Вся королевская рать - Роберт Уоррен

Но пока что ни одного из них нет, и я еду в машине, ночью, под дождем.

Вот почему я в машине.

Тридцать семь лет назад, в 1896 году, коренастый положительный человек лет сорока, в очках со стальной оправой и темном костюме – Ученый Прокурор – приехал в лесопромышленный городок южного Арканзаса, чтобы опросить свидетелей и провести расследование по крупному делу о лесоразработках. Городок, наверно, был неказистый. Деревянные домишки, пансион для инженеров и начальников, почта, магазин компании – все это растет прямо из красной глины, а вокруг, насколько хватает глаз, пни, и вдалеке среди пней – корова, и визг пилы, как потревоженный нерв в глубине вашего мозга, и сырой тошнотворно-сладкий запах опилок.

Я не видел этого городка. Нога моя вообще не ступала на землю штата Арканзас. Но мысленно я вижу этот городок. На крыльце магазина стоит девушка с тяжелыми желтыми косами, большими голубыми глазами и едва наметившимися нежными впадинками под скулами. Скажем, она одета в ситцевое платье салатного цвета, потому что салатный цвет свеж и к лицу светловолосой девушке, если она стоит на крыльце под утренним солнцем, слушая визг пил и глядя на плотного человека в темном, который осторожно пробирается по красной грязи, оставшейся от последнего весеннего ливня.

Девушка стоит на крыльце магазина, потому что в магазине работает ее отец. Это все, что я знаю об ее отце.

Мужчина в темном костюме проводит здесь два месяца, занимаясь своими юридическими делами. Вечером перед закатом он и девушка гуляют по улице города, теперь уже пыльной, и идут дальше, туда, где пни. Я вижу, как они стоят на разоренной земле, а за ними вижу латунно-кровавый летний закат Арканзаса. Я не могу разобрать, о чем они говорят.

Закончив свои дела, мужчина уезжает из города и забирает девушку с собой. Он – добрый, наивный, застенчивый человек, и в поезде, сидя рядом с девушкой на красном плюшевом диване, он держит ее руку в своей, неловко и осторожно, словно боясь разбить дорогую вещь.

Он приводит ее в большой белый дом, построенный его дедом. Перед домом – море. Это ново для нее. Каждый день она проводит много времени, глядя на море. Иногда она выходит на берег и стоит там одна, глядя на воду, поднимающуюся к горизонту.

Я знаю, что это было – это стояние у моря, – потому что много лет спустя, когда я уже вырос, мать мне однажды сказала: «Вначале, когда я сюда приехала, я подолгу стояла в воротах и смотрела на воду. Я могла стоять целыми часами, сама не знаю почему. Но это прошло. Это прошло задолго до того, как ты родился, мальчик».

Когда-то Ученый Прокурор поехал в Арканзас, а на крыльце магазина стояла девушка, и вот почему я был в машине, ночью, под дождем.

Я вошел в вестибюль моей гостиницы около полуночи. Портье поманил меня и дал номер телефона, по которому меня просили позвонить.

– Довели телефонистку до бесчувствия, – сказал он. Номер был незнакомый. – Велели попросить дамочку по фамилии Берк, – добавил портье.

Я не стал подниматься к себе в комнату и позвонил из будки в вестибюле. «Гостиница Маркхейм», – ответил бодрый голос; я попросил мисс Берк, и в трубке послышалось: «Ну, слава богу, наконец-то. Я звонила в Берденс-Лендинг бог знает когда, и вас уже не было. Вы что, пешком шли?»

– Я не Рафинад, – ответил я.

– Ладно, давайте скорей сюда. Девятьсот пятый номер. Тут черт знает что творится.

Я аккуратно повесил трубку, подошел к портье, попросил его отдать мой чемодан коридорному, выпил стакан воды из фонтанчика, купил две пачки сигарет у сонной продавщицы в киоске, распечатал пачку, закурил и, глубоко затянувшись, окинул взглядом пустой вестибюль, словно меня нигде не ждали.

Но меня ждали. И я поехал туда. Быстро – раз уж поехал.

Сэди сидела в холле номера 905 возле телефона и пепельницы, полной окурков; вокруг ее обкромсанных черных волос витал дым.

– Ну, – сказала она из-за дымовой завесы тоном надзирательницы дома для заблудших девиц, но я не отозвался. Я подошел прямо к ней, минуя очертания Рафинада, храпевшего в кресле, сгреб в горсть черные ирландские лохмы, чтобы откинуть ей голову, и чмокнул ее в лоб, прежде чем она успела послать меня к черту.

Она это сделала незамедлительно.

– Вы и не подозреваете, почему я так поступил, – сказал я.

– Мне все равно, лишь бы это не вошло у вас в привычку.

– Это не относилось лично к вам, – объяснил я. – Я это сделал потому, что ваша фамилия не Дьюмонд.

