Тайны Сикорских (СИ) - Троянская Мария

Гордо вскинутый подбородок и светящееся негодованием лицо делало Сикорскую похожей на какую-то древнюю богиню, охваченную праведным гневом.

— Я прилетела к тебе не в качестве попрошайки. Мое дело — предложить тебе сделку, равно выгодную для обеих сторон, но, вижу, ты не принял мои условия и превратно истолковал мое появление в твоем доме.

— Ксюша…

— Я тебе больше не Ксюша, а Ксения Николаевна. Прощай!

Девушка гордо пошла прочь, приподнимая длинное свободного кроя платье с таким видом, будто не хочет замарать его край о предметы обстановки, будто вокруг не ультрамодный дизайн интерьера, а сельский туалет на улице.

Евгений поймал себя на том, что впервые по-настоящему посмотрел на малышку Сикорскую не как на глупую назойливую муху. Может, он проглядел в ней эту раздражающую, но такую привлекательную «сикорскость»? Может, не стоило так с ней поступать? Младшая сестренка могущественных братьев взрослела, превращалась в привлекательную женщину и налет праздничной тусовочной шелухи блек, облазил, словно потрескавшаяся краска, оголяя чистое золото. Не прогадал ли всезнающий Фельдман?

Евгений задумчиво смотрел в окно на удаляющуюся фигурку в светлом пальто. Она словно излучала сияние, разгоняющее предутреннюю мглу.

Глава 21. Заклятие на смерть

Струи дождя заливали лицо, заставляли захлебываться слезами. Ветер, словно дикий пес, рвал и кусал, бросал холодную водную стену прямо в глаза. Катя мчалась вперед, неглядя по сторонам. Внутри бушевали мысли, эмоции зашкаливали. Она всю ночь бродила в окрестностях виллы, не решаясь вернуться во временный дом. Но скоро забрезжит рассвет, придется приступать к работе. И никого не станет волновать, готова ли она стать молчаливой тенью, услужливой, безропотной, улавливающей и мгновенно выполняющей чужую волю.

Внезапно хлынувший дождь, принесенный тяжелыми рваными тучами, поставил окончательную точку — пора возвращаться.

Охранник, хмуро наблюдающий за мечущейся по небольшому саду служанкой, вздохнул с облегчением. Нечего нарушать режим. Хозяева по головке не погладят, если с кем-то из слуг что-то случится, но и прямого запрета на выход за пределы дома для обслуживающего персонала дано не было. Мокрая, словно курица, женщина наконец была проглочена ощетинившимся домом, и мужчина наконец немного расслабился — можно было исключить необходимость выполнять еще и функцию телохранителя для этой дурехи. И так дежурство в условиях, что сложились, нелегкое.

Катя испуганно дернулась и спряталась за угол. Из приоткрытой библиотеки лился приглушенный свет и звучали голоса.

— Я больше не буду тебе помогать, ведешь себя, словно глупая девчонка! — мужской сердитый полушепот передавал все краски недовольства и порицания.

— Значит я больше не буду обращаться к тебе за помощью, — в упрямом ответе Катя узнала мелодичный голосок Ксении.

— Если бы Артем увидел, что ты летишь с нами одним самолетом, он бы… — упреки Павла, а это был именно он, разбивались об упрямство собеседницы, словно горох о стенку.

— Он был за штурвалом, некогда ему было бродить по салону. Если ты собираешься теперь отчитывать меня, то не надо было начинать помогать!

— Кстати, ты так и не сказала, с кем тебе надо было так срочно увидеться…

— И не скажу! Может у меня быть личная жизнь?!

— Ах личная жизнь… — в похолодевшем мужском голосе кольнула льдистая обида. — Простите, Ксения Николаевна, что лезу в Ваши личные дела. Больше не повторится.

Павел вылетел так резко, что не заметил притаившуюся, вжавшуюся в стену Катю. Его ярость не вязалась с обычно веселым и отходчивым нравом. Чем-то Ксения его очень обидела. А может, он просто близко к сердцу воспринимает все связанное с Ксенией? Такие уж они просто друзья? Молодая Сикорская носит ребенка… Может ли она носить ребенка Павла? Знает ли он об этом? Заметил ли округляющийся, но все еще не очень заметный живот? Мог ли человек, которого Катя считала весьма порядочным и великодушным, отказаться от собственного малыша?

