Над строками Нового Завета - Георгий Чистяков

… Пять тысяч человек окружают Иисуса в тот момент, когда Он совершает таинство умножения хлебов. Таинство? Наверное, правильнее было бы сказать «чудо», – но всё же это не оговорка, поскольку в чуде умножения хлебов уже присутствует будущее таинство Евхаристии. Пять тысяч, четыре тысячи – попытайтесь представить себе такое огромное число людей. Вот это и есть та койнония (от греческого слова койнос – «общий»), то со-общение, соединение всех воедино. Апостол Павел восклицает по этому поводу: нас много, но «мы многие – одно тело; ибо причащаемся от одного хлеба» (1 Кор 10:17).

Меня всегда поражает, что просфоры, которую мы используем для таинства Евхаристии, хватает всем, сколько бы ни было народу в храме. Если причащаются сто человек, частицы получаются больше. Если тысяча, как бывает в пасхальную ночь, то мы дробим одну просфору на тысячу частиц. Они меньше, но всё равно их хватает всем.

Есть в этом повествовании ещё один существенный момент: Иисус умножает хлеба, когда наступает вечер. Когда тьма начинает сгущаться, нам являет Себя Иисус – Тот, Который «во тьме светит» (Ин 1: 5). Когда вокруг сгущается тьма, Он одерживает над ней победу, побеждает смертию смерть Именно в тот момент, когда над нами торжествует тьма – физическая или психологическая, – Он приходит и начинает сиять, Он отдаёт нам Самого Себя.

В каждом евангельском рассказе надо различать два плана. С одной стороны, это рассказ о событии, которое имело место две тысячи лет назад в очень далёкой от нас стране. Вместе с тем всё это происходит с нами, с каждым из нас. Мы оказываемся участниками каждого евангельского события. Можно так сказать: любая книга существует отдельно от нас, мы существуем вне её. Евангелие – совсем другая книга, мы живём как бы «внутри» её.

Чудо умножения хлебов происходит на мистическом уровне каждый день вот уже две тысячи лет. Каждый день на земле служится Литургия – не в этом, так в другом храме; нет ни дня, когда бы не было обедни. Когда начинается Великий пост, на Востоке Литургия совершается только по субботам и воскресеньям, а на Западе – и в будние дни. В Великую пятницу Литургия не совершается, но когда Великая пятница наступает у христиан Востока, у христиан Запада уже Пасха… Так что за две тысячи лет христианской истории не было ни одного дня, когда бы это чудо, чудо умножения хлебов, не повторилось. И всем хватает, и все насыщаются! Каждый день Господь берёт, благословляет, преломляет и даёт нам этот хлеб. И его всегда хватает, и остаётся! А если кто-то болен и не может прийти на Литургию, всегда на Престоле есть запасные Дары, которые священник может положить в дароносицу, принести больному и в любой день и час – вечером, ночью – причастить его (в Византийском уставе сказано, что больного можно причащать и не натощак, в любое время, независимо от того, готовился он к этому или нет).

В евангельском рассказе об умножении хлебов описано таинство Евхаристии. Однако «механизм» чуда остаётся скрытым от нас. Но потому это и чудо. Когда всё понятно, это уже что-то другое.

Что было на самом деле? – спрашивают люди. Как это произошло? Какова, действительно, была «метода» этого действа? Я не знаю. В книге «Сын Человеческий» о. Александр Мень пишет: «Мы никогда не узнаем, как именно произошло умножение хлебов, но важно совсем не это. Накормив народ, Иисус показал, что подлинные вера и единение душ в благодати могут стать залогом не только небесного, но и земного благословения».

Можно сказать, что это чудо позволило людям вкусить радость более насыщающую, чем изобилие, – подлинное братство. Подчёркиваю: мы не знаем, как это произошло в тот день, но в свете веры знаем, что факт имел место, и видим результаты этого факта.

Мы знаем, что вино и хлеб в ходе совершения таинства Евхаристии не изменяют своей физической природы. Об этом прямо сказано в «Известии учительном для служащих Божественную Литургию». С евхаристическим хлебом, с Телом Христовым, надо обращаться бережно, помня, что это хлеб, который может засохнуть, заплесневеть и т. д. Относясь к нему благоговейно, надо беречь его физическое естество. Но хлеб этот прелагается («Преложив Духом Святым», – говорим мы); не меняя своей физической природы, он наполняется новым, абсолютно новым бытием. Это тоже помогает нам понять суть описанного в Евангелии чуда – когда хлеб умножается, наполняясь каким-то новым бытием.

Если сравнивать в Евангелиях Марка и Матфея первый вариант повествования со вторым, то заметно, что во втором, как я уже говорил, меньше деталей, рассказ короче, но зато больше значимости мистической, явственнее подчёркивается евхаристическая суть этого чуда. Например, у Матфея вместо «благословил» (14: 19) во втором варианте сказано: «воздав благодарение» – евхаристос, то есть «совершив Евхаристию» (15: 36). Читая о чуде умножения хлебов в первый раз, мы воспринимаем его как бы в реальном плане, второй раз – в большей степени мистически.

