Пилигримы - Алексей Ар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кодекс? — усмехнулся я. Тень Амиго прям, как живая — кроется в сумраке развалин.
— Кодекс.
— Слышал, боец? — глянул я на Замеса. — Еще вопросы?
— Теперь точно сдохнем, — буркнула Николаевна и поднялась. — Хватит мяться, либо сожрут, либо дойдем.
Не сожрали. Группа проползла почти на кортах над серыми панцирными волнами, что бились о стены — стрекот и шуршание почти оглушали, как и набат сердец. Нечи сильно частили с выплесками на уличные развалы — замирали, лупая набором глаз, щупали воздух. Но мы прошли.
В дворике с ржавой ракетой нас встретила пара клановых — мужчина в возрасте и женщина лет под тридцать. Плотно замотаны в камуфляжную защиту, на открытых шрамированных лицах изрядная толика сомнения. При нашем появлении из подъездного блока они торопливо навелись на шум.
— Шах-шах, — вскинула руку Николя. — Клан Вобля.
— Слышал, — степенно кивнул мужик, не опуская начищенный шмалабой. Оружие на полном серьезе поблескивало формами. — На ничейную ходили?
А выбор ответа небогат — либо топтали чужие земли, либо правда. Наивная закивала китайским болванчиком. Мужик одобрительно цокнул и опустил оружие:
— Вернулись живыми, молодцы. Слышал, нечи возбудились?
— Проползти можно.
И мы разошлись. Убыли в переулок, провожаемые внимательными взглядами. Николя для кого-то пояснила:
— Это Сидр с дочкой. Крутой. Но не топ.
А еще минут через двадцать команда вышла к парковому рву. К горьковатому запаху разрухи примешались ароматы быта — сложная консистенция большого скопления людей. Но надо отметить — успокаивает.
За мостом удостоились вялого кивка сторожевых и слегка ускорились — точнее клановые надбавили, мы последовали. На лице тощего брезжила лишь одна мысль — Марта. И я его понимаю.
Дорожки, сарайчики, тентованное непознаваемое, контейнеры в хаотичном многообразии — мимо, мимо и мимо. Знаковый провал мелькнул тенью на периферии и убыл. А впереди базовый лагерек, где кричат и стучат, где пахнет ароматным дымком и консервами. И почти не чувствуется напряжение, которое сквозит во всех жестах Николаевны.
На второй минуте захода к нам вывернула Оторва. Явно ждала, мотая круги на подступах, — торопливо приблизилась, изучила мимику Никки и встревожилась. Прям зарделась мыслью и догадками, мрачнея с каждой секундой. На подходе сказала весомо:
— Рассказывай.
— Шершень продал точку Чумкам.
И более не надо слов. Оторва сообразила мгновенно, мазнув по нам взглядом. Заиграла желваками, выдохнула гневно, цедяще вдохнула и припечатала:
— Сука! — Помотала головой в попытке разогнать мыслительное. — Всех положили?
Кивок. Смена № 7 с интересом внимала — косилась на меня и слушала. А мне хотелось к костру, да нормально пожрать.
— Никаких выходов в ближайшие дни, — проскрежетала женщина. — Сидим в лагере, ждем гостей.
Она подступила ко мне и смерила гневным зрительным контактом:
— Так и знала, сука, что от вас будут проблемы.
— Еще раз? — спросил, добавляя холодка.
Она дрогнула, скалясь:
— Сраный Шершень!
— Уже лучше, — кивнул. — Мы у себя, если что. А то тощему невмоготу.
— Так Марта же командир, — возмутился Шест.
Оторва сопоставила, прикинула и сделала правильные выводы, чутка светлея лицом:
— Позовем?
— Зовите, — согласился.
И мы ушли. А минут через пять костлявый уже по пояс занырнул в колесницу. Справедливости ради, Фрау от него почти не отстала — так что в закромах они копались на пару.
Дальше, как водится — костер, личный досмотр, готовка и ожидание. Подкрался сумрак, привнеся в лагерь факельных огней. Суета пошла на убыль — дневная клановая жизнь перетекала в вечернюю настороженную. Нас не трогали, мы не настаивали. На периферии пару раз мелькала глава в сопровождении Коленьки — выглядели чутка загнанно и напряженно. Хотя, где в зонах можно найти расслабленного человека? Да, Джимми, вопрос с подвохом.
Распределив дежурство и сделав мотивирующее внушение, я убыл ко сну. Вахту по обыкновению взял волчью — так мне спокойнее. Да и нравится мне предрассветная тишина, когда Ось запускает первые пульсации. А может, сука, и обманываю себя — никогда не рассматривал рассвет с позиций лирики.
С первыми утренними шепотками, что прокатились над просыпающимся лагерем, встал, прошелся в ближнем радиусе, разминая ноги, и замер на траверсе прохода к базе. На тротуаре стоял памятный боец из Ищеек — Клин. И его приближение я не услышал.
Постояли, помолчали.
— Опять? — спросил я настороженно. Передо мной, точно стенка — понимаю, человек опасный, но просчитать не могу. С любого бока — нейтральное дерьмо. И мне не нравится.
Боец хмыкнул:
— Чумки идут. Через час другой случатся. Совет разрешил им спросить с клана Вобля.
— Узнали быстро, — закинул я удочку.
— Им посрать, — пожал плечами мужчина. — А в секторах, даже ничейных, полно глаз. Ты же понимаешь?
Опять помолчали. Мне вот нихрена не понятно, но спросить первому — в определенных кругах считается за дурной знак. Но Клин и тут удивил. Не меняя ровного фона намерений, усмехнулся:
— Спрашивай.
А под рукой у него шмалабой — верный и неистребимый. И тактическая разгрузка с правильной композицией.
— Не служил? — озвучил ровно.
Клин вздрогнул, чем немного озадачил. Где-то я ошибся. Мужчина зыркнул по сторонам и прищурился:
— Местный, родился и вырос, как говорится. Но Ось по малолетке свела с человеком из целого мира — старый был, но крепкий. Учил меня, занимался мной, стал для пацана богом. Бухал, не отрицаю. По пьяни любил повторять, что не служил и ржал гаденько. Любил называть себя инструктором.
Я непроизвольно сглотнул. Вроде как потемнело, нет? И сучья тишина. Только на мгновение с меня схлынуло все показное и ненастоящее, но Клину хватило — он обозначил крохотное движение назад, в позицию упреждающей защиты. Потом мотнул кудлатой башкой, возвращая контроль.
— У него был номер? — проскрипел я.
— Не называл, — ответил боец. — Но однажды сказал — увидишь меня в ком-то, бойся. Прям конкретно бойся, а лучше беги, потому что муэрте сдала тебе хреновые карты.
— Увидел? — С голосом реальные нелады. Хоть кашляй.
— Еще в тоннеле. Сейчас убедился, — Клин разжал побледневшие пальцы на цевье. — Ты стремаешь. Сильно. А я топ.
— Что случилось с инструктором?
— Устал, перегорел, — накинул сумрачности Клин. — Напился и пошел с ножом на матерого. А я не успел.
— Матерый сдох?
— Да. Позже, от ран. Распотрошил деда и сдох. Никто не поверил, что такое возможно, но мне плевать.
Узнаю работу инструктора, вот только есть одно маленькое «но» — в моем прошлом инструкторов не осталось. По совокупности весомых причин, о которых не хочу думать, номерные закончились — финита и в добрый, сука, путь.
Клин что-то высмотрел на моем лице и сухо добавил:
— Чумки придут с представителем совета. Когда предъявят,
