Мой пылкий рыцарь - Ханна Хауэлл

Гейбл, не веря своим ушам, уставился на кузена. С его губ сорвалось невольное проклятие.

— Но ведь это означает, что, потворствуя своему вожделению, я сам подставил Эйнсли под удар, подверг смертельной опасности ее жизнь!

— Вряд ли все обстоит так просто, — прервал сокрушающегося кузена Джастис. — И все же полностью исключать подобную возможность нельзя. Только имей в виду — отныне леди Маргарет будет смотреть на леди Эйнсли не просто как на соперницу, а как на человека, который сумел перехитрить ее!

— Поверишь — с первой минуты, как передо мной возникла эта миниатюрная рыжеволосая красотка, размахивая своим проклятым мечом, я так и думал, что хлопот с ней не оберешься, — пожаловался Гейбл. В действительности он вовсе не гневался на Эйнсли, ему просто хотелось отвести душу. — Надо приставить более надежную стражу и к ней, и к Рональду. Фрейзеры уже недвусмысленно дали понять, что не остановятся ни перед чем в своем стремлении нанести удар по любому живому существу, которое дорого Эйнсли. Вспомни, как они обошлись с ее собакой! Да, кстати… Надо не забыть перевести это чудовище в ее комнату, — добавил он с улыбкой.

Джастис рассмеялся, отвесил кузену шутливый поклон и отправился выполнять его приказания — подыскать надежных людей для охраны Макнейрнов и препроводить Страшилу в спальню Эйнсли.

«Как же мне ненавистны все эти интриги!» — чертыхнувшись, подумал Гейбл, допил вино и пошел к Эйнсли. Отныне он намеревался и сам не спускать с нее глаз, справедливо полагая, что вряд ли это удивит кого-нибудь в Бельфлере. Решение было продиктовано, разумеется, эмоциями. Но после случившегося сегодня Гейбл начал склоняться к мысли, что, пожалуй, был не прав, когда действовал, совершенно не считаясь с ними. Он пытался загнать чувства так глубоко и взвешивал каждый шаг столь тщательно, дабы в нем не было и намека на эмоции, что не заметил того, что происходило прямо перед его носом.

Тетушка приветствовала Гейбла улыбкой. Тихонько проскользнув в спальню и склонившись над кроватью Эйнсли, он шепотом спросил:

— Ну как она?

— Спит, — ответила Мари. — Дышит спокойнее и, похоже, согрелась. Жара, к счастью, нет.

— Рад это слышать. Я боялся, что у нее начнется лихорадка.

Подав тетке руку, чтобы помочь встать с низенькой скамеечки, Гейбл начал вежливо выпроваживать ее из комнаты:

— Иди спать, тетя. Теперь я сам посижу здесь.

— Но ей может понадобиться помощь женщины, — запротестовала Мари, сопротивляясь маневрам племянника.

— Если понадобится, я позову тебя или горничную — их ведь чуть не с десяток снует по всему Бельфлеру. Спокойной ночи, тетя, — скороговоркой добавил он, чмокнув Мари в щеку, и закрыл наконец дверь.

Налив в кружку медового напитка из кувшина, стоявшего на столике рядом с кроватью, Гейбл устроился поудобнее, не сводя глаз со спящей Эйнсли. Какое счастье, что она жива и идет явно на поправку, подумал он, немного удивленный тем, что придает этому такое значение. Очевидно, его чувства задеты сильнее, чем это бывает при легком флирте, как он предпочитал называть про себя их отношения. А раз так, это становится опасным. Самым разумным было бы держаться от девушки на расстоянии, но глядя на ее милое лицо, Гейбл понимал, что не сможет этого сделать.

Какая горькая ирония судьбы! То, что привлекает его в Эйнсли, одновременно делает невозможным их совместное будущее. С каждым днем Гейблу становилось все яснее, что Эйнсли нимало не похожа на своего необузданного отца или других родственников, но само имя Макнейрн… Жестоко так рассуждать, но Гейбл знал, что просто обязан быть жестоким. Судьбы многих людей зависят от него. Он не может рисковать ни своим теперешним положением, ни тем, которого рассчитывает добиться в будущем. Ему бы хотелось быть более независимым в своих поступках, но коль скоро такой возможности нет, он не может позволить себе увлечься.

Эйнсли тихонько застонала и открыла глаза. Гейбла не удивило, что она проснулась — желудок девушки уже давно требовал еды. Вот и теперь, как только она перевела сонный взгляд на сидевшего рядом Гейбла, в животе у нее снова заурчало. Поймав его улыбку, Эйнсли смутилась и сунула руку под одеяло.

— Это у меня? — спросила она слабым голосом.

— Похоже, что да. Я слушаю эту серенаду уже довольно давно. Тебе надо подкрепиться. Вот сыр и хлеб. — Заметив, что Эйнсли не притрагивается к еде, Гейбл нахмурился. — Тебе нужна помощь?

— Нет.

Она села, окинула взглядом свою рубашку и перевела глаза на Гейбла:

— Когда ты меня раздевал, я была слишком слаба, чтобы высказать упреки за столь неподобающую помощь. Могу я высказать их сейчас?

— Считай, что ты это уже сделала. А теперь поешь, а то мы оба скоро оглохнем от этого урчания у тебя в животе.

Эйнсли поела немного хлеба и сыра, удивляясь тому, что так слаба, и радуясь, что вышла относительно здоровой из тех испытаний, что выпали на ее долю.

— Урчит и в самом деле громко. Не мудрено — со. вчерашнего вечера я ничего не ела, если не считать нескольких глотков прокисшего вина.

— Эйнсли, расскажи мне все.

Она искоса взглянула на него:

— А ты уверен, что хочешь этого? Иначе все будет пустой тратой времени — выслушав мой рассказ, ты объявишь его ложью.

— Не беспокойся. Я обещаю слушать внимательно и не подвергать сомнению твои слова. — Он хитро улыбнулся. — По твоему совету я уже поговорил с Рональдом и многое узнал от него, а теперь хотел бы послушать тебя.

Продолжая поглощать хлеб и сыр, Эйнсли принялась рассказывать о том, что с ней произошло. Услышав об ее схватке с Фрейзером, Гейбл потрогал шишку у нее на голове. Эйнсли догадалась, что он сделал это не из недоверия к ее рассказу, а просто для того, чтобы удостовериться, что рана не опасна. «Наконец-то он узнал истинную цену этим коварным Фрейзерам!» — с удовлетворением подумала девушка, откидываясь на подушки. Правда, жаль, что она лично не сможет извлечь из этого никакой выгоды. Даже теперь Гейбл вряд ли будет смотреть на нее как на возможную жену, значит, остается радоваться хотя бы тому, что он ей поверил. Макнейрны редко могут этим похвастаться…

— Ты самая удивительная женщина на свете, Эйнсли Макнейрн, — неожиданно объявил Гейбл.

— Если мне придется и дальше убивать людей, чтобы оправдать твое мнение, я предпочту быть самой обычной.

Присев на краешек кровати, Гейбл взял Эйнсли за руку.

— Мне жаль, что до сих пор я был так слеп. Если бы я с самого начала понял, что за люди эти Фрейзеры и что они замышляют, тебе не пришлось бы пережить весь этот ужас. На мне лежит вина за то, что леди Маргарет так невзлюбила тебя. Если бы я оставил тебя в покое — а на моем месте так поступил бы любой благородный человек! — она не стала бы считать тебя соперницей, от которой нужно избавиться всеми силами.