Иван Грозный - Руслан Скрынников

Обращение литовских покровителе л звучало как своего рода пароль. Исайя повторил этот пароль в первых строках ответного письма. Линия защиты проведена через все части письма Исайи: в «Жалобе» он сообщает, что попал в московскую тюрьму по доносу грека Иоасафа (на самом деле грек стал жертвой доноса Исайи); во второй части («Объяснении») монах клянется, что поехал в Москву с благочестивыми целями — за православными книгами.

Самым существенным является то, что «Лист» неизвестного имеет точную дату — июль 1562 года. На границах шла кровопролитная война. Исайя не мог медлить с ответом.

Он должен был написать ответное послание сразу после получения «Листа», датированного 1562 г. Если бы прибывший в Вологду лазутчик уехал с пустыми руками, Исайя лишился бы возможности передать ответ своим литовским покровителям.

Исайя принадлежал к тому же кругу ревнителей православия в Литве, к которому принадлежали и русские эмигранты Тетерин, Сарыхозин, позже Курбский. Литовские власти использовали услуги этих лиц для тайных сношений со своими сторонниками в России. Понятно, что письмо Исайи должно было попасть в их руки, после чего с ним познакомился Курбский.

Итак, парадокс Курбского получает простейшее объяснение. Исайя получил «Лист» в 1562 г. и тотчас же ответил на обращение своих литовских покровителей. Курбский сделал заимствования из письма Исайи в 1564 г.

Спор о переписке Грозного продолжался несколько лет. В ходе дискуссии были опубликованы три монографии и множество статей. Их авторами были ученые самых различных школ и направлений. В конце концов гипотеза Э. Кинана была отвергнута мировой наукой. Спор завершен. Подлинность сочинений Грозного и Курбского не вызывает более сомнений.

Грозный обладал качествами, редкими для людей его положения. В критических для себя условиях он не раз откладывал в сторону меч, чтобы словом вразумить своих строптивых подданных.

Измена Курбского

В Боярской думе заседали не одни только царские недоброжелатели. Многие бояре пользовались доверием царя, а некоторые, например Курбский, были его личными друзьями. События, последовавшие за полоцким походом, омрачили дружбу Ивана с князем Андреем Курбским. Царя, по его словам, уязвило «согласие» князя с изменниками, и он подверг воеводу «малому наказанию», отправив его в крепость Юрьев в качестве наместника Ливонии.

Только что закончился полоцкий поход, в котором Курбский выполнял почетное поручение. Он командовал авангардом армии — сторожевым полком. (Обычно на этот пост назначали лучших боевых командиров.) Курбский находился на самых опасных участках: он руководил осадными работами у стен неприятельского острога. После завоевания Полоцка победоносная рать вернулась в столицу, ее ждал триумф. Высшие офицеры могли рассчитывать на награды и отдых. Но Курбский лишен был всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев и дал на сборы менее месяца. Всем памятно было, что Юрьев послужил местом ссылки «правителя» Алексея Адашева.

По прибытии в Юрьев Курбский обратился к своим друзьям — печерским монахам — с такими словами: «Многажды много вам челом бью, помолитеся обо мне, окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона на нас кипети многи начинают». Чтобы понять заключенную в словах Курбского аллегорию, надо знать, что Вавилоном называли тогда царскую власть. Почему Курбский ждал от царя новых для себя неприятностей? Вспомним, что в это самое время Грозный занялся расследованием дела о заговоре князя Владимира Андреевича, которому Курбский доводился родней.

Розыск скомпрометировал юрьевского воеводу. Царские послы впоследствии заявили в Литве, что Курбский изменил царю задолго до побега, в то самое время, когда он «подыскивал под государем нашим государьства, а хотел видети на государстве князя Володимера Ондреевича, а за князем Володимером Ондреевичем была его сестра двоюродная, а княж Володимерово дело Ондреевича потому же как было у вас (в Литве) дело Швидригайлу с Ягайлом».

Курбский пробыл в Юрьеве год, 30 апреля 1564 г. он бежал в Литву. Под покровом ночи он спустился по веревке с высокой крепостной стены и с несколькими верными слугами ускакал в Вольмар. В Юрьеве осталась жена Курбского. В спешке беглец бросил почти все свое имущество: воинские доспехи и книги, которыми он очень дорожил. Причиной спешки было то, что московские друзья тайно предупредили боярина о грозящей ему царской опале. Сам Грозный подтвердил основательность опасений Курбского. Его послы сообщили литовскому двору о том, что царь проведал об «изменных» делах Курбского и хотел бы его наказать, но тот убежал за рубеж.