В Евангелии от Марка рассказ об умножении хлебов, особенно первый, – это рассказ свидетеля чуда (если просто изменить местоимение «они» на «мы», то это становится особенно ощутимым). Быть может, это рассказ самого апостола Петра, из которого потом выросло евангельское повествование. Прочитать его, просто заменив местоимение «они» на «мы», очень продуктивно в духовном смысле для любого из нас…

Каждый иудей знал: когда придёт Мессия, или Христос, Он устроит пир. Все ждали, что это будет пиршество с роскошным угощением, с мясными блюдами и прочим. Но вот этот «пир» Мессии происходит. И оказывается совсем другим. Христос приходит не таким, каким Его нарисовало человеческое воображение, а таким, какой Он есть. И «пир» происходит благодаря тому, что мальчик даёт им хлеб, о чём говорит евангелист Иоанн. Не случайно именно мальчик, ребёнок, даёт хлеб для чуда. Духовная детскость лежит в сердцевине христианства, без неё христианства нет!

На то, что все мы становимся участниками этого чуда каждый воскресный день, указывает молитва, читаемая в самом конце Литургии, перед тем как задёргивается завеса. Мы просим Спасителя: «И сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и Честную Кровь Твою, и нам и всем людям». При этом не следует забывать, что всё это происходило и в реальной жизни в Палестине I века. Если мы не будем обращать внимания на реальный фон евангельского события, то никогда не станем его участниками. Например, в фильме Ф. Дзеффирелли «Иисус из Назарета» рыбы, которые умножает Христос, крупные, вроде карпов. Получилось что-то похожее на рынок в процветающем западноевропейском городе, где-нибудь в Неаполе. Ничего общего с Палестиной, с таинством Евхаристии это, увы, не имеет. Иисус брал маленькие сушёные рыбёшки – опсария (греки сейчас называют их псари). Увы, образ чуда, который нарисовал Ф. Дзеффирелли, просто дезориентирует зрителя.

Зададимся вопросом: какое место занимает здесь, в этом чуде, рыба? Вы помните, что рыба была символом присутствия Христова в жизни. Первым христианам из Иудеи было очень трудно перешагнуть через ветхозаветный обычай не изображать Бога. Они никогда не изображали Спасителя так, Как потом Его будут изображать на иконах, отталкиваясь от нерукотворных ликов, которые сохранились у царя Авгаря, на плате Вероники, на Туринской плащанице. В первые века Спасителя изображали или в виде рыбы, или в виде агнца, или в виде виноградной лозы, то есть пользовались только символическими изображениями. Позже – в виде доброго пастыря с овцой на плечах – но без портретного сходства. И только потом появились иконы, на которых мы видим тот лик, который запечатлен на Туринской плащанице.

Господь совершает чудо умножения хлебов вечером, когда сгущается тьма, когда все наши страхи усиливаются – страхи, обнажающие нашу беспомощность; именно в такие моменты мы остро чувствуем, насколько мы далеки от своей истинной родины, от Бога; нам трудно, мы потеряны… В этой тьме Господь совершает чудо умножения хлебов. Вот почему особенно значимы литургии, совершаемые, когда темно – в рождественскую или пасхальную ночь. Вокруг тьма, а в храме в это время совершается таинство Евхаристии, Господь становится посреди нас, чтобы «снова и снова» взять хлеб в руки, благословить, преломить и дать нам.

В Евангелии от Иоанна есть очень важное место. После совершения чуда умножения хлебов, узнав в Иисусе Христа, Мессию, Того Помазанника, Которого вот уже тысячу с лишним лет ждёт народ, иудеи хотят сделать Его царём. Здесь как бы повторяется третье искушение Спасителя в пустыне, но только уже перед лицом людей, – искушение властью. И тут Иисус уходит и удаляется на гору один. Матфей рассказывает, что, отпустив народ, Он взошёл на гору молиться наедине и вечером оставался там один (см. 14: 23). Из Евангелия от Марка мы знаем, что именно в этот момент Он спрашивает: «За кого почитают Меня люди?» (8: 27). Ответ напрашивается сам собой – за Мессию. Из Евангелия от Иоанна становится понятным: Он уходит молиться, потому что люди хотят сделать Его царём, «взять» Его и сказать: решай за нас наши мирские проблемы. Он уходит и молится… Так и мы – ждём, чтобы Христос устроил наше мирское бытие, устроил жизнь вокруг нас. А Он в тот момент, когда мы Ему говорим: «Будь нашим царём, всё устрой, а мы придём на готовенькое», уходит и молится о нас, молится о том, чтобы братское общение – койнония – осуществлялось самими братьями и сестрами, всегда и во всём. Чтобы через это братское общение в нашу жизнь вошло то разумное её устройство, на котором она должна быть основана. Не государственное устройство – а именно братство, которое параллельно государству и не зависит от него, но делает жизнь действительно жизнью, а не прозябанием. Люди, желая видеть в Иисусе земного царя, противопоставляют себя Ему. Вот Он – внешняя сила, а мы – овцы Его пажити, Он всё для нас приготовит. Но если мы видим в Нём внешнюю силу, то Он оказывается вне нас – не среди нас и не в нас, а над нами. И нам уже тогда не воскликнуть: «Не я живу, а живёт во мне Христос!»… Именно койнония, то общение, которое предлагает нам Христос, даёт возможность увидеть в Нём не внешнюю силу, а Того, Кто среди нас, Кто воедино объединяет нас изнутри.