Горькая звезда - Владимир Контровский

Старший пропустил его вперед и подтолкнул к дальнему концу просторного помещения с зашторенной картой на полстены.

— Товарищ полковник! Вот, еще один горе-сталкер — у бандитов отбили.

Из-за массивного письменного стола поднялся человек лет пятидесяти. Кивнул и жестом подозвал поближе к столу. Гость-пленник оглянулся на старшего и сделал несколько неуверенных шагов.

— Как зовут? — спросил полковник, цепко ощупав его глазами.

— Алексей.

— Чем жил все это время?

— Хабарил по ничьим домам.

— Людей убивал? — голос полковника похолодел.

— Н-нет. Честное слово! — торопливо ответил Алексей, подумав, что застреленного им безумца-людоеда вряд ли можно считать человеком.

— Домой хочешь?

— Мой дом, — парень натужно улыбнулся, — сейчас фонит, как майская роза.

— А на Большую землю не тянет?

— Куда, в концлагерь к свидомитам? У меня кредит с февраля не выплачен…

— Тут уж как повезет. Могут и отпустить.

— Ага. Знаю я это везение. Радио слушаю каждый день.

Полковник подошел к краю стола, куда старший выложил вещи, обнаруженные при обыске. Взял в руки радиометр, кивнул. Покрутил в руках плеер-приемник, пробежал глазами по прочему нехитрому скарбу, долго смотрел на книжку.

— Это он за пазухой держал, — пояснил старший. — Все они эту чушь читают.

Полковник ничего не ответил. С яркой глянцевой обложки, сжимая в коротких толстых пальцах с грязными ногтями обшарпанный АКМ, щерился звероподобный бородач.

— Правители от нас отказались, — свинцовым голосом произнес полковник, будто бы не обращаясь к присутствующим, а рассуждая вслух. — На нас охотятся, как на диких зверей. Газа нет, электричества нет, воды нет. Город в блокаде, в некоторых районах уровень радиоактивного заражения зашкаливает. А бывшие студенты и школьники, — на скулах офицера вздулись желваки, — убивают друг друга, охотясь за побрякушками. Вместо этого дерьма читали бы лучше воспоминания тех, кто пережил блокаду в Ленинграде. Полезнее.

— Да понял я уже все, — хмуро ответил Алексей. — Вот перечитывал вчера — смеялся. Тот, кто это насочинял, наверное, даже в подвал настоящий никогда в жизни не спускался, а автомат видел только на картинке. Товарищ полковник, — он непроизвольно вытянул руки по швам, — а можно мне остаться?

— «Можно» Машку за ляжку, — по-армейски ухмыльнулся сержант.

— Прекратить, — жестко оборвал его полковник. — Эти свои дедовские штучки забудь, если хочешь лычки носить.

Сержант смешался и замолчал.

— Остаться можешь, — продолжил полковник, прохаживаясь вдоль стола. — Но здесь у нас не банда, а армия, сынок. Одиночки и банды обречены. Мы объявили себя автономными силами самоуправления. Еще месяц назад моя дружина насчитывала семь человек. Сегодня нас более восьмисот, а к ноябрю мы сами выставим блокпосты и объявим Зону суверенной территорией. Наша главная задача — доказать всему миру, что мы, киевляне, ни в каких гуманитарных оккупантах не нуждаемся и сами в состоянии контролировать свой город. Если не поймут, станем доказывать это наглядно, пока все их базы не сбегут за кольцевую. В общем, будем снова собирать державу, как бы странно это сейчас ни звучало.

— А мне что придется делать? — голос Алексея предательски дрогнул.

— Сначала то же, что и всем новобранцам. Прежде всего принесешь присягу перед Советом офицеров, послужишь рядовым. А дальше — дальше все зависит от тебя самого, парень. От добровольцев отбоя нет, а толковых командиров не хватает, так что выращиваем их сами. Вот устроим ускоренные офицерские курсы, будем лейтенантов присваивать. Через пару лет, если проявишь себя, то и до комполка дорастешь.

Сталкер — уже бывший — молча кивнул головой.

— Вот и славно, — подытожил полковник. — Сейчас тебя сержант проводит в приемный пункт. Там заведут на тебя личное дело, выдадут форму. Через неделю стажировки примешь присягу и получишь оружие. Удачи, боец!

Алексей, еще ощущая ладонью крепкое рукопожатие полковника, в сопровождении сержанта подошел к прозрачной двери. За стеклом, в мерцающем свете потолочных светильников, дожидаясь своей очереди на беседу, переминались с ноги на ногу несколько потрепанных заросших ребят. Алексей протянул было руку, чтобы открыть дверь, но понял вдруг, что ни за что на свете не хочет расстаться с ощущением, которое осталось после твердой руки старого офицера. В левой руке парня все еще была зажата книга, и он бросил ее в стоящую рядом урну.

— Подбери, — сказал вдогонку полковник. — Зима не за горами. Длинная зима. Очень длинная. Эти книжки нам еще пригодятся — будет чем печи растапливать.

