Невыносимый - Аляска Ангелини

Севастьян медленно толкается вперед, но останавливает себя на полпути. Во мне растет потребность начать скользить по его длине. Когда я достигаю головки члена, то позволяю губам обхватить лишь кончик мощного пениса. Ему приходится замереть, и я знаю, чего он ждет: хочет знать, приму ли я его. Вместо этого я провожу языком по нижней части члена, довольная тем, как он дергается под моими губами. Он хочет большего. Внутри меня поднимается волна счастья. Я вдруг понимаю, что мне нравится угождать ему, когда контроль находится у меня. И по какой–то странной причине он мне его отдает.

— Черт. Ты убиваешь меня, детка, — стон, который следует после его слов, почти заставляет меня улыбнуться. Еще один… прилив счастья и необходимость угодить ему становятся очевидны.

Я поднимаю голову и удерживая его член за основание, погружаю длину в свой рот. Удовольствие пронзает меня от каждого толчка его пальцев глубоко внутри моей киски, но я не должна двигаться быстрее. Что–то во мне требует, чтобы он запомнил это навсегда. Я должна быть уверена, что он никогда этого не забудет. Не знаю зачем. Может потому, что у нас никогда не будет возможности повторить это снова. Я, черт возьми, уверена, что он не из тех, кто захочет увидеть, как в будущем я путаюсь с другим мужчиной. Это будет такая потеря для нас обоих, но если этому суждено случиться, то возможно, мы можем разделить сейчас что–то такое, что поможет пройти нам через трудные времена?

— Ты так чертовски хороша, — он совершает глубокий толчок и его пальцы выскальзывают. — Сядь мне на лицо. Я хочу твою киску на своих губах, чтобы пробовать тебя, когда ты это делаешь.

Я перемещаюсь, его приказ выполняется мной без раздумий. Поднимаю свою ногу, на время освобождая член Господина, но продолжая ощущать его вкус. Поглаживая пенис рукой, я снова погружаю его в свой рот. Медленными круговыми движениями языка, я скольжу по нему, делая паузу только для того, чтобы отдышаться, когда язык Севастьяна проходится по входу моей киски.

— Я могу привыкнуть к тому, как хороша ты на вкус, — Господин раздвигает пальцами складочки, и я запрокидываю голову назад, когда он проталкивается внутрь. Стон вырывается из моего горла, я не могу удержаться и впиваюсь в его ногу, двигая своими бедрами. Страсть только подогревает мое желание взять его в рот снова. Дюйм за дюймом я проталкиваю его к задней стенке своего горла, а потом еще дальше, до тех пор, пока он не оказывается так глубоко, что я не могу дышать. Я остаюсь в таком положении, испытывая чувство наслаждения от того, что могу дать ему это.

Приподнимаю голову, а затем опускаю обратно. Повторяя движения, я пытаюсь заглотить его глубже, с каждым разом вырывая из Севастьяна — моего Господина, новые звуки, которые как я знаю, навсегда останутся в моей памяти. Они так сексуальны в своей глубине. Они поглощают меня, но, как ни странно, это заставляет меня чувствовать себя в безопасности и желать, несмотря на то, что он сделал со мной, быть здесь. Я не уверена, куда это приведет, учитывая жестокость, но я знаю, что мне это нравится. Где–то в глубине души это нравится мне даже слишком. Слишком.

— Развернись и ползи сюда.

Я поднимаюсь и разворачиваюсь, чтобы оседлать его талию. В его глазах читается голод, когда взглядом он путешествует вниз по моему телу и останавливается на животе, а я откидываюсь назад и опускаю пальцы на мое собственное имя, вырезанное на нем. Столько всего произошло между нами, теперь у нас обоих есть шрамы, которые останутся на всю жизнь. Как наши имена друг на друге повлияют на наше будущее? Он тянется ко мне и кладет на себя, очищая мой разум от всего.

— Что же мне с тобой делать, рабыня?

Мой Господин временно возвращается… ну или не совсем он. Его голос звучит иначе, но взгляд Севастьяна пристальный и глубокий. Кого в этот момент я хочу больше? Я в замешательстве. Так же, как я хочу одного, точно так же я хочу и другого. Я не признаю что–то среднее, и это волнует меня сильнее, чем я хочу в этом признаться. Его вопрос беспокоит меня больше всего. Внезапно я понимаю, что у меня нет ответа, и я не уверена почему. Я знаю, что должна буду его покинуть, но что будет ждать меня там, когда мне придется уйти? Я снова провалюсь в глубокую депрессию? Буду оставлена наедине с преследующим меня прошлым и желанием убить себя снова и снова? Хотя мне нравится думать, что этого не произойдет, сама мысль об этом пугает меня.

