Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами) - Олеарий Адам

Глава XXVI

(Книга II, глава 11)

От Нарвы до Новгорода и о Новгороде

7 марта мы опять выехали из Нарвы и вечером прибыли в Лилиенгаген, лежащий в 7 милях от Нарвы. 8 того же месяца мы проехали 6 миль до Заречья. 9 мы до полудня проехали 4 мили до Орлина, шведской деревни, где наш переводчик, высланный нами вперед к границе, снова встретил нас с сообщением: «Пристав на границе нас ожидает».

Послы призвали к себе знатнейших из свиты и вновь любезно напомнили им, что, ради его княжеской светлости, им, послам, должна оказываться полагающаяся честь; вследствие этого каждый обязан вести себя так, как требуется от данной должности: «Ведь русские, через границы которых мы теперь переступаем, обращают особое внимание на то, с каким почтением к послам относится их свита». Мы, и по долгу и по охоте, обещали поступать так, но в то же время просили, чтобы и с каждым из нас обращались милостиво, по состоянию и правам каждого, и чтобы не набрасывались с руганью на того или иного без различия (как могло бы иногда показаться); когда это нам было обещано, мы весело направились навстречу приставу, которого мы встретили, в миле расстояния за Орлином, в лесу под открытом небом; он ждал нас, остановившись в снегу, с 24 стрельцами и 90 санями. Пристав, по имени Константин Иванович Арбузов, увидя, что послы вылезают из саней, также выбрался из своих саней и встал; он был в зеленом шелковом кафтане, обвешанном золотыми цепями; поверх кафтана висела длинная одежда, подбитая куницами. Когда послы направились к нему, он сделал несколько шагов навстречу им, сказав: «Послы, снимите ваши шляпы!» Так как послы и так уже схватились за шляпы, то переводчик возразил: «Дорогой пристав, это уже сделано». После этого пристав начал читать по записке: по повелению великого государя царя и великого князя Михаила Феодоровича, всея России самодержца и проч., воевода Новгородский князь Петр Александрович Репнин послал его принять послов Филиппа Крузиуса и Отгона Брюггеманна, снабдить их подводами и провизиею и сопроводить до Новгорода и Москвы. Только когда послы поблагодарили за это, пристав подал им впервые руку, спросив о здоровье и о том, каково им было во время поездки. После этого лошади были запряжены в наши сани, и в тот же день нас довезли до деревни Зверин[ки], отстоящей на 6 миль [от предыдущего места остановки].

19 марта в полдень мы прибыли в Тесово, а к вечеру в деревню Мокрицы, лежащую в 8 милях от Звериной]. 11 того же месяца мы достигли Великого Новгорода. При въезде пристав стремился насильно протесниться на первое место наряду с послами и, несмотря на их противодействие, продолжал добиваться своего. Когда мы прибыли в свое помещение, пристав через нашего переводчика просил послов о прощении за грубость к ним во время въезда, ссылаясь на то, что сделано это им было не по собственному почину, а по приказанию воеводы: если бы он не исполнил этого приказания, то на него было бы донесено великому князю и он подвергся бы сильной неприятности.

Великий Новгород находится, как полагают, в 40 немецких милях от Нарвы. Здесь я определил высоту полюса в 58°23′. Хотя Лундорпий в продолжении к Слейдану и указывает на 62°, а Павел Иовий [100] даже на 64° — но это было бы слишком далеко к северу. Последний пишет в своей книге «О московском посольстве»: «Новгород удручается как бы постоянною зимою и мраком весьма продолжительных ночей: ведь Северный полюс у него отстоит от горизонта на целых 64 градуса».

Я в 1636 г. 15 марта в полдень точно определил высоту солнца и нашел, что расстояние его от горизонта равно 33°45′. Склонение солнца, ввиду високосного года, по долготе [101] [прямому восхождению] в приблизительно 55° [5?], нужно было принимать в 2°8′. Если их вычесть из высоты солнца, то получается для высоты экватора 31°37′. Вычтя их из 90°, мы получаем для высоты полюса 58°23′. С этим вычислением согласен и бывший шведский посол Андрей Буреус; этот ученый, весьма сведущий в математике и прилежный муж, на своей шведско-русской карте ставит это место таким же точно образом, даже еще на 10 минут ниже.

