Любовь после развода - Мария Николаевна Высоцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все хорошо, Ади. Как у тебя дела? Кашу всю утром съела?
– Не-а. Но я бутерброды еще ела.
– Молодец.
– А ты правда скоро приедешь?
– В пятницу уже буду дома.
– Хорошо. Только не опаздывай, ладно?
– Постараюсь, – смеюсь.
– Ну все, у меня урок. Я вечером еще позвоню.
Ади скидывает звонок, а я остаюсь стоять посреди улицы со сжатым в руке мобильником.
Позвонить Максиму и навязать свои проблемы будет верхом эгоизма, поэтому я решаю просто вернуться домой.
В квартире шумно. Мама с Вероникой сидят в комнате на ковре, рядом с моим открытым чемоданом. Это вызывает легкое недоумение.
Постукиваю костяшками пальцев о дверной косяк, чтобы хоть как-то заявить о своем присутствии, потому что по телевизору слишком громко играют детские песенки с музыкального канала.
– Ой, Алиночка, мы тут похозяйничали немного. Ты говорила, что подарки привезла Вероничке, она такая капризная проснулась, я вот решила ее порадовать и отвлечь немного.
– Конечно, – подхожу ближе, собираю в чемодан свои разбросанные вещи. Вытаскивать мою косметику было необязательно, но я просто складываю все в косметичку. Молча.
– Что, Люба жаловалась тебе на нас? – шепчет мама. – Такая она эгоистка, конечно.
– Мам, она права. Костик уже взрослый мужик…
– Алина, брату тяжело сейчас, его поддержать нужно, если мы все отвернемся от него, кому лучше будет?
– Бабуся, – хохочет Вероника, укладывая спать плюшевого зайку, которого я для нее привезла.
– Может быть, он начнет думать, прежде чем делать…
– И тебя науськала Любка, да?
– Да нет, я просто еще месяц назад на ее месте была, мам.
Мама моргает, приоткрывает рот, но сразу его захлопывает. В глазах мгновенно встают слезы.
Вижу, как она тянется ладонью к груди, растирает и морщится.
– Сердце у меня болит, Алина. За тебя, за брата твоего. Устала я, умереть бы.
– Мам, ну что ты такое говоришь? Вероника, поиграй пока, мы с бабулей на кухню сходим. Хорошо?
Девочка кивает и мгновенно отвлекается на зайца.
– Мам, Люба сказала, что на Костике долгов по кредиткам куча. Зачем ты его покрываешь? Зачем мне врешь?
Мама ловит мой взгляд и начинает не просто плакать и причитать, а натурально выть, продолжая тереть грудь.
– Давай я скорую вызову…
– Не надо, дома умру, Алина. Дома. На похороны, главное, не тратьтесь. Никаких поминок мне не надо. Ничего. Пусть просто закопают, и все.
– Мама!
Выдыхаю. Обнимаю ее за плечи. Знаю, что манипулирует. Прекрасно знаю, но что я сделать могу? Отказаться от них? Уехать и забыть? Кто так делает?
– Присядь. Я тебе сейчас водички налью.
Протягиваю маме стакан, она берет его трясущимися руками.
– Езжай в Москву, доченька. Нечего тебе тут с нами и с нашими проблемами куковать. Разберемся как-нибудь. Справимся. Квартиру продадим, комнату купим. В тесноте, да не в обиде, как говорится.
От бессилия тру лицо. Отхожу к окошку, смотрю на заснеженный двор и на грязные, превратившиеся в кашу дорожки, которые тоже не чистят. На улице уже начинает темнеть. Четыре часа всего, а фонари вот-вот зажгутся.
– Папа во сколько с работы придет?
– В восемь его сменят. Он пораньше сегодня, поменялся, ты же приехала.
– Точно. Я же приехала…
Бормочу, и такая безнадега в душе. Моя семья, как и десятки других в стране. В чем-то несовременна, немного манипулирующая, с финансовыми проблемами, но это не повод делать вид, что я их не знаю. Не повод бросать в сложной ситуации.
Они воспитали нас с братом как могли, вырастили, на ноги поставили. Поддерживают как могут. Мама всю жизнь на себе экономила ради нас…
Выдыхаю. Смотрю на часы, папа вот-вот придет. Мама уже успокоилась и что-то кашеварит у плиты.
На Костю рассчитывать не стоит. Толку от него нет и не будет. Он такими темпами родителей на улицу жить переселит и сам рядышком усядется, продолжая жить у них на шее.
Папа возвращается с работы в одно время с Любой. Жена брата сразу же идет к дочери, показательно игнорируя мою мать. Насколько я поняла, Люба работает в две смены.
– Дочка, – отец заходит на кухню, крепко меня обнимает. – Как хорошо, что приехала! Лид, вы поговорили уже?
Мама начинает быстрее тереть морковь и молчит.
– О чем? – спрашиваю настороженно.
– Как? Ты же к нам насовсем. Я тебе работу уже нашел. В кружке танцевальном. У нас в здании администрации открыли, там, с заднего хода.
– А… М-м-м… Я же…
Стою и, как рыбка, глазами хлопаю, абсолютно ничего не понимая.
– Алин, нам сейчас всем вместе надо быть. Такие времена, дочка.
– Пап, я уже сегодня наслушалась о ваших временах во всех подробностях. Вы Костю лучше на вторую и даже третью работу отправьте.
– Костя – мужик, сам разберется, – папа не повышает голос, но говорит гораздо грубее.
– Так и я сама разберусь.
– Алина, ты мать до инфаркта довести хочешь? Развелась, жилья своего нет, работаешь черт-те где, – отмахивается, – все, пожила в большом городе, хватит. Ничего хорошего не вышло, надо домой возвращаться.
– Пап, мне двадцать пять лет, – облизываю губы, пробирает на истеричный смех. – Я, наверное, сама уже как-то решать могу.
– Ты для нас всегда ребенок, была и будешь. Мы за тебя переживали, мать ночами не спала с твоим разводом. А тут мы тебе и мужа найдем, приличного, не то что этот твой, который на бабу руку поднимает. Все хорошо будет, дочка. Справимся.
– А мы жить как тут будем? Вшестером-то?
– Раскладушку еще одну купим. Полегче с деньгами станет, может, еще и в двушку переедем, – отец подмигивает. – Лид, давай ужинать садиться. И наливку доставай, дочь приехала. Отметим.
– Я не пью, пап.
Отец что-то хочет сказать, но не успевает. В прихожей хлопает дверь.
