Мистер Монк идет в пожарную часть - Ли Голдберг

— Да, я вижу, — сказал Монк.

— Ты не собираешься зайти внутрь?

— Без моего защитного костюма — нет.

— А почему бы тебе не носить этот проклятый костюм постоянно? — вспыхнул Стоттлмайер. — Ты мог бы не беспокоиться о дыхании и прикасаться к чему угодно в любое время.

— Было бы неловко, — ответил Монк. — Социально.

— Социально? — переспросила я.

— Мне не хочется обращать на себя внимание, — пояснил Монк. — Одно из преимуществ в работе детектива — моя естественная способность скользить плавно и незаметно практически в любой социальной ситуации.

— Я просто подумал, сколько денег ты сэкономил бы на салфетках, — иронизировал капитан.

Монк достал брелок с фонариком и направил свет внутрь навеса. Маленький луч осветил человека с тощей бородкой, лежащего на спине. На нем была одета примерно дюжина рубашек. Помимо этого он был неузнаваем. Голова размозжена кирпичом, вместо лица кровавая каша.

Я отвернулась.

До встречи с Монком мне удавалось идти по жизни, ни разу не увидев людей застреленных, зарезанных, задушенных, избитых, отравленных, расчлененных, задавленных машиной или забитых кирпичом. Теперь видела не менее двух-трех трупов в неделю. Я задавалась вопросом: как можно привыкнуть к ужасным зрелищам и остаться хорошим человеком?

— Он что, твой друг? — Обратился Стоттлмайер к Монку.

— Он похож на моего друга? Разве Вас не было здесь, когда мы обсуждали защитный костюм?

— Я никогда этого не забуду, — сказал Стотлмайер. — Тем не менее, я думал, что ты его знаешь. Именно поэтому и позвал тебя сюда.

— Я сегодня принимал ванну дольше, чем он за десяток лет, — возмутился Монк. — Почему Вы думаете, что мы знакомы?

Капитан указал на край насыпи. Монк посмотрел туда и увидел несколько десятков запечатанных пакетов с салфетками Уэт Уан, разбросанных среди сорняков.

— Ты единственный человек из моих знакомых, носящий с собой столько салфеток Уэт Уан.

Монк посмотрел на меня, и мы все поняли одновременно. Я почувствовала холодок, не имеющий ничего общего с холодным ветром.

— Вы знаете его, — прочитал Стоттлмайер по нашим лицам.

— Мы видели его попрошайничающим у Эксельсиора, — сказала я. — Он хотел денег, а мистер Монк дал ему салфетки.

— Внешний вид? — спросил Стоттлмайер.

— Его не так-то просто распознать. Он выглядит по-другому с кровью, размазанной по лицу, и… — я не смогла продолжить.

Капитан кивнул:

— Я понимаю. Все в порядке.

— Это не единственная причина, почему мы не узнали его, — сказал Монк. Он снова повернулся к навесу и присел у входа, позволяя лучу фонарика освещать труп и внутреннее пространство навеса. Затем чихнул.

Монк встал, повел плечами, а когда вновь посмотрел на нас, в глазах отражался водянистый блеск волнения.

— Я знаю, кто его убил, — заявил он и опять чихнул.

— Знаешь? — поразился Стоттлмайер. — Кто же?

— Лукас Брин.

— Брин? — капитан устало вздохнул. — Да ладно, Монк, ты уверен в этом? По-твоему получается, он убивает старушек, собак и бомжей. Он что, серийный убийца?

Монк всхлипнул и произнес:

— Он человек, который хочет уйти от наказания за убийство. Печально, что он продолжает убивать для достижения цели.

— Почему ты думаешь, что это Брин? — спросил Стоттлмайер.

— Посмотрите на себя, капитан: Ваш плащ застегнут до носа, — Монк развернулся и посветил на мертвеца. — А на нем его нет.

— Может, у него и не было? — предположил капитан.

— У него был плащ, когда мы встретились, — возразил Монк. — Большой, грязный и оборванный.

Вернее, он казался грязным и рваным, а был прожженным и обугленным. И мы не заметили. Знай мы тогда, что искать, могли бы сразу раскрыть дело, и, возможно, спасти жизнь этому человеку.

Я представила, что Монк чувствовал себя так же виновато и глупо, как я.

— Лукас Брин убил его за плащ, и выбросил салфетки из карманов, — Монк снова чихнул. — И это доказывает полное пренебрежение Брина к человеческим жизням.

Не уверена, что Монк имел в виду. То, что он убил человека за пальто, или что выбросил салфетки показывало полную глубину бесчеловечности Брина? Я не посмела спросить.

Стоттлмайер указал на труп:

— Вы говорите, этот парень носил плащ Брина?

