Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник) - Наталья Павлищева

– Дак… она…

– Что? Недужна? В Ростов уехала?

– Нет… в порубе…

– Где?!

– В порубе она, Степан Иванович, перед тем как уйти, посадить велел.

Юрий уже поднялся на крыльцо, но в дом входить не стал, остановился, оглядывая двор. Что-то здесь произошло перед самым его приездом, слишком перепугана челядь, заметно, что боялись не только дружину князя. Видно, сам Кучка что-то сотворил перед уходом.

Видя, что князь собирается задержаться на крыльце, ключник ловко подсунул ему большое кресло. Юрий оглянулся искоса, грузно опустился, кресло жалобно скрипнуло под крупным телом.

– А дети где?

– Там… – неопределенно мотнул головой тиун.

– Собери всех сюда.

– А… боярыню?

– И боярыню тоже приведи.

Пока по дому и двору собирали сыновей Кучки и челядь, пока из поруба освобождали Кучковну, и та хоть чуть приводила себя в порядок, поправляя одежду, князь сидел на крыльце, наблюдая и размышляя. Вот уже встали толпой ближние, опасливо оглядываясь друг на дружку и на княжьих людей, заполонивших весь двор. Вот пришли сыновья Кучки, тоже робко жались в сторонке, снова согнулся почти до земли тиун, мельтешил ключник. Не было только боярыни и ее падчерицы, это не считая самого Кучки.

И вдруг мимо сидевшего князя в сени попыталась проскользнуть какая-то совсем юная девушка, по виду так не сенная девка. Юрий загородил оставшийся узкий проход рукой:

– Куда?!

– Я матушке плат принесу, негоже боярыне выходить простоволосой…

Юрий глянул внимательней, дочка Кучкова, и не признал сразу!

– Стой. Где матушка? – Почему-то подумалось, хорошо, что падчерица мачеху матушкой зовет.

– В порубе она. Отец посадил.

– За что?

– Не ведаю.

Князь чуть подумал, согласно кивнул:

– Иди.

Боярышня метнулась в дом, потом – с крыльца куда-то в дальний угол двора, видно, поруб там.

Князь ждал. В том, что Кучка писал это злосчастное письмо, теперь сомнений не было, что отправлял – тоже, иначе с чего так пугаться? Но почему виниться не желает, неужто и впрямь на устах мед, а в душе яд? Стало больно, сердце сжало так, что свет помутился.

Но Юрий взял себя в руки, знаком подозвал ключника.

– Расскажи, за что боярыню в поруб?

– Не ведаю, княже. – И было видно, что не врет, сам поражен, Кучка, который выполнял любые прихоти своей молодой боярыни, вдруг взбеленился и так обошелся с ней. – Видно, сильно провинилась, Степан Иванович не кричал на боярыню никогда…

– А сам как ушел и куда?

– Куда не ведаю, а как?.. Просто ушел, вроде постоять на берегу вон, – ключник мотнул головой в сторону Московы.

Юрий уже знал, что сделает. Ни искать боярина, ни вылавливать его по лесам не станет, земли заберет себе, с предателями иначе не поступают, семью боярскую отправит в Ростов или даже вон во Владимир под строгий пригляд, чтобы, когда станет их искать Кучка, так и попался. В Кучкове оставит посадника, а позже здесь вообще поставит настоящий город, хороши места больно. Не обмани его так Кучка, был бы здесь его город, а теперь обратного хода нет.

Юрий чувствовал, что начинает успокаиваться, это заметили и все его люди, и ключник с тиуном, вздохнули чуть свободней. Но дальше произошло то, чего никто, в том числе и сам князь, не ожидал.

Со стороны поруба шли две женские фигурки, видно, мачеха и падчерица, сенные девки держались чуть поодаль. Юрий только взглядом скосил, дожидаясь, когда Кучковна подойдет и поклонится.

– Здрав буде, князь Юрий Владимирович…

Голос у Кучковны странный, шепелявый. Юрий вскинул на боярыню глаза и обомлел. Как ни прикрывалась, скрыть разбитую губу и ободранное лицо не смогла. Кучка в запале, притащив женку к дверям поруба, так яростно ее туда швырнул, что женщина, споткнувшись, полетела и расшиблась о столб. Оказалась разбита губа, выбит один зуб и поцарапаны щека и висок. Чуть покрепче – и не было бы в живых боярыни, тяжела рука у Степана Ивановича Кучки…

Князь зачем-то спросил:

– Кто?!

Кучковна только плечом дернула, мол, всем ясно.

– Убью-ю!.. Найти! – взревел Юрий во весь голос, даже птицы с ближайших деревьев взмыли вверх.

Никто не спрашивал, кого найти, и так ясно. Видно, не зря прячется боярин. Но где его искать, леса вокруг Кучкова стоят знатные, опытный человек может там и год прятаться, а уж у Степана Ивановича на случай каких нападений схронов достаточно, и на Яузе, и у Большого оврага, да много где, на то он и хозяин своей земли.

