Камни Рун. Том 2 - Александр Якубович

эта гохринвийская тварь узнает, что такое мощь охотников на магов! А смотреть за парным сражением братьев всегда было одно удовольствие: слаженная, четкая работа, короткие всполохи заклинаний, меткие, смертоносные удары. Они бы могли справиться с целым архимагом, если бы кто-нибудь из этих мерзких верховных печатников рискнул бы появиться в келандской степи. Вирати и Винати сражались, словно два яростных вихря, в этом они были лучшими.

— Братья… — начал лазутчик, но винефики были непреклонны.

Они ударили одновременно. И сталью, и магией. Лезвие Фео устремилось навстречу стене щита Ур, сабля Вирати ударила в ноги, а копье Винати полетело в шею врага.

За белой вспышкой и облаком белого марева, что последовало после, Ваки не увидел подробностей. А когда дозорный снова обрел зрение, оба брата стояли на коленях, склонив головы. Сабля Вирати валялась в жухлой траве в десяти футах, копье Винати — переломлено пополам, а по спинам обоих винефиков читалось, что они глубоко посрамлены.

— Прости нас, Tamashaz! Не признали! Прости нас, Vi-Tati! — донеслись до дозорного слова старшего из братьев, после чего весь отряд, как по команде — в том числе и Ваки — спешился и рухнул на колени.

Витати опустила свою саблю и, смахнув с лица несколько капель крови — Винати все же чуть-чуть достал ее, оставив тонкую, едва ощутимую царапину — тяжело вздохнула. Она вернулась домой.

Глава 16. Сезон Клинков

— Отец.

Витати встала на колени и опустила голову.

Великий Шаз Тати восседал в самом центре Главного шатра. Стул Шаза стоял на небольшом постаменте, а весь пол шатра был устлан дорогими коврами, гобеленами тонкой работы, шкурами горных хищников, украшен отрезами лучших тканей. Все это было получено или в подарок, или добыто в бою в качестве хабара, но в отличие от прочих воинов, Великий Шаз не мог оставить это в личное пользование. Так что все, что могло пойти под ноги предводителя келандцев — шло на украшение пола Главного шатра, превращаясь в огромный пестрый ковер, сшитый из множества огромных лоскутов. Так Шаз показывал не только собственную удаль и умение вести за собой, но и демонстрировал, что хабар для него — лишь грязь под ногами. Ведь хуже трусливого Шаза может быть только Шаз жадный.

Витати много дней провела, разглядывая части этого огромного полотнища, что отражало подвиги ее отца. Водила пальцем по тонким шелкам, барахталась в густом меху медвежьих шкур, гладила кожу тончайшей выделки. С тех пор, как она в последний раз ступала на этот ковер, в нем добавилось частей, но кое-какие отрезы, уже потертые и поблекшие от времени, она узнавала.

В шатре стояла гробовая тишина. Отец как раз принимал своих командиров, когда она, в сопровождении братьев Вирати и Винати вот так ввалилась. Воскресла из мертвых.

Тати, не говоря ни слова, просто дважды хлопнул в ладоши.

Мужчины и женщины, что еще мгновение назад наполняли шатер, почти суетливо устремились к выходу. Вышла даже охрана. Внутри остались только сам Великий Шаз, его ближайший помощник, Витати и оба брата-винефика.

Мужчина еще раз окинул взглядом шатер, дабы удостовериться, что лишних людей в нем не осталось, после тяжело поднялся на ноги и, сойдя с трех узких ступеней постамента, подошел к дочери.

Она видела только носы его сапог, чуть загнутые. Простые, но крепкие сапоги. В таких не жарко на степном пекле, в таких тепло стылой зимой.

— Почему ты еще жива? — спросил Тати.

— Пустота… — дрогнувшим голосом сказала Витати. — Я не смогла…

Старый кочевник ничего не ответил, но так внезапно развернулся на пятках, что Витати чуть не села от неожиданности, едва удержавшись в своей унизительной позе.

— Мы тебя примем. Я верну тебе имя.

И замолк.

Никаких объятий, никакой радости. Вернуть имя — значит, ее выписали из мертвых обратно в живые. Но Пустота принимает все дары, которые ей подносят. Отец понял, что она просто сбежала. Предала свой народ…

Витати почувствовала, как крепкие руки братьев поднимают ее с ковра, чтобы вывести прочь. Видимо, отец подал им знак.

Она подчинилась, не могла не подчиниться. То, что Великий Шаз не приказал отсечь ей руки и голову прямо там, на месте — большая удача. Он даже не отказался от нее, сказал, что вернет ей имя, данное ей по праву рождения. Но не больше. Хотя, на большее она и не смела рассчитывать.

Следующие две недели прошли в оглушительном молчании. Ее поселили с одинокими женщинами, что сейчас рьяно готовили все необходимое к Сезону Клинков. Вдовы, старухи, просто увечные и бездетные — невеселая компания для умелого воина и мощного винефика, коим была Витати. Но девушка приняла эту немилость, приняла волю отца. Если Великий Шаз решил, что ей место здесь — значит, она тут и останется. Наверное, сейчас не время и не место для общения по душам. Их стоянка кишела чужаками — минимум четыре соседних клана соберется на Сезон в одном месте, дабы заключить новые браки и союзы. Кровь Степи нельзя разжижать родственными браками, таков закон. Так что Витати просто молча принялась за работу, которой сейчас хватало.

Место для Сезона было выбрано хорошее. В полудне пути от основной стоянки клана, у излучины реки. Там уже стоял временный лагерь, туда потихоньку отправлялись люди с припасами и всем необходимым. Основный праздник продлится минимум неделю — слишком много молодежи подросло, слишком редко кланы собирались вместе. Раз в пять, а иногда и десять лет.

Время от времени Витати ловила на себе косые взгляды. Особенно рьяно на нее смотрела одна из старух — полуслепая развалина, имени которой Витати или не знала, или не помнила. Она вообще плохо знала всех этих повитух, сиделок и прочих баб, что следили за стоянкой и детьми, пока воины были в походе. А Витати была воином. Она никогда и не мыслила себя никем другим, кроме как солдатом, а когда ей, будучи еще девочкой, открылись белые руны — ее судьба была предрешена. Как же отец был ею горд! Винефик! Белых рун! Прирожденный убийца магов, его, Тати, дочь! Она помнила, как тогда еще молодой, с длинными черными волосами и такими же белесо-мертвыми глазами, как и у нее, Тати на глазах у всех подарил ей коня и саблю. Знак того, что она принята в ряды воинов клана, не по праву рождения, но за свои умения и навыки.

Как она надрывалась! Сколько крови, слез, пота было