Глава 10

Пальцы сжать в кулак

Беседу с очередной группой «сталкеров» полковник отложил — нужно было прочитать только что распечатанный многостраничный рапорт. Разведчики, отправленные в дальний рейд, через Лукьяновку и Подол к днепровским холмам, доставили ему поистине бесценные данные, которые следовало осмыслить и уложить в общую систему знаний о нынешнем, странном и незнакомом мире, который он всерьез собирался сделать безопасным домом для всех тех, кто волей судьбы оказался заложником многолетних бездарных политических игр, а теперь был брошен жуликоватыми игроками за ненадобностью.

Он вчитывался в ровные строчки, отмечая самое важное и то, что необходимо уточнить у начальника штаба, но в глазах его все еще стоял пучеглазый бородач с глянцевой обложки. Полковник уже видел эту книгу среди десятков ей подобных на книжной полке в комнате сына. На ярких обложках были изображены неулыбчивые мускулистые люди с винтовками, автоматами и глазами безжалостных убийц. Он пробовал читать эти книги, но быстро зарекся. Они учили только одному — оказавшись в мире после катастрофы, нужно поскорее раздобыть оружие и еду, найти надежное убежище, убить всех, кто мешает, а остальных подчинить.

А на самом деле все эти бесконечные описания оружия и боеприпасов, которые делали авторов столь авторитетными в глазах мальчишек, не нюхавших пороха, на поверку оказались полной чепухой и погубили сотни жизней. Книги про постапокалипсис. Игры про постапокалипсис. Фильмы про постапокалипсис. Но никто из сотен авторов-фантастов, придумывающих сюжеты один круче другого и громоздивших нелепость на нелепость, так и не смог предугадать, как мерзко, страшно и безысходно все это будет на самом деле.

Одиночки не выживали, но не выживали и звериные стаи, пожиравшие друг друга и бросавшие слабых на произвол судьбы. В радиоактивном хаосе огромного пустого города, ставшего ловушкой для сотен тысяч людей, могли уцелеть лишь те, кто сумел объединиться в спаянное железной дисциплиной сообщество с четким разделением обязанностей и ясной целью: выжить должны все (или хотя бы большинство). Это правило было законом для первобытных кланов охотников на мамонтов, и этот закон пришлось вспомнить их далеким потомкам, избалованным эгоистичной техногенной цивилизацией. Человеческий палец слабее звериного когтя, но пальцы, сжатые в кулак и сомкнувшиеся на копье или на рукояти каменного топора, ломали хищные лапы. Державшиеся вместе выжили и положили начало человечеству, а кости «одиноких волков» растащили дикие звери — недаром у первобытных людей самым страшным наказанием была не смерть, а изгнание из рода…

Три с половиной месяца, прошедшие со дня катастрофы, вместили в себя события, которых в иной, прошлой жизни, с лихвой хватило бы лет на десять. Временами полковнику хотелось взвыть от отчаяния, но в самые трудные минуты ему помогал упругий стальной внутренний стержень, прошедший закалку еще под раскаленным небом Афгана, дрожавшим от рокота «вертушек» и расчерченным дымными хвостами «стингеров». Та далекая война беспощадно проверяла людей, и офицеры, ходившие со своими солдатами на «боевые» и рисковавшие получить первую пулю — снайперы-душманы целились под кокарды на фуражках, — открыто презирали тех, кто занимался контрабандой наркотиков и оружия, используя для этого даже санитарные транспорты с «грузом двести» и ранеными. И он, тогда еще молодой лейтенант, именно там, в Афганистане, понял, что значат чеканные слова «честь русского офицера». А потом — потом пришло лихое злое время, когда рухнула великая империя, а на ее обломках голодными тараканами засуетились типы, спешившие урвать самый жирный кусок. Были среди них и его былые товарищи, которых он не мог назвать офицерами, несмотря на погоны на их плечах.

Будучи офицером Генштаба полковник имел возможность принять активное участие в этом пире хищников, но он остался самим собой и плевать хотел на иронично-насмешливые взгляды и на липкий шепот за спиной: «Совсем умом убогий…». Политические мародеры, резвившиеся на развалинах великой страны, рвались к властным постам, яростно разрывая друг другу глотки, а он так и остался истинным офицером, не променявшим свой долг и честь на пачку банкнот с портретом давно умершего президента далекой заморской страны, распустившей щупальца по всему миру. И теперь полковник, добровольно взваливший на себя тяжкое бремя спасения тысяч жизней, делал свое дело: делал уверенно и жестко, не щадя ни себя, ни других и порой не обращая внимания на лихорадочное щелканье дозиметра. Любой из властолюбцев новой формации бежал бы от этой власти как черт от ладана, — на кой она нужна, такая власть, от которой ни денег, ни славы, а из всех почестей только внесение в список международных террористов? Но так уж устроено, что во все времена находились странные люди, стремившиеся к власти или принимавшие ее волею обстоятельств не ради того, чтобы набить свой карман и свое брюхо.