«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Так Александр Александрович мне про него рассказал, когда в скотнике буран пережидали…

– А ведь верно!

Пасюк с улыбкой хлопнул себя ладонью по лбу, вроде как только сейчас припомнил.

– Выпили мы с ним изрядно, буран ведь накрыл, да еще мороз ударил. Почитай литр спиртовой настойки на кедровых орешках выдули. Вот и расхвастался спьяну, есть за мной грешок такой!

– Любим мы, казаки, выпить, что есть, то есть.

Шубин уже отошел от слез и спрятал в карман платок, которым вытирал щеки, а затем подошел к Артемову вплотную, глядя тому прямо в глаза. Пасюк заметил, что тот явно занервничал, но вмешаться никак не мог, и только ломал голову над тем, что атаману придет на ум.

И это тут же последовал, прямо убийственный вопрос, как удар кувалдой в лоб, что вышибает последние мозги!

– Сколько шашек в сотне по штату, господин прапорщик?

И по тому, как замялся Родион и оскалился победной улыбкой атаман, Пасюк понял, что для них все кончено – как говорится, есть картина Репина под названием «приплыли».

Родион Артемов

– Так сколько в сотне шашек по штату, господин прапорщик?

Шубин повторил вопрос чуточку звенящим голосом, и Родион понял, что самые скверные его предположения начинают сбываться. Первый же вопрос оказался, как говаривали раньше нерадивые студенты, из категории «не берущихся». Но если в консерватории можно было пересдать, то тут последствия могут быть весьма чреватыми.

И он, как пловец, что намерился прыгнуть в ледяную воду, очертя голову бухнул, предполагая, что название и численность должны примерно соответствовать, раз уж такое придумано, типа десятка или тысячи. Да у тех же монголов Чингисхана, как он помнил.

– Чуть больше ста, господин есаул!

– Однако, – атаман закрутил носом и тихим голосом произнес, уточняя: – чуть меньше полутора сотен казаков, господин мой хороший. А сколько взводов в сотне, два или три?

Артемов бросил вороватый взгляд в сторону, но Пасюка уже заслонили собою казаки, бросавшие на него весьма выразительные взгляды, от которых по спине пробежали мурашки.

И он решился ответить, припомнив одну из прочитанных книг о войне, где говорилось о какой-то троичной системе. Он ее так и не прочитал, скукожившись на второй странице, но перелистывал, а потому случайно и запомнил. Родион бодро ответил на поставленный перед ним вопрос, хотя уверенности абсолютно не чувствовал.

– Три, господин есаул!

Нехорошие смешки, прокатившиеся среди казаков, напугали его больше, чем гнев, что прорвался в глазах есаула. А внутри подленький голосок произнес – «Ой, че будет, че будет, сейчас такое начнется!»

– Четыре, пра-порщик!

Шубин так издевательски протянул его новый чин, что тут Родиону окончательно поплохело – «бить будут, и сильно». Но, взглянув в глаза атамана, понял со всей пронзительностью, что битьем дело не окончится – будут убивать, и мучительно.

– А казачок то засланный, станичники! – как-то нарочито буднично произнес атаман Шубин, и его бородатые отрядники еще теснее сгрудились – их жаркое дыхание опаляло Артемову лицо жуткой смесью жареного лука и чеснока.

– Кто же ты такой, извольте поведать, господин хороший? Или прикажете себя товарищем величать?!

Стало страшно до жути, зубы застучали кастаньетами, а тело затрясло от ледяного холода. Говорить правду бесполезно, не поверят, еще хуже будет, хотя куда ж еще. Но молчать еще страшнее, он чувствовал, что еще десять-двадцать секунд, и его начнут рвать в клочья.

– Ты на его пальцы глянь, Андрей Иванович. Хорошо взгляни! Там все ясно написано!

Голос Пасюка раздался совсем рядом, хотя Родион его не видел, так как глаза заслонила серая пелена, похожая на дымку, наверное, от волнения и страха, не иначе.

– Длинные пальчики, господские. Холеные, – задумчиво произнес Шубин. – У «товарищей» они намного грубее. Да и не стали бы они подсылать… Такого…

Напряжение от этих слов чуть спало, на самую малость. И тут же мозг лихорадочно заработал в поисках спасения. Родион вспомнил странные слова Пасюка в тот час, когда их отбили у красных казаки – подъесаул явно на что-то намекал в толстую оглоблю, а он, в полной эйфории, пропустил его слова мимо ушей. И тут его осенило.

