Кайа. История про одолженную жизнь (том Четвертый, часть Первая) (СИ) - Александр Коробочка

Интересно все-таки, кто же этот художник…?

Как бы то ни было, но барышне Вениаминовой теперь точно кранты. Выживет она или же нет, ее в любом случае станут судить. Как минимум уже потому, что Филатовытакоеспустить на тормозах никак не смогут. Публичное обвинение меня в покушении на особу из царской Семьи! Учитывая то, как в России любят и почитают Государя…

— Чего здесь может быть смешного, Кайа? — с каким-то ожесточением в голосе поинтересовалась Ия. — Это же…

— Ия! — перебил ее я, а затем поведал о том, что именно произошло на самом деле, особенно «подругу Ию» заинтересовал мой револьвер.

— Это просто уму непостижимо! Ну ты, ешкин кот, даешь! Ты, и правда, словно книжная героиня! Но, Кайа, если все действительно так, как ты говоришь, а поводов не верить тебе у меня нет, то… Чем думали служащие «Светских хроник», всякие там редактора, разрешая публиковатьтакое? Они там, что, всей редакцией с ума посходили? Не знаю никого, кто по доброй воле захотел бы поссориться с твоей Семьей, и это не говоря уже о том, чтобы публично, на всю страну, использовать в своей гнусной лжи родственников Государя.

— Нет, Ия. Не посходили. «Светские хроники» — одно из тех немногих виртуальных изданий, откуда люди незнатного происхождения черпают «обжигающую правду» о том, что творится в дворянском сословии. Ну, ты и сама это знаешь. Как думаешь, сколько людей читают эту газетенку?

— Ну-у-у… — задумавшись, подруга приложила пальчик к губе. — Много, Кайа. Просто дофига!

— Эти самые «Хроники» — так называемый «сливной бачок». Там подают определенные события под нужным углом, формируя общественное мнение таким образом, каким это необходимо неким уважаемым людям. За деньги. За огромные деньги. А может, и не только за них…

— Чересчур заумные слова из твоих уст звучат слишком забавно. — хмыкнула Ия. — Но это только твои предположения, знаешь ли. Я вот, например, ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь подал на них в суд.

— Ну, во-первых, я лишь четырнадцатилетняя барышня, еще не слишком много смыслящая в жизни, так что вполне могу добросовестно заблуждаться, хотя и уверена, что в данном случае совершенно права. А во-вторых, в суд на них не подавали потому, милаха, что откровенной лжи, до сегодняшнего дня, по крайней мере, они не публиковали. Наверное. — пожав плечами, ответил подруге я.

— Если ты права, Кайа…если права, то у меня не получается представить…а представить я могу много, очень много…сколько мог бы стоить подобный поклеп на тебя. Да еще и со втягиванием во все это великого князя. Это не фунт изюму, знаешь ли, это очень серьезно. — задумчивым тоном произнесла подруга, заметно уже успокоившись. — «Светским хроникам» теперь почти наверняка каюк…

Кайа не должна была выжить в тюрьме. Оговорив себя на камеру, она обязана была навсегда исчезнуть из мира живых. — еще неделю назад осознание подобного факта привело бы меня в невообразимый ужас на несколько дней, а сейчас же лишь прошлось холодком по спине, словно бы у бывалого солдата, мимо которого просвистела очередная пуля. — Страшно даже представить то, от чего меня спасла царская любовница, и что мне было уготовано «любящей» бабушкой и прочими многочисленными «доброжелателями». А затем (а возможно, что и сначала) скончался бы папаня. После чего, быть может, что и в тот же самый день, к нам с папаней на «том свете» присоединилась бы и матушка, со своим еще нерожденным сыном. Готов поставить рубль на то, что план у наших недругов был именно такой. В один день ликвидировать и Главу Филатовых, и всех членов его «ячейки общества». Именно под подобный сценарий и настраивалось общественное мнение вбросом в «Светских хрониках». Даже если пресс-служба царской Семьи даст затем опровержение этому художеству, пасту обратно в тюбик уже не запихнуть. Ложечки, как говорится, найдутся, а вот осадочек останется. Ловко сработали, а главное, как быстро! У нас, и правда, чрезвычайно неприятные оппоненты и их никогда нельзя недооценивать, иначе… Да, у недоброжелателей была вполне подходящая цель, чтобы даже пожертвовать таким во всех смыслах могучим инструментом, как «Светские хроники».

