Санки - Анна Кудинова

тогда показалось, что девочка сильно обеспокоена. Маша училась в моем классе два года, ох была вредная, с характером, но все хорошо усваивала. Была у нее и старшая сестра, похожая на нее как две капли воды, только выше. Маша носила голубое пальто, а Надя – красное. Девочки не любили друг друга, всегда ябедничали и соперничали. Когда Маша пропала, Надя ничуть не сожалела об этом, а наоборот. Долго тогда ее искали, лет пять или семь, – старушка наклонила трясущуюся седую голову, – отец обезумел от горя, когда под весенним талым снегом лесник нашел ее голубое пальтишко. Но тела не было, поиски продолжали, хотя так ничего и не обнаружили.

– А санки? Вы помните ее санки? – сосредоточенно продолжил я расспрос.

Она напрягла брови, подумала:

– Нет, санки не знаю.

А потом вдруг ее лицо немного изменилось:

– У Наденьки были санки. Но я их уже и не вспомню.

– А кто готовил еду в то время?

– Раньше-то в школах не готовили, это сейчас там кухня, – улыбнулась она. – Была у нас контуженая после войны, взяли ее мыть пол, а потом, когда отстроили новое здание, там она и пригодилась.

– Тоже Мария?

– Да, тоже! – старушка устала и начала засыпать прямо в процессе разговора.

– Она была молодая?

– Да нет, уже в годах. Все узнал? – спросила она в конце.

Я понял, что мне пора уходить, хотя вопросов у меня созрело еще больше, чем было.

– Да, большое вам спасибо, я закрою за собой, не вставайте.

Дверь с хрустом захлопнулась, я спустился вниз и пошел к школе. «Как кухарка могла быть в возрасте в 1952 году, если она в возрасте сейчас?» – не складывается, но я чувствую близость к разгадке. «Санки принадлежали двум сестрам, одна пропала, вторая осталась – значит, это она и есть. Кухарка – это Надя, а санки принадлежат Марии, ей нужно их и вернуть. Осталось понять, как это сделать и куда она пропала» – мое умозаключение сегодняшнего дня.

Я вернулся к школе в половине пятого. Сейчас в здании еще много людей и прокрасться незаметно вряд ли получится. Я спрятался в школьном парке между горкой и крепостью, что построили ребята на прошлой неделе, она немного растаяла и перекосилась, создав отличное убежище для меня. Я дождался, когда несколько учителей вышли из школы, и решил обойти здание с внутренней стороны, там, где раньше стояла самая старая деревянная часть. Примерное место, где лежала бетонная плита, было полностью покрыто толстым, хорошо утрамбованным слоем снега, но меня это не остановило, я начал копать. Рыл руками, разбивал пристывшую ледяную корку сапогом и наконец-то добрался до земли. Понял, что рою в неверном месте, и сместился на метр влево. Там тоже ничего не обнаружил. Мои промахи, словно пулевые отверстия, украсили поверхность заднего школьного двора. Световой день начал угасать. Небо налилось синевой, месяц побелел и сдвинулся вправо. Я немного отошел и, напрягшись, вспомнил лето, а именно место, где лежит эта чертова плита.

Однажды Сашка выбросил из окна бутылку с кефиром, она упала и вдребезги разбилась о бетон, он думал, что угодит в траву, но промахнулся. Ему тогда влетело, а мы смеялись, свесившись из окна, когда учительница, оказавшаяся невольной свидетельницей произошедшего, заставила его спуститься и убрать стекла.

Я задрал голову вверх и вспомнил, из какого окна летела бутылка. Отсчитал кабинеты, вычислил траекторию и очертил место, в котором нужно рыть.

На этот раз не ошибся, под 30-сантиметровым слоем показалась серая твердая поверхность. Я разрыл ее почти полностью, но более ничего сделать не смог. Я знал, что под этой плитой находился подвал, который засыпали при строительстве нового корпуса в 1960 году.

Свет в окнах погас, я вернулся к школьному входу, дернул за ручку двери – закрыто. На стене колебался белый листок бумаги, посаженный клеем к деревянному стенду. Я подошел ближе и узнал почерк завуча: «В школу требуется завхоз». Я дочитал и немного взгрустнул, вспомнив наш последний разговор с Петровичем.

Школа закрыта, внутри никого, у меня примерно минут 20–30 до наступления темноты. «Уж сегодня я не попаду в коварные сети ночной школы», – думал я, открывая украденным из учительской ключом дверь с тыльного входа, через столовую. Не глядя, я проскочил через новую часть школы, свернул на первом этаже в крыло первоклашек, туда, где по плану ранее находился переход в старое здание. Холл для малышей заставлен партами, классы совмещены между собой, и коридор, в который они выходят на перемену, сделан отдельно, чтобы дети не перемешивались со старшими. Почти ничего не видно, я запутался. Нужно вернуться в архив и взять старый план школы. Я так и сделал. Счет шел на минуты, я включил фонарик, чтобы лучше видеть, развернул карту, вторую, новую, визуализировал первый этаж и понял, что скос стены над доской в классе – это и есть то место, где раньше был проход в старое здание, только вход в подвал находится за стеной, в лестничном проеме, который ведет с третьего этажа от кабинета литературы, по которому я спускался и ключ от которого мне указала Муза через свои пустые глаза.

Внезапно я почувствовал себя хорошо, я почти разгадал тайну санок. Правильнее было бы уйти и вернуться завтра, когда у меня будет больше времени, но нет, я так просто не сдамся. Темная полоса заката подкрадывалась тихо, но верно, словно хищный зверь, боясь спугнуть жертву. Я бросился наверх, а он бросился за мной. Мы неслись с разницей в полметра, в долю секунды, я взобрался по лестнице, преодолел коридор, открыл пожарный выход и побежал по ступенькам вниз, только я успевал убирать ногу, как ступенька трескалась и разлеталась на мелкие осколки, будто превратившись в тонкий, как нить, лед. Я спустился вниз и затаился в круглом холодном лестничном колодце. Наступила тишина. Я победил!

А вот тот самый вход в подвал, заваленный старыми строительными материалами. Всю ночь я разгребал кирпичи, доски, металлические рейки и прочий мусор, пока не освободился проход достаточного для меня размера. На всякий случай надежно привязал веревку к крюку, что торчал из пола, и бросил конец в яму. Взял фонарик и аккуратно спустился вниз. Страх овладел мной так, что я еле-еле мог шевелиться, заставляя свой разум сосредоточиться, а тело действовать. Руки тряслись, сердце колотилось. Я посветил вперед – передо мной был длинный узкий тоннель. Я спустился и встал в полный рост, осветил стены – ничего, пустота. Прошел вперед, ко мне с потолка спускались ступеньки, это остатки