Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич

– Мне попервой тоже так казалось, когда из дома выходил, – сказал я. – А вы попробовали бы походить с ним часок-другой. Тоже захотели бы от него хоть на время избавиться!

– Ну… может быть.

– Правду вам говорю!

– Но ты точно за ним вернешься? – спросил Жидков.

Он огляделся по сторонам, будто хотел убедиться, что я пришел к нему без сопровождающих.

– Конечно! Тут же все мои вещи! И книга!

Я затолкал в карман бумагу с «адресом тетки».

– Какая книга? – спросил Жидков.

– Про Павку! – сказал я. – Про Павку Корчагина!

Провел платком под носом.

– Завтра, как токо станет светать, – заявил я, – буду уже у вас, дядечка. Вот увидите! Обещаю!

От тридцать восьмого дома я уходил едва ли не вприпрыжку – изображал резвого молодого остолопа. Чувствовал между лопатками пристальный взгляд Каннибала. Не сомневался, что Рихард Жидков смотрел мне вслед сквозь прорехи в штакетнике своего забора и уже строил относительно меня планы – не менее коварные, чем мои. Я улыбался, шагал от одной тени дерева к другой. Шаркал по земле подошвами обуви, сбивал носами туфель верхушки трав. Не оборачивался. Чтобы не спугнуть удачу и убийцу.

Историю о том, как спутали улицы Ульянова и Ульяновскую, мне в той, прошлой жизни рассказала Людмила Сергеевна Гомонова. Вот только в ее рассказе фигурировал не деревенский мальчик, а доставленное по неверному адресу письмо (почта умела чудить что в России, что в СССР). Папа Людмилы Сергеевны решил тогда лично исправить недоразумение, отправился на другой конец города. Там он обнаружил улицу, похожую на улицу Александра Ульянова даже внешне, вручил адресатам заплутавшую корреспонденцию.

К дому Каннибала я отправился по нескольким причинам. Во-первых, хотел разведать, напрасно ли я тратился на вечерние поездки к таксофонам, взглянуть, не откопали ли служители правопорядка под окнами Каннибала человеческие кости. И если мои догадки о бездействии милиционеров оправдаются (а они оправдались: убийца-людоед остался на свободе), последовало бы «во-вторых». И оно случилось. Я обманом проложил себе путь в жилище Рихарда Жидкова: не врываться же к нему в дом с криком: «Работает ОМОН!».

Я подумал, что если Рихард Львович Жидков действительно тот, кем я его считал, то он непременно клюнет на мою приманку. Рассудил, что настоящий убийца-каннибал непременно воспользуется возможностью заманить в свои ловчие сети придурковатого деревенского парня, которого никто не станет в доме Жидкова искать. И который буквально напрашивался стать очередной жертвой… а возможно, и обедом. Я надеялся, что Жидков меня не подведет. И тот оправдал мое доверие – во всяком случае, я в это уверовал.

Мой чемодан стал связующей нитью между убийцей и жертвой. И моим ключиком к дому Каннибала. Я специально упомянул о том, что оставлю вымышленную тетю в неведении относительно своего завтрашнего визита в дом Жидкова. Намекнул, что о моем завтрашнем походе на улицу Александра Ульянова, дом тридцать восемь никто не узнает, искать меня там не станут. А значит, убийце оставалось только захлопнуть за моей спиной ловушку. Но прежде ему придется меня в нее впустить.

Самая легкая добыча – это та, которая мнит себя охотником.

Я надеялся, что в данном случае добычей мне стать не придется.

– Усик, погоди! – окликнула меня вахтерша.

Я замер, отойдя всего на пару шагов от приоткрытого окошка. Вдохнул уже ставший привычным запах хлорки. Посмотрел сквозь стекло на чуть полноватую, крупную, румяную женщину, ожившую иллюстрацию к словам «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Та махала мне рукой, призывая подойти ближе. Махала активно – закрепленные на стекле листочки с записями трепыхались и шелестели. Привлекла мое внимание, указала на дверь, что вела в комнату вахтеров.

– Усик, зайди.