— Ой, а ты почему не спишь? — Ксения старалась спрятать покрасневшие от злых слез глаза.

— Эм-м… — Катя на миг растерялась, застигнутая врасплох. — Да происшествие в больнице совсем вывело из себя.

— Заходи, выпьем чаю, мне тоже не спится, — предложила Сикорская, приглашая в библиотеку. — Не-не, я сама. Дай мне за тобой поухаживать, ты натерпелась сегодня, садись в кресло, лучше подбрось дрова в камин.

Катя, чувствуя, как нагревается мокрая одежда, источая клубы пара, примостилась у огня, вытянув озябшие руки. Ксения клацнула пузатый электрический чайник, тот забурлил, засветилась подсветка, выставляя сквозь прозрачную поверхность, как пузырится нагревающаяся жидкость.

— Ты совсем мокрая! В ванной халат, переоденься и согреемся чайком, — Сикорская, завязав волосы в гульку одним движением тонкой руки, закрепила их на затылке резинкой.

Женщины облюбовали два мягких кресла, обе завернувшись в толстые махровые халаты и вооружившись огромными чашками с дымящимся травяным чаем. Катя заметила, что Ксения заваривала чай, насыпая в него горсточки каких-то сушеных трав. Собранные отдельно цветы, стебельки и листья хранились в жестяных баночках, выстроенных в ряд на отдельной полке.

— Не бойся, это не отрава, — мелодично рассмеялась Ксения, заметив, как подозрительно принюхивается к сладковатому цветочному аромату Катерина. — Я заварила чай искренней беседы. Нам обеим нужно облегчить ношу, что камнем лежит на сердце, вот увидишь — выпьешь и сразу станет спокойнее на душе. Но подобный напиток нужно пить только с другом, которому доверяешь.

— Прямо рассказ травницы какой-то, — деланно улыбнулась Катя, боясь делать первый глоток.

— А то! — рассмеялась Ксюша, распустив собранные в хвост пушистые волосы, давая голове отдохнуть. Аж застонала, чувствуя, как отпускают тиски надвигающейся головной боли.

— Ребенку не повредит трава? — осторожно спросила Катерина.

— Нет, что ты. Ты привыкнешь к тому, что наша семейка нестандартная. Но не бойся этого, тебе никто из нас не навредит. Наоборот, мы защищаем своих слуг, а друзей тем более. Ты же моя подруга. Единственная подруга…

Катя вспомнила домогательства Алексея и вздохнула — да уж… Никто не навредит. Только странная нечисть, с которой пришлось вечером столкнуться, да еще такие, как Риккардо и Лучано. Да еще призрак, который после ее ссоры с мужем не проронил ни слова, но следовал невидимой тенью, от которой никуда не деться, не спрятаться.

— Расскажи мне, что тревожит тебя… — попросила Ксения, посербывая горячий ароматный чай. Катерина посмотрела на призрака, но тот покачал головой:

— Прошу, не надо Ксении обо мне ничего говорить. Эта ноша не для нее. Ей нужно заботиться о себе и ребенке.

— Давай ты первая… — попросила Катя.

Когда Ксения начала рассказывать о себе, жалость переполнила Катерину. Ведь не было выбора у девушки, родилась в могущественной семье, где ее хранили, словно цветок, оберегали. Это способствовало развитию легкомысленности и недалекости. Она оставалась взрослым ребенком, залюбленным, слишком опекаемым, и не была готова ко всепоглощающей любви. Когда столкнулась со страстью — чуть не разбилась о скалы равнодушия своего избранника. Сначала пылкий искуситель, бессовестный романтик, но как только дело зашло слишком далеко — он отказался от нее. Пошел на попятную.

— Твой… любимый знает о ребенке? — подбирая слова, спросила Катя.

— Нет, конечно!

— И ты не расскажешь ему?

— Он не любит… Я не буду унижаться, — дрожащий подбородок Ксении взлетел вверх, взгляд наполнился упрямством и решимостью

— И кто твой избранник? — спросила Катя, страшась разочароваться в Павле безвозвратно.

— Душно мне, — Ксения резко встала и распахнула окно, впустила свежесть зарождающегося холодного утра, омытого колючим дождем. Небеса были налиты темными тучами, но становилось уже светлее, начинали прорисовываться размытые очертания предметов вдали.