И даже если у них не получилось упечь меня за решетку, по крайней мере, пока, рассчитывать на то, что план с убийством Кайи и ее приемных родителей из-за этой неудачи перестал исполняться — неразумно. Уж слишком удобный момент для них сейчас выпал, да и средств, помимо этих самых «Хроник», наверняка уже потрачено немало, чтобы вот так вот запросто свернуть всю лавочку. Не говоря уже о том, что против нас действуют люди, движимые не только чистой логикой, но также еще и фанатичной ненавистью, та же бабка, например…

— Блин! Какая же я все-таки…м-м-м! Иной раз зла на себя не хватает, извини! У меня совсем из башки вылетело узнать, как себя чувствует твой отец… — вывел меня из состояния задумчивости жалобный голос подруги, мило наморщившей свой лобик.

— Извиняю! — добродушно махнул рукой я, а затем произнес, состроив серьезное выражение на физиономии. — Папа жив, что для человека, которого ударили рапирой в печень, уже хорошо. Его прооперировали и сейчас он в медикаментозном сне. Доктор сказал, что через некоторое время папа поправится. Такие вот дела…

— Слава богу, что он жив. Я поставлю свечку за его здравие. А… — начала было Ия.

— Вениаминова? — поинтересовался я, перебивая подругу.

— Уху. — ответила Ия. — Вениаминова… Жива?

— Пуля, которой я стреляла, очень гадская… Я не знаю, Ия, что сейчас с этой барышней. Честное слово. Хотя и надеюсь, что она все-таки не умерла…

— Ясно… — Ия закусила губу, а затем с надрывом в голосе продолжила. — Но знаешь, так ей и надо! Это же подло и низко поступать так, как поступила она!

— Убитый моим папой человек был ее братом, Ия… — я пожал плечами. — Ее поступок понять несложно, и я ее, если честно, не могу осуждать. Я просто не дала ей довести до конца задуманное. Ладно, черт с ними, с Вениаминовыми этими, мне…мне необходимо…мне нужно кое-что тебе сказать…

— Чего? Чего? — Ия скорчила забавную физиономию.

— Знаешь, это хорошо, что мы сейчас говорим по телефону… — начал я.

— По телефону? Что это? — подруга удивленно захлопала ресницами.

— Видеофон, конечно, я имела в виду по видеофону… — поправился я. — Я нервничаю, извини.

— Ты иногда такие забавные словечки выдумываешь… — Ия улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки, а затем поинтересовалась. — Так почему, по-твоему, хорошо, что мы говорим по видеофону? Ничего это не хорошо! Я вот, например, соскучилась по тебе, милая моя, так что хоть сейчас готова сорваться и ехать в Петербург. Вообще-то, я уже и вчера, и позавчера была готова…

— Ия, я… — у меня не получилось совладать с эмоциями и мой голос получился хриплым. — Я сейчас!

Навернув два круга по гостевому покою, и, налив затем воды из графина, стоявшего на декоративном столике, я изо всех сил унимал бешено колотящееся сердце и не в меру расшалившиеся эмоции.

Мне опять необходимо делать выбор. Прямо сейчас!

Я должен (обязан!) буду сделать сейчас то, чего до этого не делал никогда. И самое главное, что делать этого я категорически не желаю! Я должен буду прямо сейчас прекратить все отношения с барышней, которую искренне люблю. И, что еще хуже, которую черт дернул взаимно полюбить меня…

Прекратить, да. И сделать это таким образом, чтобы более нас уже ничто не связывало. Чтобы всем тем, кто желает Филатовым вообще, и в частности мне, хотя до меня, уверен, они и не доберутся, «всего наилучшего», не пришла в голову дурная мысль попробовать отыграться на той, кто безмерно дорог мне. На моей Ие. На этой моей безобидной чудачке.

И я знаю, что, потерпев неудачу, враги мои в порыве своей бессильно злобы обязательно попробуют сделать это. Убежден в этом. Почему? Предчувствие. Интуиция, которой я доверял всегда, и особенно теперь.

Моя неизбежная судьба, похоже, что не предполагает человеческого счастья. Во всяком случая, в какой-либо обозримой перспективе.