Позже в беседе с польским послом Грозный признался, что намерен был убавить Курбскому почестей и отобрать «места» (земельные владения), но при этом клялся царским словом, что вовсе не думал предать его смерти. В письме Курбскому, написанном сразу после побега князя, Иван IV не был столь откровенен. В самых резких выражениях он упрекал беглого боярина за то, что тот поверил наветам лжедрузей и «утек» за рубеж «единого ради (царского) малого слова гневна». Царь Иван IV кривил душой, но и сам он не знал всей правды о бегстве бывшего друга.

Обстоятельства отъезда Курбского не выяснены полностью и по сей день. Историки не могут ответить на многие вопросы, коль скоро речь заходит об этом сюжете. После смерти Курбского его наследники представили литовскому суду все документы, связанные с отъездом боярина из России. На суде выяснилось, что побегу Курбского предшествовали более или менее длительные секретные переговоры. Сначала царский наместник Ливонии получил «закрытые листы», то есть секретные письма, не заверенные и не имевшие печати. Одно письмо было от литовского гетмана князя Юрия Радзивилла и подканцлера Ефстафия Воловича, а другое — от короля. Когда соглашение было достигнуто, Радзивилл отправил в Юрьев «открытый лист» (заверенную грамоту с печатью) с обещанием приличного вознаграждения в Литве.

Курбский получил тогда же и королевскую грамоту соответствующего содержания.

Учитывая удаленность польской столицы, несовершенство тогдашних транспортных средств, неважное состояние дорог, а также трудности перехода границы в военное время, можно заключить, что тайные переговоры в Юрьеве продолжались никак не менее одного или даже нескольких месяцев.

Сейчас стали известны новые документы по поводу отъезда Курбского. Мы имеем в виду письмо короля Сигизмунда II Августа, написанное за полтора года до измены царского наместника Ливонии. В этом письме король благодарил князя-воеводу витебского за старания его в делах, касающихся воеводы московского князя Курбского, и дозволял переслать тому же Курбскому некое письмо. Иное дело, продолжал король, что из всего этого еще выйдет, и дай Бог, чтобы из этого могло что-то доброе начаться, ибо ранее до него не доходили подобные известия, в частности о таком начинании Курбского.

Из королевского письма следует, что инициатором тайного обращения к московскому воеводе был «князь-воевода витебский». По литовским документам той поры можно установить, что «князь-воевода» — это упомянутый выше Радзивилл. Король позволил Радзивиллу отослать письмо Курбскому. «Закрытый лист» Радзивилла положил начало секретным переговорам между Курбским и литовцами.

Слова Сигизмунда по поводу «начинания» Курбского кажутся странными ввиду того, что написаны они были за полтора года до отъезда московского воеводы. На границах шла кровопролитная война. Королевскую армию не раз постигали неудачи.

Неудивительно, что Сигизмунд II обрадовался «начинанию» Курбского и выразил надежду, что из этого выйдет доброе дело. Как видно, он не ошибся.

Новые документальные данные заставляют пересмотреть известия ливонских хроник, повествующих о действиях Курбского на посту наместника русской Ливонии.

Известный хронист Франц Ниештадт рассказывает, что наместник шведского герцога Юхана в Ливонии некий граф Арц после ареста герцога королем Эриком XIV искал помощи у поляков, а затем обратился к Курбскому и тайно предложил сдать ему замок Гельмет. Договор был подписан и скреплен. Но кто-то выдал заговорщиков литовским властям. Арца увезли в Ригу и там колесовали в конце 1563 г.

Ливонский хронист описал в благоприятном для Курбского свете его переговоры с Арцем. Но он добросовестно изложил и распространившиеся в Ливонии слухи о том, что Курбский сам предал шведского наместника Ливонии. «Князь Андрей Курбский, — говорит он, — также впал в подозрение у великого князя из-за этих переговоров, что будто бы он злоумышлял с королем польским против великого князя». Сведения о тайных сношениях Курбского с литовцами показывают, что подозрения царя вовсе не были беспочвенными.

В рижском архиве хранится запись показаний Курбского, данных им ливонским властям тотчас после бегства из Юрьева. Подробно рассказав литовцам о своих тайных переговорах с ливонскими рыцарями и рижанами, Курбский продолжал: «Такие же переговоры он (Курбский) вел с графом Арцем, которого тоже уговорил, чтобы он склонил перейти на сторону великого князя замки великого герцога финляндского, о подобных делах он знал много, но во время своего опасного бегства забыл».