Выбравший тень - Андрей Руб

— Просто я читал в детстве много. Собаки там, есть?

— Были! Но теперь нет.

— Охрана?

— Стража периодически проходит, внутри трое слуг и два охранника.

Дождавшись темноты, мы двинулись на дело. Неплохо живут судьи. Домик в центре города, и огородик в двадцать соток. Тролль, играючи перебросил нашу троицу на ту сторону забора.

Кругом тихо и мы двинусь, на простое дело по отъёму неправедно нажитой собственности. Итор открыл замок и мы тихо, разложили пучки травы по углам. Подожгли и вышли, тихонько прикрыв за собой дверь.

Интересно, успеем забежать и открыть окна?

Успели! И выскочили обратно. Вскоре дым рассеялся, и мы смогли войти и приступить к вдумчивому потрошению тайничка.

Прежде чем назначить виноватых, спроси, есть ли добровольцы?

Опять интересный факт.

Существует расхожее мнение, что при испуге страус закапывает голову в песок.

Расхожее мнение о том, что страусы прячут голову в песок, спасаясь от хищников, берет начало в работах Римского ученого Плиния — старшего, (в четырех томах — Всемирная география) в записях которого читаем: «страусы представляют, что когда они засовывают голову и шею в землю, все их тело кажется сокрытым». На самом деле, страус просто наклоняет голову, чтобы быть меньше уязвим.

Глава 5

Проезжательная

Самым страшным предметом,

следует признать дверь туалета изнутри

— увидев её, люди сразу делают по большому.

Прихватив золото судьи, мы поехали дальше. Было там несколько женских побрякушек и семьдесят монет золотом. Ну что сказать о дороге, ехали мы грязные, слегка вонючие, пропахшие дымом костра. Движение по ней было, не то что бы сильно большое, но и назвать тракт малоезжим, как-то не поворачивался язык. Несколько раз подворачивались деревеньки, но их вид откровенно внушал опасения, своей антисанитарией. Несколько было заброшенных. Попалось несколько замков местных феодалов, пара сборщиков подорожной или мостовой подати. Глядя на этих убогих, хотелось им просто подать.

Иногда вспоминались «собачки», оставленные в замке, которых с таким трудом удалось убедить остаться.

Гоша, проклиная меня втихомолку, был вынужден каждое утро и вечер, заниматься зарядкой и водными процедурами (по возможности). Чего у него не отнять, так это способности часами полировать и начищать оружие. Арбалет его — несколько раз пригодился, когда он выцелил среди веток, какую-то мерзко завопившую при нашем приближении, птицу. И как законный итог — она украсила своей откормленный тушкой, вечерний кулеш.

Все его стали хвалить, втихомолку прикалываясь, после чего морда непривыкшего к такому отношению гоблина, становилась цвета молодой листвы. Видимо шутливые похвалы, задели тонкую и ранимую душу тролля и он тоже решил получить свою порцию лести. На очередном привале он, смущаясь поведал, о своём горячем желании разнообразить стол мясом, каковое он обязуется принести с охоты, куда и собирается немедленно отбыть.

Мое разрешение было получено и пока еще солнце не опустилось за горизонт, прихватив свою любимую дубину, он двинулся в пеший поход, за мясом.

Сварив кашу, в которую Стора добавила какие-то травки и корешки, мы поели и оставили охотнику его порцию. Получалось варево в походных условиях, у девчушки весьма аппетитно. Любознательный гоблин внимательно запоминал все добавки и запоминал все рассказанное ею, о травах. После того, как я проговорился о своем желании тоже поучиться магии, она пыталась разговорить меня под разными предлогами о том, чем я владею.

После ужина, по привычке распределив вахты и рассказав, какой-то бородатый анекдот, заставивший народ смеяться минут десять, так и не дождавшись тролля с охоты, все угомонись.

Проснуться меня заставил дикий визг. Это был крик души, насилуемого хряка, в кромешной темноте кем-то спутанного с самкой. Через секунду, он повторился, но теперь ему вторил визг со стороны часового и раздававшийся почему-то сверху. В той стороне, где мы оставляли его сторожить. Видимо часовой испытывал те же ощущения, что и ранее протестовавший против насилия. Пнув ногой кучу хвороста в тлеющие уголья, с топором в руках, я прижался спиной к дереву, готовясь подороже продать свою жизнь.

Странно, но Итор, сидел в свете разгорающегося костра совершенно индифферентно и почесывался, глядя на суету в нашем маленьком лагере. Мгновение подившись на столь странную реакцию, я заметил, что кроме меня, на ногах никого нет.

— А чего…, - начало вопроса, перекрыл визг из-за моей спины. Мгновенно обернувшись, я увидел что-то, барахтающееся в мешке. Это что? — спросил я, указывая на него.

— Это крикун, милорд.

— Кто?

— Крикун. Он абсолютно безопасен, но голос у него сильный. Он так, защищается….

Поблизости раздался треск, а затем рев, который был намного ниже: — Пошла вон скотина!

— Он говорящий?

— Нет. Это тролль.

Пару раз вслух высказав своё доброе отношение к происходящему, я закончил тем, что спросил: — Где часовой?

Подскочив десятник, метнулся с бойцом в темноту проверить часового. Через десяток секунд раздался какой-то голос, после чего раздалось гомерическое ржание.

Когда они вернулись, картина прояснилась.

Добрейший души Гмырт, вернулся с охоты, когда все уже спали, и оставив живую добычу в мешке, аккуратно лёг спать. Добычей оказался этот самый крикун — животное, похожее на енота, с непомерно раздутой грудной клеткой. Тролль, как оказалось, приволок самку, а за ней по следам пришел и самец. Первый вопль разгневанного супруга, раздался в темноте около меня. Второй прозвучал около часового, заставив его с похвальной быстротой взлететь на ближайшее дерево и ответить любвеобильному супругу, своим криком радости. Подскочивший от криков тролль, спросонья кинулся на звук, прокладывая на своем пути, целую просеку.

— Вагшар, отпусти скотину, — я показал ближайшему воину на трепыхающийся мешок.

— Да, милорд.

Взревывания и треск вокруг стоянки не стихали, изредка прерываемые ревом, обманутого в своих сексуальных домогательствах самца.

— Гмырт иди сюда, — проорал я в темноту. А вы не забудьте его похвалить за мясо и прекрасный отдых на природе, — и я показал воинам кулак. Через минуту, до первого из недоуменно переглядывающихся, дошло. Раздался первый робкий смешок, потом второй….

И в темноту понеслось: — Охота закончена!