Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я предложил пойти искать Рудика. Снежка согласилась.
Только перед тем как уйти, мы попили чаю, съели плавленый сырок «Дружба» и полбулки с колбасой, которую утром в мой портфель положила мама.
Потом Снежка взяла с книжной полки альбом Москвы и нашла картинку с памятником Пушкину. И мы долго на него смотрели.
– А может, он стоит и думает: «Зря я тогда на дуэль пошёл… Лучше бы сидел себе дома и писал продолжение «Золотого петушка», – предположил я.
– Пушкин так не мог думать, – сказала Снежка. – Наверно, это ты так думаешь.
Ничего на это не ответив, я одел на Кыша новенький ошейник.
«Рр-ы, – сказал Кыш, помотав головой, – не люблю ходить в новом!»
– А я, думаешь, люблю? – спросил я.
56
Потом мы вышли из дому искать Рудика. Во дворе никто из ребят не мог сказать, где он.
– Может быть, он в «Стекляшке»? Пойдём в сквер, – предложил я.
В нашем сквере недавно построили кафе-мороженое. «Стекляшкой» его называли из-за стеклянных стен. Мы с мамой два раза ели там пломбир и пили газировку.
Мы подошли к «Стекляшке». Там было много народа и играл музыкальный автомат.
– Вон он! – сказал я, сжав Снежке руку, и у меня в глазах потемнело от обиды и злости.
Не выручи мы Кыша, ему сейчас делали бы уколы и отрезали лапы, а Рудик сидел бы, положив ногу на ногу, в «Стекляшке» и на вырученные за Кыша деньги лопал пломбир!
Из-за того, что у меня потемнело в глазах, я не сразу догадался, что напротив Рудика сидит Оля. Она смотрела в нашу сторону. Но я заметил, что взгляд у неё какой-то невидящий.
«За Пушкина отомщу! И за тебя, Кыш! И за тебя, Оля!» – подумал я.
– Ну, иди! – дрогнувшим голосом сказала Снежка. – Я подержу Кыша. Только не бойся.
Я передал ей поводок, достал из кармана папину перчатку и пошёл вызывать Рудика на дуэль.
Но у дверей помедлил.
Не потому, что струсил, а потому, что представил снежную холодную поляну у Чёрной речки и напротив себя красавца Рудика в царском мундире с золотыми погонами. А я как был в школьной форме, так и остался. Только на голове у меня такая же шляпа, как у Пушкина… Вот Рудик идёт на меня, растянув в ехидной улыбке тонкие злые губы, поднимает наган, прицеливается… Метёт, завывая, метель… Сквозь её завывание я слышу тревожный голос мамы:
«Алёша! Сию секунду марш домой!»
И папин спокойный голос:
«Ты что, захотел попасть в вакуум?»
Но я отвечаю и им, и всем:
«Мама, папа и Снежка! Не бойтесь! Я всех вас люблю и победю!.. И побежу!..»
А Рудик в золотых погонах уже совсем близко, и тут я делаю выстрел.
Палочка с резиновым набалдашником, измазанным вонючим рыбьим жиром, перемешанным с клеем и чернилами, попадает Рудику прямо в лоб! Ура! Ура!
Он падает. К нему подбегают санитары с носилками и несут к машине «скорая помощь» с сиреной и мигающей лампочкой. А Рудик кричит с носилок: «Пушкин! Я больше не буду! Я больше не буду!» «Скорая» срывается с места, а я спокойно продуваю дуло нагана…
– С ним сидит Оля, – легонько толкнула меня Снежка. – Ты извинись за беспокойство…
– Ну, пока, Снежка, – сказал я, подтянув штаны. – Как сказать – я победю или побежу?
– Ты победишь, – объяснила Снежка. – Помнишь, как надо вызывать?
– Всё помню. Но скажу я ему не «вы», а «ты». А что потом делать?
– Потом он побоится с тобой драться, и ты сделай вот так.
Снежка гордо закинула голову и смерила кого-то презрительным взглядом с ног до головы, и вдруг Кыш встал на задние лапы, а передними обнял мою ногу, прижался к ней ухом и заскулил. При этом он говорил:
«Не ходи… не вызывай его на дуэль… Это опасно. Вдруг… мало ли что бывает?.. Мне тебя жалко. Я тебя люблю. И ты меня любишь. Я боюсь… Снежка тоже боится… Чёрт с ним, с этим Рудиком! Ему и без тебя попадёт!..»
Сердце моё сжалось, но, чтобы Кышу не удалось меня уговорить не драться на дуэли, я толкнул тяжёлую…
Я толкнул тяжёлую стеклянную дверь, вошёл в кафе и направился к столику, за которым сидели Рудик и Оля. Рудик, не замечая меня, о чём-то зло упрашивал Олю, а она сквозь слёзы два раза сказала:
– Сейчас я уйду… Сейчас я уйду…
Пломбир лежал нетронутым в её металлической вазочке.
Я сделал ещё два последних шага, дотронулся до Олиной руки и сказал:
– Оля, пожалуйста, извини меня за беспокойство. Мне нужно сказать… этому… пару слов.
Снежка со сплюснутым об стекло носом и с Кышем на руках смотрела на меня.
Оля, едва заметно улыбнувшись, кивнула, и тогда я сделал шаг в сторону и громко объявил, смотря прямо на Рудика:
– Я тебя, нехорошего человека, за то, что ты украл мою любимую собаку, вызываю на дуэль!
После этого я сделал выпад правой рукой и кинул в Рудика папину перчатку, но она попала не в него, а сбила вазочку с мороженым, и талые кусочки белого пломбира шлёпнули Рудика по носу и щеке. В «Стекляшке» стало тихо. Кто-то захохотал.
Я стоял без всякого страха, ожидая, что будет дальше.
Бледное лицо Рудика покраснело. Оно было смешным от мороженого, стекавшего с носа. Он растерялся, а папина новая перчатка, как я успел заметить, лежала в белой лужице. Я ждал и уже хотел сделать презрительный вид, как учила Снежка, но тут Оля вышла из-за стола и серьёзно сказала мне:
– Пойдём отсюда, Алексей. Таких типов на дуэль не вызывают. Для них это слишком большая честь.
Оля подала мне руку, но я на этот раз не обиделся и подал свою, чтобы помочь Оле уйти. Так мы и вышли из кафе, держа друг друга за руки. Мне хотелось успокоить Олю и развеселить, но я этого не умел. И не знал как.
Снежка, на ходу отдав мне поводок и сказав «молодец», вбежала в кафе, взяла со столика папину перчатку и за большой палец вытащила её на улицу. Кыш подпрыгнул, выхватил её у Снежки из рук и нёс, держа в зубах. Я не стал отнимать у него перчатку. Всё равно она уже не новая. И оттого,
