Цена тревоги - Жильбер Галлерн

— Чудесный кофе!

Она благодарно улыбнулась.

— У вас, наверное, была нелегкая жизнь.

Он увидел, как в уголках ее глаз заблестели слезы, и взмолился про себя, чтобы она не расплакалась. Он никогда не знал, как себя вести с плачущей женщиной.

Она снова пожала плечами — этот жест так подходил ей, будто выражал ее жизненную позицию, — и сжала зубы, чтобы сдержаться перед незнакомцем.

— Я привыкла…

— В детстве вы ладили с Мартином?

— У нас пять лет разницы, мы не играли вместе.

— Пять лет… Моя сестра младше меня на шесть. Это было просто чудесно. Конечно, я чувствовал себя старшим, но ужасно ответственным. Я всегда заботился о ней…

Норбер, который на самом деле был единственным ребенком в семье, увидел, как Женевьева снова вся сжалась при упоминании о детских годах.

— Мартин не такой.

— У вас были с ним проблемы?

Из глубины квартиры донесся какой-то шум.

— Мама просыпается, вам лучше уйти. Все равно мне нечего больше вам рассказать. Мартин пошел работать, когда ему исполнилось шестнадцать, и с тех пор мы не часто видимся.

Она говорила торопливым, прерывистым тоном, словно ей срочно нужно было уйти.

На этот раз Норбер взял ее за руку:

— Благодарю вас за ваш рассказ. Мне это очень помогло. Вы, случайно, не знаете кого-нибудь, кто мог бы мне рассказать о его дальнейшей жизни?

Он сжимал ей запястье, она была сейчас так похожа на птицу, которая хочет улететь, не понимая, что привязана к ветке веревкой.

— Нет, не знаю. Я же вам сказала, что мы с ним не часто видимся.

— Вы уверены? Он не встречался с какой-нибудь женщиной, девушкой? С кем-то, кто знал его вне семейного круга, кто мог бы мне рассказать о нем?

— В лицее он был влюблен в девушку…

— О! Вы знаете ее имя?

— Это не имеет значения, она умерла. Потом он пошел работать, и я ничего не знала о его личной жизни.

Снова раздался шум в отдаленной комнате, Женевьева бросала в ту сторону встревоженные взгляды. Норбер даже подумал — может, сам Мартин Лансуа прячется там, в темноте коридора, слушая их разговор. Но нет. Это парализованная старушка звала свою дочь:

— Женевьева? С кем ты разговариваешь? Кто там? Это Мартин?

— Уходите, — прошептала Женевьева. — Она не должна знать, что я с вами говорила, она мне не простит.

— Имя, всего одно имя…

— «Страшный Суд».

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Это бар напротив Дворца правосудия, в Пуатье. Там собираются полицейские. Мартин ходил туда, когда работал в полиции, там я всегда могла его найти. Не знаю, ходит ли он туда сейчас. Там вам могут рассказать о нем. Но не говорите, что это я вас туда направила!

Норбер выпустил ее руку.

— Благодарю вас, — сказал он.

Она подтолкнула его к выходу, открыла дверь, и он оказался на лестнице.

— Женевьева! Кто там?

Дверь бесшумно закрылась. Норбер услышал, как женщина ответила, что это говорило радио. Он еще раз посмотрел на картонку на двери. «Мадам Флёр Лансуа и ее дочь».

Тихий маленький ад.

52

Небо нахмурилось. Накануне еще было солнечно, а с утра набежали темные тучи, закрыли солнце, казалось, скоро пойдет дождь. Николь подумала: «Хорошо бы дождь не начинался до окончания похорон. День и так выдался мрачный, а если еще и погода испортится…»

Луиза, выпрямившись, стояла рядом с ней, словно памятник скорби, глаза у нее были красные. Николь было очень ее жаль, она обняла старую женщину за плечи и притянула к себе. Служанка повернула к ней голову и посмотрела на нее. Глаза ее были сухи, но в них таилась глубокая печаль.

— Если я что-то могу для вас сделать…

— Я знаю… Спасибо…

Словно нехотя, кортеж тронулся с места. Николь отпустила Луизу и посторонилась. Луиза со своей дочерью и зятем пошла за катафалком.

Николь не могла поверить в случившееся. Как же Жозеф утонул в таком мелком месте? И зачем ему понадобилось переходить ручей, чтобы вырвать траву на другом берегу? В этом не было никакой необходимости! Скоро начнется зима, и несколько сорняков вокруг водопада совершенно им не помешали бы. Но нет, он начал вырывать траву на одном берегу, бросая ее на землю, потом увидел сорняки на другом и решил, что от них тоже нужно избавиться. Дальнейшее несложно угадать: он переходил ручей, прыгая с камня на камень, поскользнулся, упал, потерял сознание и захлебнулся в ручье тридцати сантиметров глубиной. И это за несколько месяцев до пенсии… Как глупо.

