Во тьме его желаний - Алена Худова

class="p1">Наконец в районе семи вечера медсестра Юля сообщила, что Армин провел все операции на сегодня, поэтому с минуты на минуту придет к нам.

— Добрый вечер, Валентина Павловна, — Армин вошёл почти сразу за медсестрой. — Добрый вечер, Гая. Ну что? Попытаемся решить наши разногласия?

— А Вы… не устали? — искренне поинтересовалась Гая. — Все же весь день на операциях…

— Не весь день, — вполне дружелюбно ответил ей Армин. — У меня были и обычные осмотры. Но мне бы хотелось поскорее все уладить. Присядьте, пожалуйста.

Гая села возле меня ни на секунду не прерывая объятий. Она словно боялась, что на меня набросится либо мама, либо Армин, поэтому готова была в любую минуту отразить атаку.

Однако, судя по медленным и мягким шагам, Армин остался стоять, да еще и принялся прохаживаться из стороны в стороны.

— Милые дамы, — тихим и неторопливым тоном начал он, — я бы не хотел, чтобы Афина присутствовала на нашем разговоре. Вы не возражаете, чтобы Юля увела ее…

— Нет! — сердито перебила его мама. — Афина останется с нами! Может Вы ее уже похитите к тому времени! Я никуда ее не отпущу.

Лично мне этот момент тоже показался странным. Что Армин собирался сказать моим родным такого, что я не должна была услышать? С его обходительной манерой общения он мог красиво завуалировать любую ситуацию. Так что же это такое, что я не должна услышать? Он будет им угрожать? Или… что если он хотел сообщить им, что я больше никогда не смогу видеть? Вот это точно нельзя завуалировать.

Я разволновалась дальше некуда, а Гая крепче сжала мои плечи.

— Тогда есть второй вариант: Афина сядет возле меня, — предложил Армин. Однако он заявил это таким безапелляционным тоном, что было ясно: третьего варианта он не допустит.

За своими мыслями я упустила тот момент, когда Армин взял меня за руку, поэтому я подскочила в объятьях Гаи, но мой Доктор тут же поспешил успокоить меня.

— Чшш, — он погладил меня по спине, — это я. Давай пересядем, ладно?

Армин проводил меня до кресла и осторожно усадил меня в него.

— Валентина Павловна, Гая, — снова обратился Армин к моей семье, — я понимаю, что не внушаю вам доверие, но сейчас все-таки попытаюсь это сделать.

Мужчина снова принялся медленно прохаживаться мимо меня, и я четко уловила, что каждый третий шаг он делал громче, чем два предыдущих.

— Мне понравилась Афина еще два месяца назад, — продолжал он так спокойно, словно вел какую-то непринужденную ничего не значащую беседу, при этом он четко выставлял паузы в момент своего «громкого» третьего шага. — Я сразу сообщил об этом Декарту, чтобы мои намерения были максимально понятны. На тот момент, Декарт так же был настроен против меня, и я принял его условия никак не контактировать с Афиной до ее восемнадцатилетия. Я не преследовал ее, не искал с ней встреч, не общался и даже не вызывал на осмотр, хотя по умолчанию она уже являлась моей пациенткой. Она просто ждала свою очередь.

Мои щечки чуть защипало румянцем. Мне стало приятно от того, что Армин оказывается все это время думал обо мне и ждал встречи со мной. Потому что я тоже этого ждала, хоть и запрещала себе об этом думать.

— За время этого соглашения я ни разу не нарушил его даже малейшими действиями, — продолжал Армин, а мне его речь стала казаться какой-то слишком растянутой и даже нудной.

Зачем он это говорит?

— И хоть я знал, что Афина может в любой момент потерять зрение совсем…

Армин все говорил и говорил, а я чувствовала жуткую сонливость. Именно вот так на моих подготовительных курсах преподавалась химия. Чуть только наша преподавательница открывала рот, как мозг студентов тут же отключался. И я даже изобрела свою систему от засыпания: я по очереди зажимала и растирала каждую подушечку своего пальца, тем самым ускоряя кровообращение к мозгу. Это было моим единственным спасением, чтобы хоть что-то вынести с пары и не штудировать материал дома по второму кругу.

В какой-то момент речи Армин открыто зевнул, мягким тоном извинившись за это и сообщив, что он действительно устал за день, а затем началось что-то странное. Армин повысил голос и стал говорить с четкими паузами, чаще делая громкие шаги, но уже как будто без особой системы.

— Из этого всего вам должно быть ясно, — он подошел к сути, — что я никогда не причиню Афине вред. Со мной она в полной безопасности. Любые методы, которые я над ней применяю, носят только терапевтический характер. Я ни к чему ее не принуждаю и не совершаю никаких пагубных действий ни для ее тела, ни для ее психики.

Затем мужчина встал позади меня и закрыл мне уши. Он сделал это особым образом: Армин не стал прижимать ладони к моим ушам, а наоборот сложил их треугольником, поэтому вместо приглушения звуков я получила, наоборот, легкий шум в ушах. Таким образом я слышала, что он говорил, но для меня это получилось, как просто набор звуков, связанных густым эхом. А затем так же неожиданно он убрал руки.

— Это все, что вы должны знать о наших отношениях, — заключил он.

На долгие десять секунд в палате воцарилась напряженная тишина и я даже подумала, что мама с сестрой уснули от речей Армина. Однако следом раздался звук разбитой посуды, отчего я подскочила на месте, а мама откашлялась, словно прочищала горло от долгого молчания.

— Ой, — как-то заторможенно произнесла Гая. — Афинкин бокал разбился.

— Простите мою неосторожность, — снова привычным тоном заговорил Армин. — Прошу останьтесь на своих местах, я пока позову санитарку.

У меня осталось какое-то странное чувство после этого разговора. Мне было дико любопытно, что же Армин сказал, когда закрыл мне уши. Было любопытно узнать как выглядели моя мама и сестра, пока подвергались колдовству моего врача. И было непонятно зачем Армин разбил мой бокал. Я была на сто процентов уверена, что он сделал это нарочно.

Санитарка убрала все осколки с пола, и моя семья наконец пришла в себя.

— Я могу забрать Афину домой? — смиренно спросила мама.

— Нет, — коротко ответил Армин, не объясняя причин.

— Этой ночью она будет в палате? — снова спросила мама, но без прежней агрессии.

— Позвоните Афине часов в десять, — ушел от ответа мой Доктор. — Так Вы сможете убедиться, что с ней все в порядке. После десяти она уже будет под воздействием успокоительных и лучше не будить ее в это время.

— Я позвоню, — решительно заявила мама, но опять-так без былой агрессии.

Мои