Три ипостаси Божества - Джеймс Дашнер

– это взять Нью-Петербург. Прекратить Эволюцию – раз и навсегда! И ему наплевать на горы мертвецов, которые появятся на его пути к этой цели – животные, люди, полушизы, Сироты…

– Почти дошли, – сказал он свинье, и животное успокоилось. С каждым новым шагом Михаил предвкушал конец своего путешествия. В мире, где возможности бесконечны, редко ощущаешь близость финала. Михаил, с тех пор как вернулся из мира шизов, ощущал его все реже. Чудо. Проклятье. Каким образом одна и та же вещь может нести в себе оба эти начала?

С одной стороны, жизнь Михаила принадлежала самому Михаилу. С другой стороны, она ему не принадлежала никогда. Он все видел через призму антиномий. Мозг его работал совсем не так, как мозг Александры, которая видела лишь то, что он позволял ей видеть. Михаил – сумасброд! Ему нельзя доверять. Михаила никогда не оскорбляли такие речи, потому что он знал – мозг и интуиция Александры, увы, не дружат. Михаил не считал себя эксцентричным сумасбродом. Не был он непредсказуемым островком хаоса, лишенным цели и постоянства. В своих планах относительно Остатков нации он был и целенаправлен, и постоянен. Целью его было уничтожение народа Аляски.

Богиня Александра, которая была так озабочена тем, чтобы исправлять его языковые ошибки, стала жертвой своей самонадеянности. Ее эго подавляло ее интуицию, и именно эго Александры станет причиной провала проекта Эволюции.

Она слышала лишь то, что хотела услышать, и видела только то, что желала увидеть. И не знала того, чего не знала. Именно война, разрывавшая надвое сознание Александры, позволяла Михаилу так легко ускользать от нее и отправляться к Остаткам нации, чтобы создать армию Сирот, которая одержала бы победу над Богиней и навеки уничтожила последствия Вспышки.

По мере того как Михаил приближался к туннелю, который вел в Ад, он все явственнее ощущал запах крови и страха. Запах пота, запах мочи, запах слез. В Аду содержались все запахи мира. Дикая свинья на его плечах вновь стала извиваться всем телом и визжать.

ИИИИИИ… ИИИИИ…

Зря он принес живого зверя. Гораздо легче было бы пробираться мимо туннелей, ведущих в Ад, не производя лишнего шума. С другой стороны, кто его услышит, кроме Сирот, которых здесь наказывают. А они наверняка уже при смерти.

Впереди, в некотором отдалении, открылись скрипучие двери, замыкающие туннель. Открылись или закрылись? Единственные звуки, которые Михаил слышал в Аду, были стоны и плач детей, заточенных в темных сырых казематах и жаждущих смерти как спасения.

А потом он услышал позади топот. Топот быстрых, маленьких ног. Свинья, лежащая у него на плечах, помешала Михаилу обернуться. И не успел он даже подумать, кто бы это мог быть, как почувствовал острую сталь ножа, вошедшую ему в нижнюю часть спины – в трех дюймах справа от позвоночника. Боль была такой острой, что он пошатнулся и рухнул на колени.

Сбросив свинью с плеч, Михаил схватился за спину. Первый боевой прием, которому обучали Сирот, был удар ножом в почку – раненый терял способность к сопротивлению и истекал кровью в течение нескольких минут. Михаил знал об этом – ведь именно он тренировал Несущих Скорбь, которые, в свою очередь, передавали обретенные навыки Сиротам. Орущая свинья билась у ног Михаила – связанные ноги не давали ей вскочить и убежать. Михаил, превозмогая боль, медленно вдохнул, задержал дыхание на три секунды и медленно же выдохнул. Пока он делал это, Сирота – совсем ребенок – ножом перерезал путы, стягивавшие ноги свиньи, и они вдвоем – ребенок и свинья – бросились, не оглядываясь, по темному туннелю.

Вдох. Задержка дыхания. Выдох.

На все – по три секунды.

Глава четырнадцатая. Это судьба

1

Садина

Всего несколько секунд – и жизнь ее изменила свой ход.

Садина села рядом с матерью и крепко сжала ее руку в своих ладонях. Совсем недавно она ненавидела людей с Виллы. Теперь в них состояла ее единственная надежда. Может быть, они спасут ее маму? Впервые в жизни она поняла, что чувствовали Ньют и Соня, когда лишились семьи – с тем лишь исключением, что она, Садина, будет помнить все, что принесло ей такую боль. Взгляд ее был прикован к шарфу на шее матери.

– Это не больно, – проговорила миз Коуэн, догадавшаяся, о чем думает дочь. У Садины было так много вопросов, но в глубине души она понимала, что ответов на эти вопросы нет ни у кого. Какой смысл тогда спрашивать? Как ты заболела? Разве у тебя нет иммунитета? И вдруг сомнение вкралось в ее душу. Если мама не обладает иммунитетом, то каким образом ее собственная, Садинина кровь может нести в себе исцеление?

– Прости, что я была такая… Я просто… Я думала… – бормотала она, извиняясь за все, что случилось во время их путешествия. Не нужно было им уезжать с острова. – Прости, что я себя так вела. Я не хотела с тобой расставаться. А теперь – придется. Может быть, навсегда.

– Прекрати! – возразила миз Коуэн. – Это не навсегда.

Мать сжала руку дочери, но Садина была уже достаточно взрослой, чтобы понимать – родители, говоря с детьми, часто выдают желаемое за действительное. Она отвела взгляд и увидела Айзека, который прощался с Домиником.

– Ты хочешь оставить меня со Счастливчиком? – спросил Доминик и ухватил приятеля за плечо так, словно намеревался силой остановить его. Хорошо, что Минхо не слышал этих слов.

– Все будет хорошо, – ответил Айзек. – Счастливчик – отличный парень. Главное – его не доставать.

Садина и представить не могла, что ее мама и Айзек сейчас просто так возьмут и пойдут вдоль берега, прочь от остальной группы. А вдруг она их больше не увидит?

– Не исключено, что тебе могло бы помочь Божество! Может быть, вы поплывете с нами, на Аляску? Мы бы устроили тебе карантин на палубе, сделали…

– Мы не можем плыть с этим! – отозвался Минхо, показав пальцем