И звери, и люди, и боги - Фердинанд Оссендовский

Наступил день отъезда Ван Сяо-цуна. Нагруженные верблюды уже стояли на улице, оставалось только дождаться, когда с пастбища пригонят лошадей. Но тут пронесся слух, что табун ночью угнали конокрады, вроде бы куда-то на юг. Из двух посланных вдогонку солдат назад вернулся только один - другого убили по дороге. Город недоумевал, а среди китайцев началась форменная паника. Она возросла, когда прибывшие в Улясутай из дальних восточных уртонов монголы рассказали, что видели вдоль почтовой дороги трупы шестнадцати солдат, направлявшихся с депешами от Ван Сяо-цуна в Ургу. Вскоре этим мрачным загадкам нашлось объяснение.

Командир русского отряда получил письменный приказ от казачьего полковника В.Н. Домоирова немедленно разоружить китайский гарнизон, всех офицеров - китайцев арестовать и отправить в Ургу к барону Унгерну, взять в свои руки контроль над положением в Улясутае, прибегая, если потребуется, к силе, а позднее присоединиться к его отряду. В то же самое время в Улясутай примчался гонец с письмом от Нарабанчского хутухты, где говорилось, что отряд под объединенным командованием Хун Болдона и полковника Домоирова из Урги грабит китайские торговые дома, убивает мирных торговцев, а его командиры требуют у монастыря лошадей, продовольствия и крова. Хутухта просил помощи: жестокосердый покоритель Кобдо Хун Болдон мог в любой момент с легкостью отдать приказ о разграблении уединенно расположенного, беззащитного монастыря. Мы настойчиво просили полковника Михайлова не нарушать достигнутого соглашения и не ставить в ложное положение русских и иностранцев, помогавших в его подготовке: иначе мы ничем не отличались бы от большевиков, рассматривающих предательство как политическую норму. Наши речи тронули Михайлова, и он написал Домоирову, что Улясутай и так уже находится в его руках, причем без всякого боя; над зданием бывшего русского консульства вновь развевается трехцветный флаг; чернь разоружена; что же касается остальных приказов, то он не находит возможным их выполнить: это стало бы нарушением только что подписанного русско-монгольского договора.

От Нарабанчского хутухты поступало по несколько известий на день. Положение в монастыре становилось все более напряженным. Хутухта сообщал, что Хун Болдон записывает в свой отряд монгольское отребье - нищих и конокрадов, их вооружают и обучают. И еще: солдаты крадут монастырских овец; "нойон" Домоиров вечно пьян, и на все протесты хутухты только ухмыляется и грязно бранится. Гонцы оценивали неоднозначно силы отряда, некоторые считали, что в нем не больше тридцати солдат, другие же, ссылаясь на заявление самого Домоирова, утверждали, что будут все восемьсот. Разобраться во всем этом было чрезвычайно трудно, да и гонцы вдруг перестали приезжать. Письма саита оставались без ответа, посланные в монастырь люди не возвращались. Сомнений не было: они либо убиты, либо захвачены в плен.

Князь Чултун Бейли решил сам ехать в монастырь, взяв с собой русского и китайского глав торговой палаты и двух офицеров-монголов. Прошли три дня - известий от них не поступало. Монголы заволновались. Китайский комиссар и Хун Джан-лама обратились к нам, иностранцам, с просьбой одному из нас поехать в Нарабанчи и распутать клубок противоречий, убедив Домоирова признать договор и "не оскорблять насильем" соглашение, достигнутое двумя великими народами. Мои друзья попросили меня взять на себя эту миссию. Переводчиком со мной ехал русский поселенец, племянник убитого Боброва, симпатичный молодой человек, полный мужества, и великолепный наездник. Благодаря всесильной тцаре, мы не испытывали недостатка в лошадях и проводниках и быстро мчались по уже знакомой дороге к моему старому другу Джелибу Джамсрапу хутухте в Нарабанчи. Несмотря на местами глубокий снег, нам удавалось проделывать от ста до ста пятнадцати миль в день.

Глава двадцать шестая.

Банда белых хунхузов

На третий день, поздно вечером, мы прибыли в Нарабанчи. От монастыря в нашу сторону ехало несколько всадников, но, завидя нас, они развернулись и галопом поскакали назад в монастырь. Мы немного покрутились вокруг в поисках военного лагеря русских, но так и не нашли его. Монголы пропустили нас в монастырь, где нас тут же принял хутухта. В его юрте сидел Чултун Бейли. Хутухта преподнес мне хадак, сказав при этом: "Сами Боги послали вас сюда в эти тяжелые дни".

Оказалось, что Домоиров взял под стражу глав обеих торговых палат и угрожал расстрелять Чултуна Бейли. Домоиров и Хун Болдон не имели на этот счет никаких письменных указаний и действовали самовольно. Чултун Бейли готовился бороться с ними.

Я попросил монголов проводить меня к Домоирову. В темноте я различил четыре больших юрты и двух часовых-монголов с русскими ружьями. Мы вошли в самую просторную, "княжескую", палатку. Там я увидел, надо сказать, прелюбопытное зрелище. В центре юрты пылал огонь. На троне, стоявшем в месте, предназначенном для жертвенника, восседал седой Домоиров, долговязый и тощий. На полковнике не было ничего, кроме нижнего белья и носков, он был навеселе и рассказывал какие-то байки подчиненным. Вокруг жаровни в живописных позах расположились двенадцать молодых людей. Сопровождавший меня офицер доложил Домоирову обстановку в Улясутае, завязалась беседа, в ходе которой я спросил полковника, где находится его отряд. Он ответил со смехом, указывая на молодых людей: "Вот мой отряд". Я заметил, что по категорическому тону его приказов, поступавших в Улясутай, казалось, что его воинство много больше. Рассказал также, что подполковник Михайлов готовится скрестить шпаги с приближающимися к Улясутаю большевиками.

- Как?! - воскликнул он в смущении и страхе. - Красные близко?

Мы устроились на ночь в его юрте, и перед сном офицер прошептал нам:

- На всякий случай держите револьвер наготове, - на что я, засмеявшись, ответил:

- Но ведь мы среди белых и, значит, в полной безопасности.

- Ну глядите, - протянул офицер и для пущей убедительности подмигнул мне.

На следующий день я пригласил Домоирова прогуляться по равнине, где можно было поговорить обо всем без свидетелей. Оказалось, что он и Хун Болдон получили приказ от барона Унгерна установить связь с генералом Бакичем - только и всего, они же стали грабить все встречные китайские фирмы. Сам Домоиров, повстречав нескольких отбившихся от полковника Казагранди офицеров и сформировав теперешнюю банду, возомнил себя великим завоевателем. Мне удалось убедить Домоирова пойти на мирное урегулирование конфликта с Чултуном Бейли, не нарушая монголо-китайского договора. Он тут же направился в монастырь. На обратном пути я повстречал высокого монгола со свирепым лицом в блузе из синего шелка - это был Хун Болдон. Он представился и обменялся со мной несколькими словами по-русски и снял верхнюю одежду. После чего, едва я вернулся в палатку Домоирова, как прибежал запыхавшийся монгол с приглашением пожаловать в юрту Хуна Болдона. Князь жил по-соседству в шикарной синей юрте.