Подумав об этом, ключник вдруг понял, что уже нет. Если и вернется боярин Кучка, то князь ему чего-то там, из-за чего так зол, не простит. И как быть? Ключника Ефрема меньше всего теперь беспокоила судьба хозяина и куда больше своя собственная. Как остаться в чести у князя, чтобы не прогнал, здесь оставил? Иначе куда ему, хромому, податься? Степан Иванович за схватчивость да готовность услужить держал, только такие черты не всякий заметит и не сразу.

Ключник только угодливо наклонился, чтобы предложить князю кваску или вообще пока отобедать, как тот обернулся что-то сказать сам. Юрий даже вздрогнул, прямо рядом с его лицом оказалось приторно улыбающееся лицо с жиденькой бороденкой и бегающими глазками. Терпеть не мог такие лица, коробило, понимал, что предаст любого, даже самого Господа, если случится спасать свою шкуру. Вот и ныне готов притащить своего хозяина, прикажут – найдет его, как пес по запаху, и в зубах притащит. И князю сапоги лизать будет.

Юрий отвернулся, не став спрашивать, где мог спрятаться Кучка, даже злость на боярина оказалась слабее гадливости от присутствия рядом его ключника. И как Кучка такого терпел? Махнул рукой:

– Поди, потом позову…

Ключник ушел, но во дворе появилась еще одна семья, видно, старшего сына Кучки – хлипкий боярский сын и крепкая некрасивая женщина с дитем на руках. Мелькнула мысль: это вот наследник? Стало почему-то жаль, что богатые кучковские угодья наследует вот этот сморчок, растеряет ведь все, погубит! Окончательно созрело решение оставить все в своих руках. А этих? Им дать взамен что другое, поменьше, поплоше.

Князь перевел взгляд на прикрывающую платом лицо боярыню и ее падчерицу. Махнул рукой:

– Иди к себе, после поговорим.

Кучковна спешно удалилась, Улита – с ней.

Надо было что-то делать, искать Кучку могут долго, не сидеть же ему на крыльце до завтрева, а то и весь месяц? Юрий заметил злой взгляд кучковской снохи, которым та проводила мачеху и Улиту. Ясно, завидует…

Сноха перевела взор на князя, но глаз не опустила. И вдруг, как-то гадко усмехнувшись, произнесла, вроде сама себе:

– Чтой-то сорока нынче так расходилась…

Князь снова вскинул глаза на кучковскую сноху, и снова та не отвела глаз.

В следующий миг рука Юрия уже указывала на кусты орешника, что на краю двора и, видно, закрывали спуск к реке, где действительно беспокойно стрекотала длиннохвостая разбойница:

– Проверить!

И почти сразу кивнул на боярскую семью:

– В терем, пока не скажу выйти!

Сыновья Кучки и сноха подчинились, причем сноха шла мимо князя почти с усмешкой, видно, чувствуя себя уже хозяйкой на этом дворе. В углу двора осталась стоять челядь кучковская, но уж на этих Юрий внимания не обращал.

А еще чуть погодя во двор уже втаскивали упиравшегося боярина Кучку, с поцарапанным, красным от злости и натуги лицом. Он стоял перед крыльцом, набычившись, стиснув зубы.

– Что ж ты, хозяин, гостей так плохо встречаешь-привечаешь? Сам по кустам прячешься, женку в поруб посадил…

Был миг, когда еще все могло решиться добром, упади Кучка в ноги, повинись, наказал бы князь, но не до смерти. Юрий шагнул с крыльца, остановился прямо перед боярином. Он был выше Кучки почти на голову, а потому, чтобы глянуть в лицо, взял того за бороду и поднял вверх. Как холопа! Степана Ивановича «понесло», то ли, в кустах насидевшись, обозлился окончательно, то ли уже не верил в прощение, вскинул глаза на Юрия, ноздри раздулись, лицо побагровело…

Князь от взгляда, полного ненависти, даже отшатнулся. И это решило все, не мог больше верить Юрий Владимирович боярину, даже если бы тот и повинился. Глаза князя тоже стали злыми, ключник заметил, понял, что боярину пришел конец, не простит его князь, нет, не простит…

– Гости с дружиной не приходят, князь.

– Почему же? Ежели я мимо шел с дружиной, что ж мне, ратников своих в лесу держать? Или в своей земле я не волен ходить так, как хочу?

Кучка молчал, ноздри массивного носа раздувались, глаза бегали по земле, точно что-то выискивая. Юрий от собственных речей ярился все больше:

– А твое дело – холопье: князя своего встречать. Или ты теперь не мой? У Всеволода Киевского грамоту на эти земли просил, меня обойдя? Своими считаешь? А что княжество мое, забыл?

Кучка взъярился:

– То мои земли, князь, мои! Я здесь хозяин, моим тщанием все поставлено! И я у Великого князя Киевского грамоту просил, а не у кого попало!

Боярин почти плевал слюной, выкрикивая дерзкие слова Юрию в лицо. Князь багровел, ответно приходя в ярость, но Степану Ивановичу было уже все равно, он понимал, что это последние его слова, а потому осторожным быть не собирался. Вдруг вспомнил про жену, совсем зашелся: