Во имя Чести (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Работа у нас была несложная, и заключалась она в патрулировании определённого сектора пространства. Прилетаешь в систему, связываешься с патрульными соседних секторов и с базой, опрашиваешь автоматизированные зонды, в этой самой системе дислоцированные. При необходимости проверяешь какие-то подозрительные сведения, осуществляешь техобслуживание зондов (у которых срок подошёл). Когда всё проверено и нареканий нет, отчитываешься перед базой, опять устраиваешь перекличку с соседями и прыгаешь дальше. В нашем «подшефном хозяйстве» находилось три десятка пограничных систем, в которых располагались только горнодобывающие комплексы, полевые научные лаборатории и четыре космических станции. За четыре месяца мы должны были сделать полный облёт владений, каждый раз в новом порядке, но так, чтобы между двумя визитами к одной и той же звезде прошло не меньше месяца. После каждого цикла давалась неделя свободного времени, за которую был шанс либо наверстать упущенное, либо метнуться в ближайшую обитаемую систему и отдохнуть там душой. И каждые три года экипажу полагалось четыре месяца отпуска. «Чёрная кошка» свой только что отгуляла; собственно, они должны были прихватить меня с Земли, как раз отбывая в свой сектор.

С работой я тоже освоилась быстро. По словам Этьена, нештатные ситуации случались редко, но метко: обычно это бывала или какая-то экстремальная спасательная экспедиция (планеты-то необитаемые, для жизни совершенно непригодные, с тяжёлыми условиями), или стычка с пиратами или контрабандистами (в результате которой патрульные, сообщив в штаб, зачастую или погибали, или драпали; не было у нас ресурсов, чтобы противостоять тяжёлым боевым кораблям).

Что доставляло мне огромную массу проблем, так это сны. Если бы я видела их каждый день, наверное, совсем бы свихнулась и схлопотала что-нибудь вроде раздвоения личности. А так ничего, они посещали меня весьма гуманно и довольно редко, почему-то всегда — после выхода из гипера или перед уходом в него. Удивительно живые, реальные сны, в которых зеленоглазый дориец был рядом со мной. Мы разговаривали, целовались, занимались любовью, и всё это было настолько ярко, как будто происходило наяву. Вскоре я пришла к выводу, что это, очевидно, самое настоящее помешательство, не знаю уж, как оно там называется по-научному. Выданные мне Этьеном книги я тут же, не открывая, удалила: чтобы не расстраиваться лишний раз. Всё равно я не была готова признаться в этом своём состоянии даже отцу и Валерке, что уж говорить о каком-то постороннем враче? Вот когда начну путать сны с реальностью, тогда и подумаю об этом.

Днём моё помешательство проявляло себя слабо и очень редко; днём я относилась к Ингу действительно как к эпизоду из прежней жизни. Правда, ровно до тех пор, пока не сделала одно замечательное открытие: я просто не могу терпеть рядом ни одного мужчину. То есть, дружеские объятья (которыми часто грешил Саймон) меня совершенно не смущали, а вот стоило почувствовать какой-то более личный интерес, и всё. На меня опять накатывала волна отвращения.

Я выяснила это случайно, на нелегальной станции, куда мы прилетели «отдыхать». Отдыхали, к слову, довольно мирно, и никто ко мне не приставал; просто какой-то обаятельный пилот с другого корабля (кстати, тоже военного) пригласил меня потанцевать, когда мы сидели в кабаке. От мордобоя я удержалась (наверное, потому что он не лез целоваться, а просто обнимал чуть крепче, чем следовало, и пожирал глазами), но протанцевать долго не осилила. Заподозрив неладное, поставила ещё пару экспериментов и поняла: мой организм (то есть, подсознание) воспринимает только одного мужчину, находящегося от меня за миллионы световых лет, а к остальным испытывает отвращение.

Говорю же, помешательство.

Недели через две, когда капитан решил, что я со своими обязанностями справляюсь, мы распростились с моим коллегой Алехандро, что я заметила далеко не сразу. Получив возможность избежать своих обязанностей, дабунец с радостью это сделал, и свою каюту почти не покидал, только иногда выползая в пищеблок вяло пожевать чего-нибудь легкоусвояемого.