Николь никак не могла примириться с такой несправедливостью. Она вздрогнула от бессильной ярости. Даниель, который шел рядом, обнял ее за плечи, как несколько минут назад она обнимала Луизу. Он ничего не сказал, но ей стало немного легче.

Рядом в молчании шагали Матьё и Хлоя. Дети настояли на том, чтобы проводить Жозефа в последний путь, и сегодня не пошли в школу. Они были потрясены смертью человека, которого знали с рождения и которого воспринимали скорее как дедушку, чем как слугу. Эта внезапная смерть заставила их повзрослеть сразу на несколько лет. Они поняли, что взрослые не вечны, что смерть — не просто сцена из фильма, после которой актер идет на следующие съемки.

Хлоя не могла сдержаться во время панихиды в церкви, и по щекам ее текли слезы.

Что касается Матьё, он держал себя в руках. Утром он настоял на том, чтобы надеть свой самый лучший костюм, сказав, что Жозеф заслуживает того после всего, что для них сделал. Мальчик сжимал зубы, и Николь видела, что он еле сдерживается, чтобы не заплакать. В который раз она с огорчением убедилась, что ее сын уже не ребенок, скоро он станет совсем взрослым. А он ведь еще мальчик… Надо ли, чтобы двенадцатилетний подросток уже умел скрывать свои чувства, не плакать, когда ему грустно? Николь не нравилось думать об этом, и она вновь посмотрела на катафалк.

Луиза и ее родственники следовали за гробом, с ними шел священник, потом сами Берже, а за ними — окрестные землевладельцы и сельские труженики. Николь не знала, что Жозеф был знаком с таким количеством людей, что дружил с ними. Их лица были грустными, лбы нахмуренными, все думали о злой судьбе, которая настигла их друга как раз в тот момент, когда он готовился немного пожить для себя.

Шествие, которое Николь показалось бесконечным, хотя кладбище находилось всего в двухстах метрах от церкви, наконец завершилось, и все окружили могилу, приготовленную для Жозефа. Николь заметила краем глаза, как кто-то подошел к Даниелю. Это был Мартин, одетый в черное. Он был не в очень хороших отношениях со слугами. Но у него хотя бы хватило такта одеться соответственно случаю.

Он что-то говорил Даниелю, который рассеянно слушал его, и Николь тоже стала прислушиваться.

— …надо будет его кем-то заменить. Я как раз знаю пару, которая ищет работу. Это приличные люди. Я уже говорил о них вашей жене.

Николь почувствовала, как по спине у нее пробежала дрожь. Вся ярость, которая накопилась в ней против злой судьбы Жозефа, вдруг выплеснулась наружу, и она еле сдержалась, чтобы не закричать, чтобы не вцепиться в глаза этому типу. Но она только прошептала сквозь зубы:

— Только не сейчас, Мартин. Встаньте на место или уйдите с кладбища!

Шофер вздрогнул, словно от удара хлыстом. Он бросил на нее яростный взгляд, хотел что-то ответить, но, видимо, счел, что здесь действительно не место. Сжав губы, он кивнул и отошел на несколько шагов.

Матьё, стоявший в нескольких шагах от Николь и Даниеля, находившихся ближе к могиле, с минуту колебался, встать ли ему рядом с ними или во втором ряду. Наконец он выбрал второе и встал рядом с Мартином, с другой стороны, как раз напротив родителей. Николь словно кольнуло в сердце, и она чуть не позвала его к себе. Но тут она почувствовала в своей руке маленькую ручку. Опустив глаза, она увидела, что Хлоя смотрит на нее умоляющими глазами. Она сжала в руке тонкие пальчики, и девочка улыбнулась ей грустной улыбкой.

Луиза не сдержалась и заплакала, уткнувшись в плечо своей дочери, которая тоже плакала. Зять, казалось, не знал куда деваться, а священник в это время окроплял гроб святой водой.

Потом все подходили и выражали свои соболезнования. Затем все пошли к машинам, оставленным около церкви. Все, кроме Берже. Мартин ушел на минуту раньше и подогнал машину к выходу с кладбища. Николь это не понравилось, ей показалось, что они продемонстрировали таким образом непочтение к покойному.

Матьё сел на место рядом с шофером, а Николь и Даниель устраивались сзади. Сидя между ними, Хлоя прижималась к матери, держа за руку отца, словно боялась, что они сейчас исчезнут.

Путь домой прошел в молчании. Даже Матьё, обычно очень говорливый и любивший задавать вопросы насчет автомобилей, в этот раз молчал.

Когда «мерседес» остановился около замка, Николь вышла из машины с чувством облегчения и стала подниматься по ступеням.