. Ленин и Зиновьев, член ЦК и один из редакторов «Правды» скрылись из города, боясь суда и тюрьмы. Военная контрразведка доложила Временному правительству, что не может найти Ленина, на арест которого выписан ордер. Борис Савинков пренебрежительно заметил:

— Ловить Ленина не мое дело. Но если бы я этим занялся, то уже на третий день Ленин был бы отыскан и арестован.

«Велась и пропаганда посредством кино, — вспоминал современник. — Отчетливо помню фильм о том, что в России произошла революция, но революции угрожает опасность со стороны Германии, которая засылает своих агентов и самый опасный из них выступает в Петрограде. Фамилия Ленина в фильме не произносилась, но актер был на него похож и произносил большевистские речи. Картина была интересная, актеры прекрасно играли. Она шла очень долго, все о ней говорили».

После войны генерал Эрих Людендорф, командовавший немецкими войсками на Восточном фронте, утверждал, что Ленин и Троцкий были тайными агентами правительства Германии. Если Людендорф писал это всерьез, выходит, разведчики надули своего генерала, уверяя, что им удалось завербовать большевиков. Цену себе набивали! Теперь уже известно, что успехи немецких разведчиков на Восточном фронте были очень скромными.

Конечно, революция в России была спасением для немецкой армии, которая смогла перебросить части на Запад, чтобы противостоять Антанте. Но Ленин требовал прекратить войну не ради немецких денег (которых не получал!), а потому что солдаты не хотели воевать! Они требовали мира любой ценой. Мечтали вернуться домой и разделить между собой помещичьи и государственные земли. Но у большевиков позиции в армии были очень слабые. К большевикам солдатская масса относилась плохо.

«Ни один большевик не мог появиться в казармах, не рискуя быть арестованным, а то и битым, — вспоминал один из первых руководителей Красной армии Николай Ильич Подвойский. — Солдаты-большевики и им сочувствующие в войсковых частях должны были скрывать — почти во всех казармах, — что они большевики или сочувствующие, иначе им не давали говорить, их избивали…»

Вернувшийся в Россию Ленин понял: если что-то и может привлечь солдат на сторону большевиков, то только обещание закончить войну, демобилизовать армию и отпустить одетых в серые шинели крестьян домой — к семьям и земле. Сколько бы его ни обвиняли в отсутствии патриотизма, в пораженчестве и прямом предательстве, на митингах Ленин повторял вновь и вновь то, что от него хотели слышать:

— Товарищи солдаты, кончайте воевать, идите по домам. Установите перемирие с немцами и объявите войну богачам!

Братание, то есть встречи русских и немецких солдат на нейтральной полосе во время затишья, началось еще на Пасху 1915 года. На следующую Пасху это повторилось. Поначалу командование смотрело на это сквозь пальцы. Генерал Антон Иванович Деникин писал: «Братание имело традиционный характер в дни Святой Пасхи; но вызывалось оно исключительно беспросветно-нудным стоянием в окопах, любопытством, просто чувством человечности даже в отношении к врагу…»

Но начались и дезертирство, добровольная сдача в плен, самострелы, отказы выполнять приказы начальства. После Февральской революции братание приобрело массовый характер (см.: Военно-исторический журнал. 2002. № 6). Ленин увидел в братании верный путь к слому старой армии и окончанию войны. Он писал в «Правде» 28 апреля 1917 года: братание «начинает ломать проклятую дисциплину… подчинения солдат “своим” офицерам и генералам».

Анжелика Балабанова, видный деятель Коминтерна, невысоко ценила митинговые успехи вождя русской революции: «Из всех русских революционеров Ленин внешне казался самым бесцветным. Его выступления в то время не произвели на меня никакого впечатления ни манерой подачи, ни содержанием».

«Современники по-разному оценивали Ленина как оратора, но все признавали его умение воздействовать на внимающую толпу, — вспоминал один из меньшевиков. — И это достигалось не фиоритурами голоса, не красочностью стиля, а простейшим ораторским приемом — многократным повторением одной мысли, фразы, как бы ввинчиваемой в голову слушателя. Элементарность, бранчливость, безапелляционность ленинских речей заражали одних жгучей ненавистью к воображаемым врагам, у других вызывали ощущение сюрреальности происходящего».

Похоже, на этих оценках лежит отпечаток личного отношения к Ленину. Чтение неправленых стенограмм его выступлений (они были извлечены из спецхрана после перестройки) открывает невероятную энергетику ленинской речи, спрессованность мысли — ни одного лишнего слова! Могу себе представить, как его выступления завораживали слушателей. Даже по этим стенограммам можно понять, почему к Ленину прислушивалось всё больше и больше людей. Число его сторонников росло с каждым днем. Обвинение в работе на немцев — последняя попытка его остановить.

Министр юстиции Временного правительства и Верховный прокурор Павел Николаевич Малянтович распорядился «Ульянова-Ленина Владимира Ильича арестовать».

Матросы Балтийского флотского экипажа, когда-то встречавшие Ленина на Финляндском вокзале, опубликовали в газетах заявление: «Узнав, что господин Ленин вернулся к нам в Россию с соизволения его величества императора германского и короля прусского, мы выражаем свое глубокое сожаление по поводу нашего участия в его торжественном въезде в Петербург. Если бы мы знали, какими путями он попал к нам, то вместо торжественных криков “ура” раздались бы наши негодующие возгласы: “Долой, назад в ту страну, через которую ты к нам приехал”».