Сила меча - Дмитрий Тедеев

– Люб, ты не обижайся. Я хочу сходить с тобой. И не пожалею, правда. Просто я не люблю, когда кто-то, даже Сашка, решает за меня, что я должен делать. Вот у меня и вырвалось это дурацкое “я подумаю”. Не сердись, ладно?

И Люба улыбнулась и кивнула! Весело и примирительно. Так же искренне и по-доброму, как в моих грёзах. Она не сердилась. И она согласна была идти.

Не знаю, как я досидел до конца уроков, помню только, что сгорал от нетерпения, и время тянулось бесконечно. Немного утешало, что сидел я по-прежнему рядом с Вовкой. Хотя “классная” Светлана Васильевна и сказала (виноватым голосом, из-за чего мне захотелось провалиться сквозь пол), что разрешает мне вернуться на прежнее место, к Сашке, но я упрямо отказался и продолжал самоотверженно “нести наказание”. И почти неотрывно глядеть на Любу. Люба иногда поворачивалась и улыбалась мне, а я уже не отворачивался панически, а тоже улыбался, хотя и смущённо, в ответ. Иногда на меня бросал понимающие взгляды и Сашка. Кажется, и Светлана Васильевна наконец тоже всё поняла и больше не пыталась меня “амнистировать”…

Народу в кинозале было совсем немного, фильм был явно не из тех, которые собирают аншлаги. Рядом с нами никто не сел, и когда погас свет, мы с Любой оказались как будто одни в полутьме. Только мы и светящийся экран, всё остальное отодвинулось куда-то очень далеко и стало несущественным.

Фильм действительно, как и предупреждал Олег, “шокировал” нас, причём первый шок мы испытали почти в самом начале. Ну, Сашка! Ну, Олег! Вот это “настоящая любовь”! А билетёрша куда смотрела, когда нас, таких сопляков пропускала?..

Когда на экране показывали интимные сцены, моё лицо так горело, что мне казалось, будто оно светится в темноте. Люба тоже явно была не в себе, сидела замерев, приложив ладони к щекам и не отрываясь от экрана. Но просто встать и уйти, увести Любу я не мог. И дело было вовсе не в совете Олега остаться до конца. Я тогда был ужасно зол на Олега, и мне плевать было на его советы. Просто я впал в стопор, и увести Любу мне казалось делом ещё более невозможным, чем остаться.

Вообще-то я вовсе не был очень уж наивным и стыдливым. Доводилось до этого смотреть кое-что и гораздо “жёстче”. Даже самую откровенную “порнуху”. Дома у некоторых моих одноклассников в отсутствие родителей иногда прокручивалось такое, что… И пару раз я попадал на подобные просмотры. Но одно дело –глазеть на постельные сцены в компании гогочущих пацанов, другое – наедине с Любой! С которой даже встретиться взглядом не мог без смущения. А сейчас!.. Стыдно было ужасно, как будто меня самого показывали на экране, занимающегося этим…

А потом началось самое страшное. По сравнению с которым тот шок от стыда, испытанный нами при показе интимных сцен, ничего уже не значил. Фильм, как сказал Олег, действительно был совсем не детским, но вовсе не только из-за интима.

Большая любовь была не просто большой, она была болезненно большой.

Авария на буровой, несчастье с мужем главной героини, паралич, мысли о смерти… И уверенность несчастной женщины, что всё это – из-за неё, что это Бог так своеобразно выполнил её дурацкую просьбу не разлучать её с любимым даже на короткое время. И её страшное решение искупить свою “вину”, спасти мужа ценой чудовищной жертвы.

Для меня самое жуткое и непонятное было то, что когда всё это случилось, то есть когда она была уверена, что это Бог в назидание ей изувечил её любимого, она всё равно продолжала с ним, с Богом, разговаривать.

Я подумал, а смог бы я так? И решил, что не смог бы. Такой подлости я бы не смог простить даже Богу. Я сидел и чувствовал, как трясёт вцепившуюся в мою руку Любу. Как самого меня тогда в Крыму, когда я вцеплялся в руку Олега. И я вспоминал горькие слова Олега, сказанные им тогда про Бога: “Кто мы для Него? Люди, созданные по Его Образу и подобию, или амёбы, пожирающие друг друга, пауки в банке, бактерии?.. Не знаю…”

Сколько ни умоляла главная героиня жестокого Бога, чтобы он пощадил её мужа, тот оставался неприступным. Только после того, как она, истерзанная маньяками, умерла, только тогда этот Бог “смилостивился”. И – чудовищная концовка: в небе звонят колокола, и исцелившийся, поднявшийся на ноги вдовец умилённо улыбается, слушая этот Божественный звон. Раздающийся в честь его самоотверженной жены.