Я почему-то решил, что снова услышу лекцию на тему того, что должен оставлять ключ от комнаты перед уходом из общежития на вахте. Устало вздохнул. Я не испытывал желания затевать спор после часовой тряски в салоне автобуса, пропахшем потом и выхлопными газами. Чего я сейчас хотел, так это поесть, помыться и завалиться на кровать с учебником немецкого языка в руках. Но проигнорировать просьбу вахтерши не решился: пытался поддерживать хорошие отношения с дежурившими у входа в общежитие женщинами.

Заглянул в каморку вахтеров, уловил там излишне резкий запах духов, аромат свежезаваренного чая и запашок выпечки (беляшей?). Мой желудок жалобным урчанием напомнил о том, что мы с ним еще не ужинали. Я сглотнул слюну, бегло осмотрел тесную дежурку. Отметил, что в комнате царил идеальный порядок: каждая вещь лежала на своем месте – не валялась, а именно лежала (стопка журналов «Огонек» на столе, стакан с карандашами, ни единой крошки на столешнице).

Пробежался взглядом по окну без решеток, но с пышными цветами на подоконнике.

«Герань, или пеларгония?» – промелькнул в голове вопрос.

Слышал названия этих цветов от бывшей жены – та мечтала украсить наш дом цветущими растениями, но так этого и не сделала. Сам же в комнатных растениях я плохо разбирался (в прошлой жизни не находил времени ухаживать за ними, предоставлял эту честь подружкам и секретарям), разве что был способен отличить фиалки от кактусов.

Вахтерша заметила мой интерес к растениям.

– Любишь цветы? – спросила она.

– Всегда хотел выращивать их. У себя дома.

– Какие твои годы, Усик, – сказала вахтерша. – Парень ты с виду толковый. Будут у тебя и дом, и цветы на подоконниках.

– Очень на это надеюсь, – сказал я.

И тут же исполнил обязательную программу (назвал вахтершу по имени-отчеству, отметил, как великолепно она сегодня выглядела – как и всегда; восхитился запахом духов женщины). Поинтересовался, как поживают дети вахтерши: нравится ли ее сыну ходить в школу, не болит ли горло у дочери – та простыла на прошлой неделе (переела мороженого). В общем, заработал несколько гирек на правильную чашу весов, о которых упоминал Пашка Могильный.

– Ох, и сладкоголосый же ты парень, Усик! – заявила женщина (румянца на ее щеках прибавилось). – Поешь, как тот соловей. А слова как ловко подбираешь! Я хоть и знала, что врешь, но все равно заслушалась. Развесила уши, будто наивная девица. Молодец. Хоть и не красавец (да какой толк от этих красавцев?), но умеешь ты задурить девкам голову! То-то они за тобой бегают.

– Скажете тоже…

Я изобразил смущение.

– Отродясь девчонки за мной не бегали.

– Ой, врешь, Усик! По глазам вижу, что врешь.

Женщина усмехнулась, покачала головой.

– Я чего позвала-то тебя, скромный ты наш? – сказала она. – Гостинец тут тебе принесли.

Вахтерша, не вставая со стула, дотянулась до полки на стене. Взяла оттуда бумажный пакет, на котором проступили темные жирные пятна. Протянула его мне.

– Что это? – спросил я.

– Пирожки, – сказала вахтерша. – С ливером. По четыре копейки за штуку. У меня такие рядом с домом продаются. Вкусные!

Женщина закатила глаза – изобразила восторг.

– Мне?

Я сунул в пакет нос, от запаха выпечки закружилась голова. Рот вновь наполнился слюной. Почудилось, что еще минута, и я свалюсь от голодного обморока.

– Тебе, тебе, – сказала вахтерша. – На целый рупь девка накупила, не пожадничала.

– Какая… девка?

Я с трудом отвел от пирожков взгляд.

– Черненькая такая, остроносая. Я и имя ее записала. Погодь…

Женщина открыла ящик стола, вынула оттуда толстую тетрадь большого формата. Зашуршала страницами. Отыскала нужную запись, ткнула в нее пальцем.

– Вот, – сказала она, подняла на меня глаза. – Светлана Пимочкина. Знаешь такую?

– Пимочкина? Светка?

Я покачал головой.

– Хорошая девчонка на вид, – сказала вахтерша. – Расстроилась, что не застала тебя. Веселая, говорливая. Симпатичная.

Женщина сурово нахмурила брови.

– Не обижай ее, Усик!

Я сумел сохранить серьезное выражение на лице – не усмехнулся.