Монк кивнул и высморкался:

— Он, должно быть, рылся в контейнере в ночь убийства Эстер Стоваль. Этот человек желал смерти, и он ее получил.

— Он же не думал, что дайвинг в мусорном контейнере убьет его, — сказал Стоттлмайер.

Монк достал мешочек для улик из кармана и положил в него использованный клинекс. — Если бы не плащ стал агентом его смерти, то возможна ужасная плотоядная контейнерная болезнь или омерзительная слюновыделительная смерть.

— Агентом его смерти? — не понял Стоттлмайер.

— Омерзительная слюновыделительная смерть? — не поняла я.

— Спасибо Господу за Уэт Уан! — воскликнул Монк.

— Как, черт возьми, Брин узнал, что у этого парня его пальто? — вопросил Стоттлмайер.

Я знала ответ на вопрос, но не чувствовала себя умной. Скорее, наоборот.

— Когда мы говорили с Брином в холле, этот парень проходил мимо с тележкой. Брин видел его.

— Брин, должно быть, чуть в штаны не наложил, — усмехнулся Стоттлмайер. — Сидит он, значит, с детективом из отдела убийств и еще с двумя людьми, обвиняющими его в преступлении, а тут заходит парень, носящий на себе свидетельство, которое может отправить его в камеру смертников. Он, вероятно, как маньяк искал потом парня.

— Да уж, — сказала я. — А мы безрезультатно рылись в мусоре всего Сан-Франциско.

Стоттлмайер взглянул на ночное небо:

— Кто-то наверху неплохо посмеялся над нами.

— Медицинский эксперт был здесь? — спросил Монк.

— Она уехала перед вашим приходом сюда.

— Она определила, как давно мертв этот человек?

Капитан кивнул:

— Да, около двух часов.

— Может, еще есть время, — сказал Монк.

— Для чего? — спросила я.

— Не дать Брину уйти от наказания за три убийства, — ответил Монк.

20. Мистер Монк играет в кошки-мышки

Мост, соединяющий Сан-Франциско и Окленд — на самом деле два моста: один, идущий к острову Йерба-Буэна, и другой, выходящий из него. Они соединены тоннелем, прорезающим середину острова.

Рядом с Йерба-Буэной находится Остров Сокровищ, плоский, искусственный клочок земли, созданный для размещения международной выставки Золотые Ворота в 1939 году, который правительство во время Второй Мировой войны заграбастало для базирования военно-морской базы.

Остров Сокровищ получил свое название от частички золота в почве дельты реки Сакраменто, сброшенного в залив, чтобы на этом месте воздвигнуть остров. Но если вы спросите меня, реальный остров Сокровищ находится на другой стороне залива, к северу от Сан-Франциско в графстве Марин.

Остров Бельведер длиной в милю и шириной в полмили — анклав сверхбогатеев, смотрящих на город, залив и мост Золотые Ворота из окон и балконов своих многомиллионных, обращенных к заливу домов. Там, возможно, и нет вкрапления частички золота в почве, но горсть земли на Бельведере стоит больше, чем акр в любой другой части Калифорнии.

Если б зависело от меня и ради точности именования островов, название «Остров Сокровищ» перешло бы от островка, находящегося в середине загрязняемого рекой Сакраменто залива, острову Бельведер.

Разумеется, Лукас Брин жил на Бельведере, ибо другое место не отложило бы на нем столь сильный отпечаток. Он с женой обитал в чрезмерно хвастливом тосканском особняке с собственным причалом для глубоководного парусника. (Не то, чтобы я против богатых — я сама из небедной семьи, хоть у меня и не много своих денег. Вседозволенность и чувство превосходства среди богатеев я всегда терпеть не могла).

Чтобы добраться до дома Брина, нужно выехать по мосту Золотые Ворота из города, проехать через Саусалито, затем переехать через дамбу к острову и помотаться по покрытым лесом холмам. Даже с включенными сиреной и мигалками нам потребовалось бы добрых сорок минут. А Стоттлмайер их выключил, пересекая дамбу, чтобы не шокировать местных жителей.

Ворота участка Брина были широко открыты. Как-будто он нас ждал. Ситуация не радовала.

Особняк Брина возвышался в конце круговой дорожки на вершине холма с потрясающим видом на остров Энджел, полуостров Тибурон и мост Золотые Ворота — когда небо не черное, как смоль, и без стелящегося тумана, как в день нашего приезда.

Мы остановились у серебристого спортивного Бентли Континенталя Брина и вышли из машины. Стоттлмайер остановился и положил руку на гладкий капот Бентли.

— Он еще теплый, — заключил он, лаская автомобиль, будто это бедро женщины. — Как бы я смотрелся в ней, Монк?