– А из вас сделают котлету, если вы сейчас же не явитесь туда. – Она кивнула головой на дверь.

– А может, я хочу уволиться, – сказал я по-прежнему игриво, и вдруг, словно вспышка магния, в голове у меня сверкнула мысль, что, может, я и вправду хочу.

Сэди собиралась мне что-то сказать, но тут зазвонил телефон и, кинувшись на него так, словно она хотела его удушить, Сэди сорвала трубку.

По дороге к двери в смежную комнату я услышал, как она говорит:

– Ага, поймали его? Везите в город, прямо к нам… Черт с ней, с женой… Скажите ему, что он хуже ее заболеет, если не явится… Да, скажите…

Затем я постучал в дверь и, услышав голос, вошел.

Хозяин без пиджака сидел, завалившись в кресле и положив ноги в носках на стул; галстук его свесился набок, глаза были выпучены, а указательный палец вытянут вперед, как кнутовище. Потом я увидел, с чего сшибал бы мух кнут, если бы палец Хозяина был кнутовищем: передо мной стоял Байрам Б.Уайт, ревизор штата, его длинное, тощее, парафиновое лицо выделяло нездоровые капельки пота, а его глаза протянулись ко мне и уцепились за меня, как за последнюю надежду.

Я понял, что помешал разговору.

– Извините, – сказал я и попятился к двери.

– Закрой дверь и сядь, – сказал Хозяин и, взмахнув кнутовищем, без всякого перехода в голосе закончил фразу, прерванную моим появлением: – И заруби себе на носу, что тебе не положено быть богатым. Такому человеку, как ты – на шестом десятке, с язвой желудка, с чужими зубами и без гроша всю жизнь, – если бы господь бог собирался сделать тебя богатым, то давно бы сделал. Да ты погляди на себя, черт возьми! Это же чистое кощунство – думать, будто ты можешь сделаться богатым. Погляди на себя. Разве это не факт? – И указательный палец направился на Байрама Б.Уайта.

М-р Уайт не ответил. Он стоял и горестно смотрел на палец.

– Ты что, язык проглотил, мать твою за ногу? – спросил Хозяин. – Не можешь ответить на простой вопрос?

– Да, – выдохнул м-р Уайт, едва шевеля серыми губами.

– Отвечай, не мямли, повтори: «Да – это факт, это кощунственный факт», – требовал он, наставив на м-ра Уайта палец.

Губы м-ра Уайта посерели еще больше, и, хотя в голосе его не было металла, он повторил. Слово в слово.

– Так, это уже лучше, – сказал Хозяин. – Теперь ты знаешь, что тебе полагается делать. Тебе полагается быть бедным и послушным. Твое целомудрие меня не интересует, судя по твоему виду, на него никто не покушается – я говорю о бедности и послушании, и запомни это. Особенно последнее. Время от времени кое-какая мелочь может приплыть тебе в руки, но за этим присмотрит Дафи. Никакого частного предпринимательства – понял? Никаких персональных Клондайков здесь не будет. Ты понял меня? Отвечай!

– Да, – ответил м-р Уайт.

– Громче! Говори: «Я вас понял».

Он проговорил. Громче.

– Ладно, – сказал Хозяин. – Я не отдам тебя под суд, прекращу это дело. Но не думай, что из любви к тебе. Просто я не хочу, чтобы эти ребята решили, будто они могут кого-то съесть. Мои мотивы ясны?

– Да, – сказал м-р Уайт.

– Так, теперь сядь за стол. – Хозяин указал на письменный столик, на котором стояли телефон и чернильный прибор. – Вынь из ящика лист бумаги и возьми ручку в руку.

М-р Уайт призраком скользнул по комнате и сел за стол, сделавшись вдруг удивительно маленьким, словно джинн, уходящий в бутылку; он скрючился и вжался в стул, будто хотел вновь принять утробное положение, спрятаться в темноте, где ему было когда-то так тепло и уютно. Но Хозяин продолжал:

– Теперь пиши, что я скажу. – И он начал диктовать: – «Дорогой губернатор Старк, в связи с ухудшившимся состоянием здоровья, которое не позволяет мне добросовестно выполнять… – Тут Хозяин остановился и сказал: – Ты написал «добросовестно»? Не вздумай пропустить. – Затем деловито продолжал: – Обязанности ревизора… прошу освободить меня от занимаемой должности в ближайшее удобное для Вас время. – Он взглянул на сгорбленную фигуру и добавил: – Уважающий Вас».

Наступила тишина, только перо царапало по бумаге и наконец замерло. Но узкая лысая голова м-ра Уайта не поднималась от стола, словно он был близорук, или молился, или просто потерял ту косточку от затылка, которая держит голову прямо.

Хозяин осмотрел его спину и склоненную голову. Потом спросил:

– Ты подписал?

– Нет, – сказал голос.