«Васютин из «Таежного романа» всеми за дурачка принимался, потому Жгут ему фальшивый приказ на лейтенанта смастрячил, а солдаты подыграли! Да про дирижерство в военном оркестре Сан Саныч не просто так же намекнул. И если я таким же тихеньким идиотом прикинусь, а интеллигенция всегда не от мира всего, с придурью, то смех надо мною смягчит их гнев. Главное, чтоб натурально вышло, тогда поверят!».

Мысли лихорадочно летели одна за другой, он понимал, что играть новую для себя роль нужно убедительней, но самое плохое – ведь придется с «чистого листа». Тянуть время для размышлений было поздно, и он решил не выходить из образа киногероя.

– Я консерваторию окончил, по сольфеджио у меня на курсе самая лучшая успеваемость. В прошлом сентябре приказали эвакуироваться, а в Красноярске, это еще до эсеровского выступления было, меня с другими на воинскую службу призвали капельмейстером в военный оркестр. Дали направление в войсковой склад енисейских казаков и цейхгауз, чтобы там срочно выдали обмундирование и снаряжение. Там я все и получил – мне казак выдал, он подхорунжий по чину. У него широкая продольная полоса на погонах, ему офицер приказал все выписать.

– Галун, если правильно именовать, – довольно резким голосом поправил его Шубин и оскалился поощрительной улыбкой.

– Ты дальше продолжай, не молчи, сердешный! Жутко интересные вещи сказываешь.

– Так мне все обмундирование, что на мне сейчас, подхорунжий этот выдал, и шашку настоящую. Сказал, что самый лучший клинок, что я им всех красных порублю. Вот как! Я только бумагу с приказом этим забыл в старой одежде своей. Уже в поезде только понял об утрате, когда в карманах все проверил.

– И погоны он эти тебе выдал?!

– Да, даже звездочки сам приколол. Сказал, что все строго по уставу, и я настоящим казаком теперь стану, раз в казачью дивизию, что в Чите, направление получил. И даже пай земли получу! Офицер от себя добавил, что форма у казаков теперь единая, и мне в такой предстоит и дальше служить. И чин мой прапорщику соответствует, как и погоны офицерские, ибо нынче от титулярных наименований отказались…

Родион зачастил громко и как можно убедительней, глядя самыми честными глазами, однако стараясь при этом не выглядеть полным идиотом – кто знает, может, учуют, что он переигрывает.

– И револьвер мне подхорунжий выдал, новенький, в смазке еще – я его даже вычистить не успел. Только его чехи взяли за проезд, и золото все, что папа дал – он у меня профессор университета по русской словесности. Хорошо, что шашку оставили – капитан Прхала сказал, что ее казачьему офицеру достаточно будет.

– Лифантьев, дай-ка мне шашку господина «прапорщика»!

Шубин бросил приказ и поморщился, будто целый лимон сжевал. Тут ему сунули в руки шашку, и он потянул клинок из ножен, попробовав сталь пальцем. И устало, с великой тоскою и отчаянной брезгливостью в глазах, как показалось, посмотрел на Родиона.

– Колун и тот острее. А это шашкой назвать нельзя, хотя похожа, особенно рукоять. Так ведь и грабли на винтовку смахивают, ежели с перепою на них глянуть. Такую и я бы сразу отдал, при первом удобном случае – тут и полицейская «селедка» настоящим дамасским булатом казаться будет. Нет, вряд ли – дюже риск немалый. Ведь за такой «подарок» больно побить могут, если не прибить!

– Ей даже курицу не зарежешь, вашбродь. Как заточку сделать, ума никак не приложу. Лезвие с половину ногтя толщиною будет, если его с ребра плашмя повернуть! Ей-ей, какая отличная шашка, даже можно бриться, ежели щетину, как у дикого кабана отрастить. Соскоблить, может, ее и удастся, но только с мясом!

С самой едкой иронией напевно произнес навязанный Родиону «ординарец» Лифантьев, и столпившиеся вокруг станичники разразились взрывом гомерического хохота…

Секретарь Особого отдела 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Полина Шверницкая, по мужу Бычкова

– Необходимо как можно быстрее уничтожить активно действующее во вверенном мне районе бандформирование под командованием есаула упраздненного ныне Иркутского казачьего войска Андрея Шубина. Имеющимся в нашем распоряжении одним стрелковым и караульным батальонами неполного состава выполнить эту задачу невозможно. Противник, имея на каждую активную шашку по две заводных лошади, постоянно маневрирует, совершая протяженные марши, уходя из-под наших ударов и избегая открытых боестолкновений…

Начальник Особого отдела Либерман быстро диктовал текст, нервно прохаживаясь по кабинету и часто потирая потные ладони друг от друга – печь была сильно натоплена, кирпичная стенка даже обжигала кожу, стоило к ней прикоснуться.