Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Когда через несколько недель императрица появилась на всеобщее обозрение, выглядела она бледнее чем обычно, но в остальном была такая же, как и раньше. Петр и Екатерина почувствовали огромное облегчение. И все же они понимали, что здоровье государыни весьма ненадежно. Оттого, что смерть коснулась ее своим крылом, Елизавета не стала более благоразумной в смысле питания, скорее наоборот. Почти сразу же она сделалась пленницей своих прежних нездоровых привычек и к ней снова возвратились боли в желудке и расстройство кишечника. Никто не знал, когда случится следующий «запор», который унесет ее жизнь.

Однажды на охоте, вдали от бдительных глаз агентов тайной канцелярии, к Петру приблизились несколько его егерей и сообщили, что с ним хочет встретиться его сторонник. Петр согласился, и вскоре к нему подскакал молодой гвардеец, поручик Бутырского полка, который назвался Яковом Батуриным. Он соскочил с седла, пал на колени и поклялся, что с этого момента для него «единственным повелителем» является Петр и что он готов «выполнить все его приказания».

Петр, который годами отдавал ненастоящие приказы ненастоящим солдатам, задрожал от волнения и страха. Что-то в манерах этого отчаянного молодого человека говорило ему, что Батурин опасный авантюрист. Не дослушав его до конца, Петр повернул коня и поскакал на поиски Екатерины, которой, заикаясь от испуга, выложил всю историю.

Поручик Батурин тут же был арестован. Заодно схватили и егерей, которые устроили ему аудиенцию с великим князем. Сотрудники тайной канцелярии узнали о заговоре Батурина: решено было убить императрицу, поджечь дворец Головина, а потом при всеобщем смятении собрать войско из солдат и мастеровых и при его поддержке посадить Петра на трон. Даже под пытками и угрозой смерти заговорщики не выдали великого князя. Они не сказали ничего о встрече Батурина с Петром на охоте, и поэтому последний не вызвал подозрений и мести императрицы. Батурин был брошен в темницу, а Петр, все еще дрожавший от страха, сумел удержать язык за зубами и отделался одним испугом.

Примерно в это же время и Екатерина стала целью зловещего плана. Вероятно, ее ум и проницательность воспринимались как угроза теми, кто надеялся управлять преемником Елизаветы. Была сделана попытка заразить Екатерину оспой, что часто приводило к смертельному исходу. Великая княгиня не болела оспой и поэтому подвергалась большой опасности. Ее пригласили в дом генерала Апраксина, у которого незадолго до этого от оспы скончалась дочь. В течение вечера Екатерину не раз приводили в комнату, где ранее содержалась больная, и старались подольше задержать ее там в надежде, что она заразится этой опасной болезнью. К великому огорчению заговорщиков, этого не случилось. Екатерина осталась здоровой. Позднее, узнав о смерти генеральской дочери и о том, что могла подцепить оспу, великая княгиня поняла, что нигде не может чувствовать себя в полной безопасности.

Поздней весной 1752 года, когда Екатерине было уже двадцать три года и двор перебрался в летний дворец, она заметила, что один из гофмейстеров — смуглый, очень привлекательный, с приятными манерами Сергей Салтыков, усердно посещал все приемы, балы, концерты. Она не могла не выделить его среди остальных. Он был «красив, как рассвет» и совсем не похож на своего безобразного старшего брата Петра, который со своими глазами навыкате, вечно приоткрытым ртом производил впечатление идиота. Братья принадлежали к старинному дворянскому роду и получили хорошее воспитание. Петр слыл болтуном и сплетником, а Сергей пользовался репутацией легкомысленного нарциссиста. Екатерина хорошо знала жену Сергея, Матрену Балк, которая — в числе других портных — посвящала свое время шитью одежды для маленького песика Екатерины, Ивана. Вскоре песик так привязался к Матрене, что Екатерина подарила его портнихе.

Но оба брата, Сергей и Петр, выглядели бледно рядом с постоянным их сотоварищем Львом Нарышкиным, камер-пажем с внешностью природного клоуна. Это был большой и толстый, неуклюжий парень, которому блестящий наряд придворного шел как корове седло и который обладал обезоруживающе-искренней улыбкой и способностью тараторить без умолку. «Он принадлежал к числу самых запоминающихся людей, которых я когда-либо встречала, — писала Екатерина в своих мемуарах, — и никто не мог заставить меня смеяться так сильно, как он. Он был прирожденным Арлекино, и, не родись он аристократом, ему не составило бы труда добывать себе пропитание своим талантом комика».

У Льва была и способность произносить вдохновенную лекцию, хотя он мог и не знать ничего об обсуждаемом предмете. Он разглагольствовал обо всем, от живописи переходя к химии, а затем к архитектуре, «пользуясь техническими терминами и тараторя с четверть часа, а то и дольше, и в самом конце ни он, ни кто-либо другой не имели ни малейшего представления, о чем идет речь». Все, включая Екатерину, начинали корчиться в припадке неудержимого смеха.

— В то время как Лев Нарышкин развлекал общество своей вдохновенной чушью, Сергей Салтыков втирался в доверие к Чоглоковым. Призвав на помощь все свое обаяние, он подобрал к ним ключики и вошел в их круг. Тщеславному Николаю Чоглокову он польстил тем, что сказал, будто у того имеется дар к сочинению музыки. К беременной Марии он постоянно проявлял заботу и внимание, неизменно и с участием справляясь о ее здоровье, поскольку она часто прихварывала. От Екатерины не укрылось происходившее, но она ничего не имела против. Ей нравилось смотреть на человека, которого петербургское общество с оттенком иронии называло «красавчик Серж». Его черные волосы, черные глаза и смуглая кожа казались признаками настоящего мужчины и очень выигрывали в сравнении с бледностью ее мужа, подходящей скорее желторотому юнцу. Самоуничтожительно Сергей заметил, что одетый в серебристо-белый «мундир», который полагалось носить во дворце императрицы, он выглядел как «муха в молоке». Однако Екатерина находила его внешность неотразимой — на что он и рассчитывал — и не могла отвести от него глаз.

С медоточивого языка Сергея не сходили комплименты в адрес Екатерины. Для нее было очевидно, что Сергей добивался чего-то — никто не будет добровольно искать общества этих зануд Чоглоковых, — но вот чего именно, было неясно. Вечер за вечером Мария приглашала Сергея, а также Екатерину, Льва Нарышкина, Петра Салтыкова, подругу Екатерины княгиню Гагарину и других к себе в апартаменты. Там Сергей развлекался обычно тем, что отводил Николая Чоглокова в угол и упрашивал его сочинить песню. Над этим Николай корпел весь остаток вечера. (Его песни, вспоминала Екатерина, были очень приземленными, плоскими, что не удивляло никого, ведь в конце концов он был «самым скучным человеком, лишенным даже капли воображения».)