Гостеприимный кардинал - Е. Х. Гонатас

уже полудохлая. Нет, мне она не нужна, даже если ты отдашь мне ее даром. Но поскольку я сегодня в хорошем настроении, ведь у меня получилось после стольких отсрочек зайти в церковь и помолиться, и более того, я уверен – святой ниспослал мне знак свыше, – что моя молитва будет услышана, я дам тебе три грошика. А птицу эту унеси отсюда побыстрее, чтобы я ее больше не видел, и верни ее немедленно туда, откуда украл!

Фанис первым делом схватил три медных гроша, а когда удостоверился, что их уже заполучил, разразился громким, но вежливо оформленным протестом по поводу несправедливого обвинения в том, что он якобы украл птицу, хотя он, конечно же, знал, что это обвинение было не чем иным, как дружеской шуткой из тех, что нередко отпускал добродушный лавочник. Он снова запихнул клетку в сумку и уселся на своем камне.

«Три грошика, конечно, не совсем незначительная сумма, – подумал он. – На них я завтра куплю у дяди Никоса, школьного завхоза, вожделенную сахарную булочку, от которой у меня слюнки текут каждое утро, когда я вижу, как она подмигивает мне из-за стекла на его прилавке, и еще три пышных ромовых бабы с начинкой из взбитых сливок и домашнего абрикосового варенья. А может, я не буду покупать лакомства. Эти покупки, если хорошенько подумать, мне невыгодны. Лучше я пойду к кир-Фомасу в магазинчик товаров для рыбалки и куплю удочку, леску, крючки и наживку. Так я смогу рыбачить в лимане – всего в полукилометре от города, – и если мне повезет, могу поймать какую-нибудь жирную кефаль, а потом аккуратно вытащить из нее крючок и продать живьем в таверну „Белая курица“, где местный повар, Симеон, точно даст мне за такую трепещущую рыбину шесть грошей. На шесть грошей я куплю несколько метров лучшей резинки для рогаток, и наделаю их целую кучу – они пользуются таким спросом в школе, – и продам моим одноклассникам с большой выгодой. Но эта операция мне не очень нравится, потому что я вообще-то люблю птиц и не хотел бы знать, что и я приложил руку к их истреблению… (То, что я предлагал перепелку господину Демосфену, вовсе не доказывает обратное, поскольку я был на сто процентов уверен, что он не примет моего предложения. Он и мухи не обидит.) Значит, никаких рогаток».

Полный таких, и подобных, и аналогичных им мыслей, выдающих неукротимую склонность Фаниса к торговле и товарно-денежному обмену, мальчик вышел за церковную ограду и идет теперь по левому берегу маленькой речушки Властариса, которая течет по полям всего в нескольких шагах от церкви.

Конечно, не исключается и вариант исследования глубин тайного пояса малышки Аннезулы. Чтобы посмотреть и подивиться тому, что у нее под юбкой. Но осуществление этой мечты не может, принимая во внимание текущие обстоятельства, произойти в ближайшем будущем. Поскольку грошики, и он это знает, гораздо менее результативны, чем серебряный двугривенный. А малышка Аннезула очень внимательна и упряма в переговорах, так что вряд ли даст согласие за такую незначительную плату.

Ах, вздыхает Фанис и, засунув руку в карман, сгребает грошики и вытаскивает их на свет. Ах, мои тройняшки, играет он ими на ладони, почему же вас не могло быть больше или почему бы мне не обладать волшебным качеством приумножить вас простым магическим жестом. А вы, скупой господин Демосфен, не могли бы быть более щедрым, или я – более пробивным, или Аннезула – менее жадной! Он еще раз позвенел монетками в руке, прежде чем засунуть их обратно в карман, но тут споткнулся о какой-то торчащий корень, упал, и грошики укатились в воду. Бульк! – первый, бульк! – второй, и он чуть было не успел поймать в воздухе третий – но нет, бульк! он тоже укатился вместе с остальными. Течением их унесло на глубину. Галька, камни и водоросли покрыли их и спрятали. Монетки смешались с ними и исчезли… В следующем году, когда, как обещают метеорологи, будет засуха, они, может быть, снова покажутся, если конечно, их к тому времени не сожрет какая-нибудь рыба.

На кухне зажиточного дома госпожи Плетры искусная служанка и кухарка Вронти, склонившись над раковиной, засучив рукава, своими розовыми толстыми руками чистит рыбу, большого окуня. Разрезав ему брюхо, она видит, как что-то блестит во внутренностях. Это медный дырявый грош. Она методично промывает внутренности рыбы, и второй грош со звоном падает в мраморную раковину мойки. «Вот удача-то! – шепчет со вздохом Вронти. – Ну, разве не могли бы эти грязные гроши быть чем-то ценным, скажем двумя флоринами, или золотой лирой, или хотя бы кольцом… А ты, – говорит она рыбе с презрением, – такая благородная, дорогая рыба, и согласилась съесть гроши? Ну, что мне тебе сказать… В наказание, поскольку вы меня так расстроили, я вас выкину прямо в мусорку». И, с удовлетворением выполнив свою угрозу, она почувствовала небольшое облегчение.

Третий грош так никогда и не был найден.

Путешествие

[16]

* * *

В окне показалась птица и знаками пригласила меня выйти. Вскоре мы уже летели вместе над яблоневыми садами, мокрыми от росы. Птица болтала мне в ухо: «Пещера, о которой я столько раз тебе рассказывала, недалеко. Я знаю жабу, сторожащую вход, – ее отца вчера раздавило колесо воловьей упряжки. Там, в прогнившем гробу, среди зеленой мяты, спрятана та самая старая рука».

Букет

Марии Т. Валлера Я никогда не держал в руках букета страннее этого. Это был, если это описание может хоть что-то изобразить, букет без цветов. Тонкие, нежные, зеленые, словно грациозные гибкие ростки пшеницы, длинные стебли завершались золотисто-желтыми приоткрытыми кисточками с красными тычинками, они качались и трепыхались при малейшем дуновении ветра. С таким букетом мне нечего бояться, думал я с удовлетворением. Один его вид способен укротить сопротивление даже самой ненормальной женщины.

Я сел в остановившийся передо мной автобус через заднюю дверь. Куча-мала, яблоку негде упасть. И куда только направлялись все эти люди, пересекавшие раскаленную пустыню? Чтобы защитить букет от резких толчков и подбросов автобуса на поворотах и подъемах, я вытянул обе руки и поднял их над головой. Так что букет почти что касался крыши автобуса. Но, несмотря на все предосторожности, я с досадой замечал, как с каждой остановкой стеблей становится все меньше. С каждым разом два-три ростка ломались пополам и их разноцветные кисточки склонялись к земле. На пятой остановке я с настоящим ужасом обнаружил, что букет, на который я возлагал столько надежд, ощипан