— Я не знаю, — шепчу я. — Я… — моя голова дрожит, и он протягивает руку, чтобы привлечь меня к своей груди. Власть, которую он источает, когда руки Господина оборачиваются вокруг меня, заставляет зарыться лицом в его шею еще глубже. Так безопасно находиться в его руках. Так безопасно и все же… губительно. Я знаю на что способен этот мужчина, но лежать на нем сверху, когда он держит меня в своих объятиях — никогда в своей жизни я не чувствовала себя в большей безопасности. Я так легко могу представить, как он убивает кого–то, но способен ли он любить? И в этот момент я почти уверена, что это возможно.

Пространство переворачивается, когда он поднимает меня и укладывает на спину. Его вес дарит тот комфорт, который я не хочу ощущать. Каждую ночь, когда он спал со мной, его нога или рука всегда были перекинуты через мое тело. Я привыкла к нему. Но для того, чтобы это продолжалось, его планы относительно меня должны были быть отброшены. Единственный путь, который я знала, заставит Господина прикоснуться ко мне, было сопротивление. Это больше не является тем, чего он хочет. Я должна повиноваться. Показать ему, что я хочу жить и идти дальше по жизни самостоятельно. У меня не может быть того и другого. Он уже ясно дал понять.

Губы Севастьяна прижимаются к моим, и я борюсь со слезами из–за внутренних противоречий. Если я заплачу, то все испорчу. Я смогу сделать это позже, в тот момент, когда он оставит меня в одиночестве. Прямо сейчас я возьму то, что просила у него — близость. Так, словно смогу пройти через это и не разрушиться.

— Поцелуй меня снова. Ты не имеешь права отступать сейчас.

Я поражена тем, как хорошо он меня знает. Мои губы раскрываются, и я отвечаю ему, проскальзывая своим языком вдоль его. Ответная реакция Господина молниеносна. Она мгновенна, а движения полны голода, страсти и всего, чего я хотела, когда попросила, чтобы он занялся со мной любовью. По моей коже распространяется жар, и я начинаю двигаться, когда Севастьян скользит своим членом по моей влажной киске. Я впиваюсь в его спину, пытаясь притянуть ближе и заставить мужчину войти глубже. Поцелуи становятся пыткой, через которую мы проходим, и я понятия не имею, как он может контролировать свои потребности. Мой оргазм приближается с каждым скольжением его члена по моему клитору.

Я отстраняюсь тяжело дыша.

— Пожалуйста.

— Скажи мне, что ты хочешь заняться со мной любовью, — его руки сжимают мое лицо, не позволяя мне произнести хоть слово или отвернуться от него. — Скажи мне.

Столько эмоций отражаются в чертах его лица, что я не могу разрушить наш зрительный контакт, даже если захочу этого. Я знаю, что его стены почти полностью разрушены, и я поражена тем, свидетелем чего становлюсь. В нем почти невозможно разглядеть мужчину, который держал меня в плену. Монстра, который делал ужасные вещи с моим телом. Человека, который заставил меня желать их обоих.

— Люби меня, Севастьян.

Головка его члена скользит вверх по складочкам и осторожно погружается в меня. Я шире развожу ноги, позволяя ему войти глубже, когда он притягивает меня к себе. Мне хочется почувствовать каждый его дюйм так глубоко, как никогда раньше не могла себе представить, что он может так меня наполнить. Даже если это заглушит боль только на одну ночь. Я нуждаюсь в этом.

— Я хочу, чтобы ты все время смотрела на меня. Тебе нельзя отрывать от меня взгляд. Понятно?

— Да… Севастьян, — слетает с моих губ то, что хочет услышать Господин. Раньше, это слово чуть не убило меня, но теперь мне начинает нравиться, как оно звучит. Это прозвище мне дорого, но я не могу понять почему. Может, из–за сурового наказания, которое я получила. Я не верю в это. Я подчинялась ему и раньше. Это решение далось мне легко. Теперь я вижу, что мы двигаемся вперед. Я не знаю, что с ним случилось, но хочу это выяснить.

— У меня не было возможности сказать тебе, но я думаю, что ты красивая, — руки Севастьяна скользят вверх по моему лицу, и он пропускает сквозь пальцы пряди моих волос. Я сильнее втягиваю живот, в котором порхают бабочки. Слеза скатывается по щеке, но он вытирает ее большим пальцем. — Я хотел сказать тебе это с самого начала. Но не мог сделать этого раньше. Пока ты не признала свое положение, — его бедра толкаются в меня, и он вращает ими, заставляя меня понять, что он достигает тех мест, которых никто не касался прежде. Я отпускаю его спину, позволяя своим ладоням ухватиться за его предплечья чуть выше ладоней. От следующего толчка я стону и сжимаю его запястья.