Потом нас покинули и Хель с Олей, и вот тут я уже всерьёз расстроилась. Если узнать нелюдимого Николая за такой короткий срок было невозможно, то с его невестой мы успели подружиться. Она оказалась очень жизнерадостной и добродушной особой, и мы часто болтали «о своём, о девичьем». В смысле, о мужиках, кулинарии и полостных операциях под местным наркозом. По последнему вопросу я в основном выполняла роль слушателя: Хельга, узнав о втором моём образовании, прониклась идеей поделиться хоть каким-то опытом на тот случай, если она уже улетит, а нового медика нам не пришлют. Но мы обменялись контактами и координатами на Земле с целью навещать друг друга в моменты моего там пребывания.

Некоторое время мы летали очень усечённым составом (как я поняла со слов Этьена, это было нормально в здешних спокойных местах), а потом случилось то, чего я совершенно не могла ожидать.

Правда, началось всё вполне мирно. После сеанса связи с «большой землёй» наш капитан воссиял и всех обрадовал, что нам дают второго пилота. На логичное возмущение команды, что пилот наш и так справляется, а вот медика на борту нет, и без него страшнее летать (особенно мне, которой предстояло выполнять эти обязанности в случае чего), он не менее логично возразил «радуйтесь, что хоть кого-то прислали!». Мы послушно порадовались и вернулись к делам: Дарла с Саймоном сосредоточились на зондах (уход за ними как раз был частью обязанностей механиков-стрелков), а я принялась кроить схему предстоящих перемещений под новую задачу.

По выходе из прыжка меня радостно поприветствовало сообщение о том, что следующая станция заправки, на которую нам предстояло попасть через две недели после трёх коротких прыжков, сообщала о начале ремонтных работ через десять стандартных суток. Более того, отвалилась не только она, а ещё и резервный вариант, внезапно закрывшийся на карантин. Чёртовы станции сговорились, не иначе!

Поэтому я, вместо того, чтобы пойти прогуляться, размять ноги и купить кое-какие мелочи, судорожно допиливала только-только исправленный курс, чтобы учесть в нём внезапные изменения.

Но если после первого короткого прыжка я что-нибудь аналогичное получу от оставшихся в данном секторе двух станций, я точно кого-нибудь убью!

— Вот, знакомься, — раздался в тишине рубки бодрый голос Этьена. — Наш пилот, Макс; ты не смотри, что он на психа похож, пилот классный и вообще по большей части вменяемый, — Макс что-то невнятно пробубнил из соседнего кресла, не вылезая из виртуальности. — А это наш навигатор, на ближайшие полгода — единственный, Варвара. Она тоже, невзирая на наружность, вполне вменяемая. Только, — он заговорщически понизил голос. — На мужиков она нервно реагирует, смотри, не приставай; пилот нам нужен, а лечиться придётся долго!

— Угу, привет, — буркнула я и, не отрываясь от расчётов, помахала рукой.

— Эй, ты чего? — воскликнул кэп, а я почувствовала рывок за запястье той самой руки, которой имела неосторожность поздороваться с новым пилотом. Сила инерции впечатала меня в широкую мужскую грудь, и я даже пикнуть не успела, как рот мне закрыли властным, даже почти грубым поцелуем. — Смертник! — потрясённо ахнул капитан.

Самое смешное, я сначала ответила на поцелуй, — со всей самоотдачей и даже каким-то отчаяньем, — потом возмутилась, и только потом уже сообразила, кто именно меня целует. После этого разумные мысли прыснули из головы в разные стороны, и осталась только одна, обречённо-задумчивая.

Всё, Варвара. Допрыгалась. Шизофрения перешла на новый уровень, теперь глюки начались ещё и днём.

— Кхм. Может, так и надо было с самого начала? — задумчиво проговорил капитан.

— Я пробовал, — грустно вздохнул ещё не представленный Саймон. — Помнишь, чем это кончилось?

— Помню. Может, у неё буйный период прошёл?

— Ты сам-то в это веришь?

Голоса коллег звучали на фоне очень озадаченно и насмешливо: за смехом они пытались скрыть непонимание. Я же пыталась поверить, что это всё-таки не очередной слишком реальный сон, а объективная действительность.