Страна радости - Стивен Кинг

Огни не погасли. Мерцающие призрачным светом окровавленные перчатки и рубашка не появились у рельса. И когда я вышел на то самое место, у въезда в Камеру пыток, призрак девушки не протягивал ко мне руки.

Но что-то там было. Я знал это тогда, знаю и теперь. Температура воздуха упала. Не настолько, чтобы изо рта пошел пар, но ощутимо. Мои руки, ноги и мошонка покрылись мурашками, волосы на загривке встали дыбом.

– Покажись мне, – прошептал я, чувствуя себя дураком, причем испуганным насмерть. Желая, чтобы это произошло, надеясь на обратное.

Послышался звук. Долгий, медленный выдох. Не человеческий. Словно кто-то открыл невидимый паровой вентиль. Потом он стих. И больше ничего не случилось. В тот день.

– Долго же ты возился. – Такими словами встретил меня Эдди, когда без четверти час я наконец вышел из «Дома ужасов». Он сидел на том же деревянном ящике, с остатками сандвича с беконом в одной руке и пластмассовой чашкой с кофе в другой. Я перепачкался с ног до головы, он же выглядел чистеньким и свежим как огурчик.

– Вагончики оказались довольно грязными. Мне пришлось сначала вымыть их.

Эдди отхаркнул черную мокроту, отвернулся и сплюнул.

– Если ты ждешь медали, я их не выдаю. Иди и поищи Харди. Он говорит, пора осушать ирригационную систему. Такому лентяю, как ты, этого хватит до конца рабочего дня. Если управишься раньше, возвращайся ко мне, и я найду для тебя занятие. Работы у меня выше крыши, можешь мне поверить.

– Хорошо, – ответил я и повернулся, радуясь, что могу уйти.

– Пацан!

Я с неохотой посмотрел на него.

– Ты видел ее?

– Что?

Он неприятно ухмыльнулся:

– Нечего мне чтокать. Я знаю, что ты там делал. Не ты первый, и точно не ты последний. Ты ее видел?

– А вы ее когда-нибудь видели?

– Нет. – Он смотрел на меня, его маленькие злые глазки сверкали на узком загорелом лице. Сколько ему было лет? Тридцать? Шестьдесят? Я не мог определить, равно как и понять, говорил ли он правду. Впрочем, меня это не волновало. Я хотел побыстрее уйти. Меня от него трясло.

Эдди вскинул затянутые в перчатки руки.

– У парня, который это сделал, были такие же. Ты в курсе?

Я кивнул.

– И вторая рубашка.

– Совершенно верно. – Ухмылка стала шире. – Чтобы не перепачкать первую в крови. И ведь все получилось, так? Его не поймали. А теперь убирайся отсюда.

Когда я подошел к «Колесу», меня поприветствовала только тень Лейна. Сам он добрался уже до середины «Колеса» и лез все выше. Проверял каждое стальное перекрестье, прежде чем поставить на него ногу. Кожаная сумка с инструментом висела у него на бедре, и он то и дело доставал из нее торцевой ключ. Темный аттракцион в «Стране радости» был только один, зато «высоких» хватало, включая «Колесо», «Зиппер», «Шаровую молнию» и «Неистового трясуна». Во время сезона их каждый день до Первого петуха проверяла бригада из трех механиков, и, естественно, их осматривали (как по графику, так и внезапно) назначенные правительством Северной Каролины инспекторы, ведавшие вопросами безопасности аттракционов. Но Лейн говорил, что всякий хозяин аттракциона должен проверять его сам. Вот я и задался вопросом, когда Эдди Паркс последний раз ездил в одном из своих ва-а-агончиков и проверял, а вдруг может случиться что-то пло-о-охое.

Лейн посмотрел вниз, увидел меня и крикнул:

– Этот уродливый сукин сын отпускал тебя на ленч?

– Я хотел все доделать, – крикнул я в ответ. – Потерял счет времени. – Но теперь мне хотелось есть.

– В моей каморке есть салат из макарон с тунцом. Возьми, если хочешь. Вчера вечером я приготовил слишком много.

Я направился в будку, где располагался пункт управления, нашел приличных размеров пластмассовый контейнер, снял крышку. К тому времени как Лейн спустился, салат уже перекочевал в мой живот, и я заедал его парой оставшихся «фиг ньютонсов»[22].

– Спасибо, Лейн. Очень вкусно.

– Когда-нибудь я стану чьей-то хорошей женой. Дай сюда «ньютонсы», пока не съел все.

Я передал ему коробку.

– Как «Колесо»?

– Что надежно, то не ломается. Поможешь мне с двигателем после того, как съеденное немного переварится?

– Конечно.

Он снял котелок и покрутил на пальце. Его волосы были стянуты сзади в маленький конский хвост, и я заметил несколько седых прядей. В начале лета их не было – в этом я практически не сомневался.

– Послушай, Джонси, Эдди Паркс – карни-от-карни, но это не меняет того факта, что он отъявленный сукин сын. С его точки зрения, у тебя два минуса: ты молод и ты закончил школу. Когда он тебя окончательно достанет, скажи мне, и я заставлю его притормозить.

– Благодарю, но пока все в порядке.

– Я знаю. Наблюдал, как ты держишься, и должен отметить, нахожусь под впечатлением. Но Эдди – не простой грубиян.

– Он задира.

– Да, но это и неплохо: как и с большинством задир, если копнуть, обнаружишь труса. Обычно глубоко копать не приходится. В парке есть люди, которых он боится, и я, так уж вышло, один из них. Он уже получал от меня в нос, и я с удовольствием расквашу его вновь. Я это говорю только по одной причине. Если придет день, когда ты захочешь отдохнуть от него, я это устрою.

– Могу я задать один вопрос о нем?

– Валяй.

– Почему он всегда носит перчатки?

Лейн рассмеялся, вернул котелок на голову, наклонил под положенным углом.

– Псориаз. У него чешуйчатая кожа… или он так говорит… но я не помню, когда в последний раз видел его руки. Он говорит, что без перчаток раздирает их до крови.

– Может, по этой причине у него такой дурной характер.

– Я думаю, все в точности до наоборот: дурной характер вызвал болезнь. – Он постучал себя по виску. – Голова контролирует тело, я в это верю. Пошли, Джонси, вернемся к работе.

Мы закончили подготовку «Колеса» к долгой зимней спячке, потом перешли к ирригационной системе. К тому времени, когда продули трубы сжатым воздухом и залили в дренажи несколько галлонов антифриза, солнце опустилось к деревьям, росшим в западной части парка, а тени заметно удлинились.

– На сегодня все, – подвел черту Лейн. – Хорошо потрудились. Неси свою табельную карточку, и я в ней распишусь.

Я постучал по часам, намекая, что еще только четверть шестого.

Он с улыбкой покачал головой:

– Меня не будет мучить совесть, если я напишу шесть часов. Сегодня мы наработали на двенадцать, пацан. Минимум на двенадцать.

– Ладно, – кивнул я, – только не называйте меня пацаном. Это он так меня всегда называет. – И я мотнул головой в сторону «Дома ужасов».

– Я это учту. А теперь неси карточку и проваливай.