Город Новгород — довольно велик: он имеет в окружности — милю, ранее он был, однако, еще больше, как видно по старым стенам, церквей и монастырей, расположенных снаружи и пришедших там и сям уже в разрушение. Из-за многих монастырей, церквей и куполов город извне великолепен, но дома, а равно валы и укрепления города, как и в большинстве городов всей России, сложены и выстроены из елового леса или балок. Город лежит в ровной местности у богатой рыбою реки Волхова, в которой, наряду с другими рыбами, имеются и очень большие, жирные и вкусные окуни: их продают по очень дешевой цене. В этих местах имеется много добрых пашен и пастбищ для скота; здесь получается масса конопли, льну, меду и воску. Здесь же приготовляется прекраснейшая юфть, которою они много торгуют. Город лежит весьма удобно для торговли, так как через него протекает судоходная река Волхов, которая берет начало из озера Ильменя, находящегося в полумиле выше города, и впадает в Ладожское озеро, дающее у Нотебурга начало реке Неве, изливающейся в Финский залив Балтийского моря. В прежние времена лифляндцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, немцы и фламандцы вели оживленную торговлю с Новгородом, вследствие чего он стал весьма богат и могуществен. Город этот некогда являлся главным во всей России. Это была княжеская резиденция, а вся провинция [новгородская], имеющая большое протяжение и простирающаяся вплоть до Торжка, была особым княжеством, не подчинявшимся царю и имевшим своих князей и монету. Ввиду большого населения города, богатства и могущества его, составлена гордая поговорка; говорили так: «А кто может стояти против Бога да и Велика Новагорода?». Но Сенека говорит иначе: «Нет ничего столь великого, что бы не могло погибнуть». Каковы были на самом деле могущество и неодолимость Новгорода, это городу, к несчастью своему, пришлось не раз испытать на себе. Например, в 1427 г. Витовт с польским войском так сильно теснил его, что новгородцы должны были прийти с мольбами и большими подарками просить о мире, как об этом рассказывает Соломон Нейгебауэр в 5 книге своей «Historia rerum Polonicarum»: «Витовт с польским войском вел войну против русских новгородцев — свободный народ, — выставляя предлогом споры о границах. Справившись, против ожидания их, с трудностями пути и став лагерем у Опочки, он, по униженным просьбам и после огромных поднесенных ему подарков, согласился на мир с ними».

Точно также и в 1477 г. их одолел тиран Иван Васильевич [102] Грозный после семилетней войны, войдя в город, по совету и при помощи их же собственного архиепископа Феофила, с вооруженной силою под предлогом привода вновь к послушанию греческой церкви некоторых жителей, которые казались сторонниками римской церкви. Он захватил имущество всех купцов и знатнейших граждан, отнял у самого архиепископа все его золото и серебро и увез более 300 подвод, нагруженных золотом, серебром, жемчугом и другими драгоценностями. Он же переселил в Москву и самих выше указанных новгородцев, а на их место перевел в город других лиц, обязав их ежегодно платить большие подати. Обо всем этом подробно рассказывают барон Сигизмунд фон-Герберштейн, при жизни которого это событие случилось, а также и Александр Гваньини.

Известно, что перенесли новгородцы в 1569 г. при жестоком тиране Иване Васильевиче, который, из ложного подозрения, будто они находились в заговоре против него с его сводным братом (казненным, по его повелению, ядом) и сносились с королем польским, напал на них с войском, перебил всех, кто вокруг города и в городе встретились ему и его солдатам, изрубил многих в куски, загнал громадные толпы на длинный мост, сбросил их в воду и устроил такое страшное кровопролитие, какое еще неслыханно было в России. В этом избиении погибло 2770 знатных граждан, не считая женщин, детей и простонародья. В Новгородском округе были им частью разграблены, частью сожжены 175 монастырей: монахи были перебиты, а что из имущества не сгорело, то тиран захватил с собою, как об этом рассказывает Гваньини в своей «Descriptio Moschoviae».