Люба ещё в кинозале ухватилась за мою руку и стала плакать. И когда мы выходили, так и держала меня за руку и плакала, отворачивая покрасневшее, ставшее беззащитным лицо. Мне хотелось обнять её, но для этого надо было вырвать руку, поэтому я просто бубнил Любе что-то успокаивающее.

Как я ненавидел в тот момент Сашку и Олега! И как был благодарен им!.. Мне казалось, что после этого фильма мы с Любой уже не сможем быть чужими друг другу. У нас тоже будет большая любовь. Но не такая трагичная, как в кино. Мы тоже оба будем готовы на любую жертву ради друг друга, но этих жертв не понадобится, всё у нас будет хорошо. Меня очень тянуло сказать всё это Любе. Но я не сказал, постеснялся…

Максим

Люба Озерцова

В Максима я влюбилась ещё в начале шестого класса. Сразу после того случая, о котором сам Максим наверняка сразу же забыл, а я буду помнить всю жизнь.

В тот день, в тёплое сентябрьское воскресенье, Светлана Васильевна вывезла наш шестой “Б” “на природу”, в парк на Острове. Мы очень весело проводили время, мальчишки бесились, бегали, боролись, кричали, слегка задирали нас, а мы, девчонки, не очень-то от них отставали. Светлана Васильевна старалась нам не мешать, не останавливала наши шумные игры, только всё время просила, чтобы мы были “поосторожнее”.

Нам повезло с нашей “классной”. Не то, что “ашникам”. Тем досталась настоящая мымра, хоть и молодая. Как она ненавидела детей и школу! И свою судьбу, из-за которой ей приходится в школе работать… Орала она так, что слышно было даже в нашем классе, через толстую стенку. Всё время вызывала родителей и только жаловалась, никогда ни про кого не сказала ни единого доброго слова, советовала родителям, даже требовала “срочно принять решительные меры”, иначе “будет поздно”. И некоторые родители – “принимали меры”, причём не только к мальчишкам.

Моя подруга с детского сада Оксана, попавшая в “А” класс, по секрету жаловалась мне и даже плакала, рассказывая, как ещё в прошлом году её мама по требованию “классной Мымры” первый раз в жизни взяла в руки ремень. Из-за того только, что Оксана тихонько подсказала что-то своему соседу по парте. И это вызвало истерику “классной”, вызов мамы и последующее “воспитание” дома ремнём. А мальчишкам, тем из-за неё вообще доставалось дома очень сильно и часто. Неудивительно, что весь их класс всей душой ненавидел свою “руковоительницу”. Из кличек, которые ей придумывали, “Мымра” была, наверное, самой мягкой и приличной.

Наша Светлана Васильевна почти никогда на нас не жаловалась, родителей вызывала редко, даже не вызывала, а приглашала, и не записью в дневнике, а обычно по телефону. И в разговоре с родителями больше хвалила нас, рассказывала, какие мы способные, старательные и добрые, советовала родителям чаще нас, таких хороших, хвалить и не в коем случае не обижать. И мы, особенно девчонки, да и мальчишки тоже, старались ещё больше ей понравиться, стать ещё лучше, чем она о нас говорит.

Бывало, что и Светлана Васильевна повышала на нас голос, когда мы чересчур расходились (а это случалось, потому что её мы нисколько не боялись и чувствовали себя на её уроках “раскованно”). Но никогда не было такого, чтобы она орала на нас с ненавистью, как Мымра на своих “ашников”. Светлана Васильевна любила нас, даже когда мы баловались, и скрыть этого не могла, даже когда пыталась кричать на нас. Поэтому мы всерьёз никогда на неё не обижались. А она на нас – тем более.

Но директриса почему-то считала именно Мымру образцовой учительницей и классной руководительницей, болеющей за дисциплину и успеваемость в своём классе. А наша Светлана Васильевна якобы “совсем нас распустила, всё добренькой хочет показаться”, и что мы “совсем встали на голову”. Хотя учились мы как раз гораздо лучше “ашников”, и учителя-предметники говорили между собой (а мы, естественно, слышали, разве от нас можно что-то утаить), что в нашем классе “проводить уроки – одно удовольствие”. Тогда как класс “А” “приучен к палочной дисциплине, к окрикам и угрозам, и только их и понимает, а человеческие отношения с ними наладить невозможно”.

Мы любили выбираться куда-нибудь с нашей “классной”, и ей, по-моему, тоже это нравилось. Вот и в то воскресенье было здорово, шумно и весело, тепло и солнечно – и на улице, и на душе. Но именно в тот день со мной едва не случилась беда. Когда я вспоминаю про тот случай, мне даже сейчас, спустя несколько лет, становится зябко и пусто внутри.

Мы всё время крутились неподалеку от Светланы Васильевны, рядом с ней было хорошо и интересно, она часто хвалила кого-нибудь за ловкость или за что-нибудь ещё, а кому не хочется в одиннадцать лет лишний раз услышать похвалу от любимой учительницы?