На пути к свадьбе - Джулия Куин

Ей все еще не верилось в то, что леди Бриджертон настояла на ее возвращении в бальный зал. Она практически за шиворот поволокла ее за собой, передала на руки какой-то незамужней тетке, а потом отправилась извещать мать Гермионы, которая – надо сказать об этом особо – не имела ни малейшего представления о том, какая радость ее ждет.

Люси осталась стоять в углу бального зала. Она как идиотка пялилась на гостей и удивлялась, неужели им ничего не известно о событиях сегодняшнего вечера. Казалось непостижимым, как такое может быть: полностью изменилась жизнь трех человек, а весь мир продолжает существовать в своем обычном ритме.

«Нет, – не без грусти поправила она себя, – четырех. Нужно учитывать и мистера Бриджертона. В начале вечера он имел совсем другие планы на будущее».

Это было чрезвычайно странно. Неужели никто не чувствует, как все изменилось? Неужели никто не подойдет к ней и, вопросительно посмотрев, не скажет: «Ты выглядишь как-то иначе. А, понятно. Твой брат, должно быть, соблазнил твою ближайшую подругу».

Но никто, естественно, не подходил и не говорил. Случайно поймав свое отражение в зеркале, Люси с удивлением обнаружила, что ни капельки не изменилась. Ну, может, немного усталый вид, немного бледная, но в остальном все та же старушка Люси.

Светло-русые волосы – не белокурые. Серо-голубые глаза – опять же, не голубые. Обычный рот, который не всегда удается удержать на замке, такой же заурядный нос с веснушками.

Она покачала головой. Хватит. Ночь была странной, сейчас у нее странное настроение, и она со своими странностями стоит в центре всеобщего веселья.

Ясно одно: ей надо поспать.

Набегавшись за вечер по дому, Люси сообразила, что гостям отведены западное и южное крыло, и они вряд ли осмелятся проникнуть в северное, где расположены хозяйские апартаменты. Строго говоря, и ей не следует соваться туда. Однако Люси считала, что заслужила на это право после того, что случилось в последние несколько часов.

Добравшись до коридора, ведущего в северное крыло, она обнаружила закрытую дверь. И удивленно заморгала, так как раньше эту дверь здесь не замечала. Она предположила, что обычно Бриджертоны держат ее открытой. И тут ее сердце упало. Естественно, ее закрыли – для чего еще может быть предназначена закрытая дверь, как не для того, чтобы преграждать путь?

Однако ручка повернулась легко. Люси осторожно закрыла дверь за собой и вздохнула с облегчением. Она не вынесла бы, если бы пришлось возвращаться в зал. Ей хотелось забраться в кровать, свернуться калачиком под одеялом, закрыть глаза и заснуть глубоким-глубоким сном.

Перспектива казалась божественной. Если удача будет сопутствовать ей, то Гермиона не вернется – ее мать наверняка настоит на том, чтобы она всю ночь провела в ее комнате.

Да, перспектива открывается соблазнительная.

В коридоре было тихо и царил полумрак. Примерно через минуту глаза Люси привыкли к сумраку. Коридор не освещался ни фонарями, ни свечами, однако двери в некоторые комнаты были открыты, и оттуда лился бледный лунный свет, вычерчивавший параллелограммы на ковре. Преисполненная какой-то странной решимости, она медленно шла вперед, каждый ее шаг был четко рассчитан и нацелен, как будто она балансировала на тонком канате, протянутом по центру коридора.

Один, два...

Ничего необычного. Она часто считала шаги. А на лестнице – всегда. Она очень удивилась, когда по приезде в школу обнаружила, что другие люди этого не делают.

... три, четыре...

В лунном свете ковровая дорожка выглядела одноцветной, но Люси знала, что большие ромбы – красные, а маленькие – золотые. Интересно, спросила она себя, а можно ли ступать только по золотым?

... пять, шесть...

Или по красным. По красным легче. Сегодня не та ночь, когда можно устраивать себе испытания.

... семь, восемь, девять...

– Ой!

Она обо что-то споткнулась. Вернее, об кого-то. Она смотрела вниз и ступала по красным ромбам, поэтому не заметила... Но почему же этот человек ее не заметил?

Чьи-то сильные руки подхватили ее и поставили на ноги. А потом...

– Леди Люсинда?

Она окаменела.

– Мистер Бриджертон?

В темноте его голос звучал глухо и ровно.

– Вот уж это точно совпадение.

Люси осторожно высвободила руку – он придерживал ее, чтобы она не упала, – и отступила. Он казался огромным в узком коридоре.

– Что вы здесь делаете? – спросила она. Он подозрительно весело усмехнулся:

– А что вы здесь делаете?

– Иду спать. Мне показалось, что это наилучший путь, – пояснила Люси и с иронией добавила: – Если учесть, что я нахожусь в состоянии несопровождения.

Мистер Бриджертон вскинул голову. Вздернул бровь. Моргнул. И выдал:

– Это новое слово?

Почему-то его вопрос заставил ее улыбнуться. Не губами, а внутри, там, где зарождаются улыбки.

– Нет, – ответила она, – но меня все равно нельзя тревожить.

Мистер Бриджертон слабо улыбнулся и мотнул головой в сторону комнаты, из которой он, по всей видимости, только что вышел.

– Я сидел в кабинете своего брата. Размышлял.

– Размышляли?

– Сегодняшний вечер дал много того, над чем стоит поразмышлять, вы не согласны?

– Согласна. – Люси огляделась по сторонам. Проверяя, есть ли кто поблизости, хотя наверняка знала, что никого нет. – Признаться, мне не следует находиться с вами наедине. В общем... я уверена, что вы понимаете.

– Понимаю.

Люси изо всех сил притворялась, будто не заглядывает ему в лицо и не пытается определить, расстроен ли он.

Мистер Бриджертон моргнул, потом пожат плечами, а выражение его лица стало...

Беззаботным?

Люси прикусила губу. Нет, не может быть. Наверное, она неправильно определила. Ведь он – влюбленный мужчина. Он сам сказал ей.

Но все это не ее дело.

Ну, кроме той части, что имеет отношение к ее брату и ее лучшей подруге. Никто не осмелится заявить, что это ее не касается. Если бы дело касалось только Гермионы или только Ричарда, тут можно было бы поспорить на тему, имеет ли она право совать свой нос. Но когда дело касается их обоих – оно касается и ее, другого мнения быть не может.

А вот то, что касается мистера Бриджертона... вот это не ее дело.

Люси оглядела его. Ворог его рубашки был расстегнут, и она увидела треугольник обнаженной кожи там, куда смотреть ей не следовало.

Не ее! Не ее! Дело! Не ее! Не ее дело!

– Ладно, – сказала она, но ее намерение сохранить решительный тон было разрушено тем, что она неожиданно закашлялась. Зашлась в приступе. В приступе кашля. С трудом проговорив между спазмами: «Мне пора».

Но это получилось больше похожим... Короче, это получилось больше похожим на нечто, что нельзя было выразить с помощью всех двадцати шести букв английского алфавита. С кириллицей, возможно, получилось бы. Или с ивритом.