Последняя гроза - Елена Николаевна Ронина

– Я, вообще-то, приехала утром и никакого кафе не обнаружила.

– А что же ты тут прячешься? Назад уже не отправят, пошли.

Ну надо же, первый человек, который ей протянул руку помощи в этом странном доме.

– Пошли. Мне тут боязно от всего, но с тобой уже не так страшно.

Алиса чувствовала себя не в своей тарелке. Она никогда не была авантюристкой, привыкла в этой жизни доверять только себе и рассчитывать только на себя. Зачем она сюда приехала? Как могла повестись на обычный телефонный разговор?

Звонок какого-то неизвестного Емельяна застиг ее врасплох. Почему она ему поверила? Но вот поверила. Собралась в три дня, никому ничего не рассказала и приехала сюда.

Она всегда знала, что есть в семье какая-то тайна, что мать чего-то недоговаривает. Эти вечные перешептывания с бабушкой или резкое замолкание, когда Алиса входила в комнату. Мама воспитывала Алису одна, отца как будто и не существовало вовсе, все разговоры и вопросы тут же пресекались.

– Речь идет о моем отце? – спросила она незнакомца с экзотическим именем Емельян.

– Если вы позволите, я не буду сейчас отвечать на ваш вопрос. Скажу вам основное: ваше имя упомянуто в завещании.

Этого было достаточно, чтобы она немедленно собралась и приехала в Москву. Усадьба ее встретила, как говорила ее тульская подружка, «максимально неприветливо». Никто не знал о ее приезде. Что это? Как такое могло быть? Она никогда не была просительницей, никогда и ничего не брала из того, что ей не принадлежало.

Алиса рано поняла, что с рождением ей не очень повезло. Ее мать не жена и не дочь олигарха, про отца все молчали. С другой стороны, она ничем не отличалась от своих подруг. Обычная школа, училище после девятого класса. Училась средне, про институт не думала, мать тоже не настаивала. Побыстрее хотелось начать работать, самой зарабатывать.

Неожиданно работа медсестры ей понравилась. Алиса обладала редкой эмпатией: она чувствовала людей, их боль и страдания. Одного взгляда на пациента было достаточно, чтобы понять его болевой порог. Ей не жаль было времени на разговор. Она могла немного посидеть рядом во время капельницы, успокоить, отвлечь от плохих мыслей. Она всегда знала диагноз, читала истории болезней, для нее это было важно. А еще Алиса верила в то, что существует сила внушения. И она чем-то подобным точно обладает. Вот выслушает она пациента, подержит за руку, глядишь, и сам он приободрится, и настроит себя на положительный исход.

Как говорил Авиценна?

«Паника – это половина болезни.

Спокойствие – это половина здоровья.

Терпение – это начало выздоровления».

Она часто повторяла эту цитату своим пациентам, а кому-то и рассказывала о пути великого Ибн Сины. Пациенты удивлялись и отвлекались.

– Красиво у вас тут… Простор. Дышится легко.

– Ты права, природа лечит.

– И природа лечит, и человек сам себя лечит. Точно тебе говорю. Я – медсестра, через меня много боли проходит. Все внутри человека. Как ты захочешь, так и будет.

Виктор с удивлением смотрел на новую знакомую, так сказать, свою возможную конкурентку, но не чувствовал тем не менее к ней никакой неприязни.

– Это ты мне говоришь?

– Да, а что? Ты какой-то особенный?

Виктор понял, что Алиса сейчас говорила совершенно искренне.

* * *

Василиса всегда и везде чувствовала себя хозяйкой, чем раздражала любое окружение. Свободна везде и во всем. Никаких границ для этой женщины не существовало. Она была как та кошка, которая гуляла сама по себе, и весь мир принадлежал ей. Василиса жила легко и не терпела условностей. Марта еще раз попыталась понять свое отношение к этой женщине. С одной стороны, она завидовала ее свободе, с другой – от души удивлялась невоспитанности. И потом, ну все же видят!

Василиса опрокинула еще одну стопку с виски.

– А вот и Петр наш, как всегда, весь в охране. Марта, постереги мой пирожок, хочу с этим боязливым парой слов перемолвиться.

– Вась, не выдумывай, никому твой пирожок не нужен. И пожалуйста, будь корректна, – тронула за рукав женщину Марта.

– Не знаю таких слов. А Петька мог бы на свою дылду джинсы черные и не рваные надеть. И чего она все время в кепке? Плешь у нее, что ли, на голове?

– Это бейсболка. Она наверняка с тренировки. – Марта старалась оставаться спокойной.

– И она тренированная, и отец из спортзала не вылезает, и чего тогда все время с охраной?

Вся честная компания повернула головы в сторону приближающейся процессии. Троица из голливудского фильма. Высокий, атлетически сложенный Петр в черной футболке и черных джинсах, рядом с ним его дочь, такая же высокая и наверняка спортивная. Внешность ее разглядеть не удавалось. Мешковатые джинсы, такая же мешковатая джинсовая куртка, бейсболка, надетая почти на самые глаза, тяжелая походка, когда кажется, что ноги не сорокового размера, а сорок пятого, взгляд в пол. Женственность угадывалась только в длинных прямых и ухоженных волосах.

Чуть поодаль, со стороны дочери, кошачьей походкой двигался еще один мужчина с фигурой борца. Практически клон Петра, и одет так же, и рост такой же. И все же понятно, что всего лишь охранник. Он не смотрел прямо, постоянно обводил взглядом всю территорию усадьбы, причем делал это так, чтобы вроде никто не заметил, но не заметить эти движения было просто невозможно.

– Как эстетично все-таки он его охраняет, – проговорил Александр, поставив свой бокал и приготовившись встречать гостей.

Вероника только передернула плечом и отпила из своего бокала большой глоток. Бросила быстрый взгляд на Марту:

– Марта, а можно, чтобы все-таки гостей в этом доме встречали хозяева?

– Ты про Василису? А что я могу сделать? Ты же хозяйка, ты ей и скажи.

– Ну вы же вроде как подруги.

– Да, вроде как, – вздохнула Марта.

– Петро, привет! Даже на такое мероприятие с охраной. Тут уж, поди, все умерли, кому нужно было. – Василиса расцеловалась с Петром.

– На такие мероприятия, Василиса Антоновна, как раз с охраной и нужно приходить. Такие неприятности порой случаются, вам и в голову не придет.

– Ой-ой, не каркай.

Петр быстрым шагом направился к Веронике и Александру.

– Вероника Григорьевна, наши глубокие соболезнования еще раз.

– Спасибо, Петя. Спасибо, что приехали, помянем папу, как-никак, девять дней.

– Вероника, о чем ты? Григорий Андреевич был для меня очень близким человеком. Ты же знаешь, я рос без отца, в какой-то степени он заменил мне батю. Для меня это большая потеря.

Петр приобнял Веронику:

– Да, кстати, нам Емельян позвонил, сказал, чтобы мы обязательно остались