Гендер и язык - Антология

О’Барр и Аткинс утверждают, что описание Лакоф особенностей «женского языка» является неточным. Они показывают, что частотность признаков ЖЯ в речи исследованных свидетелей связана не только с полом говорящего, но также с двумя другими факторами – во-первых, с социальным статусом говорящего и, во-вторых, с прошлым опытом участия говорящего в судебных процессах. Свидетельница С. – патологоанатом, ей часто по роду своей деятельности приходится бывать в зале суда в качестве свидетеля; она – высокообразованная женщина, профессионал. Ее низкий коэффициент ЖЯ непосредственно связан с ее высоким социальным статусом и опытом участия в судебных заседаний. Напротив, свидетели А. и Д., у которых высокий показатель ЖЯ, имеют низкий социальный статус и небогатый опыт участия в судебных заседаниях (А. – домохозяйка; Д. – дежурный скорой помощи с небольшим опытом работы).

На основе этой связи, О’Барр и Аткинс дали новое название языковым особенностям, обычно ассоциирующимся с женской речью, язык слабых (Powerless language). Они утверждают, что понятие «язык слабых» было спутано с понятием «женского языка», в связи с тем что в обществах подобных нашему, женщины обычно обладают меньшей властью, чем мужчины. Поэтому для многих женщин типично использование «языка слабых», но это результат их социального положения, а не пола. Несмотря на то что «языки сильных и слабых» зачастую имеют связь с женщинами и мужчинами, важно то, что социолингвисты и другие ученые, исследовавшие различия языка мужчин и женщин, разграничивают нелингвистические переменные пола и социального статуса.

6.5. Общение женщин с женщинами

Интерес к использованию языка в группах женщин постепенно возрастает. «Сплетни» – понятие, почти всегда используемое исключительно в отношении общения женщин; оно обычно имеет пейоративную (уничижительную) коннотацию: idle talk – пустой разговор… tittle-tattle – слухи, распускать слухи, («Краткий Оксфордский словарь»). Джонс [Jones 1980] принимает это понятие как описывающее разговор женщин, но пересматривает его в не пейоративном плане – как «способ женского общения согласно роли, которую женщины выполняют, их откровенному стилю бесед, обсуждению личных и домашних дел». Обращение к такому понятию, как сплетни, фокусирует внимание на том, что язык, применяемый женщинами при общении друг с другом, традиционно не рассматривался как серьезный языковой материал; по сравнению с тем что мужской разговор всегда считался «настоящим разговором» и воспринимался серьезно.

Джонс не оригинален в использовании понятия сплетня: оно применялось в антропологических трудах для обозначения неформальной коммуникации членов социальной группы. Антропологи подчеркивают, в частности, социальную функцию «сплетни» – она укрепляет «сплоченность, моральные устои и ценности социальных групп» (Gluckman цит. у [Джонс 1980]). Несомненно, это – важная функция.

Используя социолингвистическую структуру фрейма, разработанную Эрвин-Трипп [Ervin-Tripp 1972], Джонс описывает «сплетню», принимая во внимание следующие критерии: место общения, участники коммуникации, тема обсуждения, формальные особенности и функции. В женском разговоре типичным местом общения является дом, а также иногда магазины, универсамы, парикмахерские. Дом – место, которое может быть скорее названо частным, а не публичным. Само собой разумеется, участниками являются женщины. Темы для общения вытекают из основных социальных ролей, выполняемых женщинами в обществе: жена, мать и домохозяйка, и, следовательно, варьируют от обсуждения воспитания детей и заботе о муже до выполнения домашней работы. Естественно, обсуждение подобных тем может существенно меняться, от простого обмена рецептами до тесного и глубокого взаимодействия, влекущего за собой откровенность между обеими собеседницами.

С точки зрения формальных особенностей Джонс описывает «сплетню» по принципам уже рассмотренным в этой и предыдущих главах: считается, что «сплетня» характеризуется использованием общих и расчлененных вопросов, восходящей интонации, минимальных ответных реакций, таких как mhm (мм) и yeah (да), паралингвистических реакций (поднятые брови, поджатые губы, вздохи и т. д.), и в целом при помощи взаимной модели общения.

Ее самое существенное наблюдение состоит в том, что в тех случаях, когда мужчины не соглашаются друг с другом или игнорируют высказывания друг друга, женщины имеют тенденцию признавать и поддерживать. Иными словами, мужчины, видимо, следуют стилю общения, основанному на власти, в то время как женщины – стилю, основанному на солидарности и поддержке. На чисто описательном уровне рассказ Стоуна [Stone 1983] о том, как он, мужчина, решивший остаться дома и присматривать за детьми, познакомился с женской моделью дискурса, подтверждает работу Джонс. Он описывает мужской разговор следующим образом:

От футбола до секса, от политики до литературы, разговор имел единственную общую деталь; было известно, как он будет развиваться. Он не сбивал с толку, не расстраивал, не пугал, не был спекулятивным… как правило, беседы были гладиаторские – состязание в языке на арене знакомой темы.

Стоун продолжает: «Несмотря на то что я все еще скучаю по поединкам разума против разума, мне начинает нравиться этот другой вид языка». Стоун дает эскиз этого другого вида языка, то есть женского языка:

О чем мы говорим? Это очевидно. Мы говорим о болезнях, о работе пищеварительного тракта и мочевого пузыря и о домашних обязанностях… Больше всего мы говорим о детях… используя краткие и небрежные высказывания, которые сопровождаются шутками и участием людей, чей общий опыт придает пониманию оттенок откровенности. Постоянная забота о детях наполняет тех, кто ощущает потребность скорее сотрудничать, а не соревноваться… желание в конечном счете принять замешательство и обсуждение, а не положиться на догму формул (курсив наш. – Д. К.).

Калсик [Kalcik 1975], исследовавшая рассказы о личных переживаниях в группах женщин, также утверждает, что главный образец взаимодействия в таких группах скорее кооперативный, а не соревновательный, и это подтверждается в работе Ариес [Aries 1976] о смешанных и однополых группах. Ариес анализировала модели взаимодействия шести экспериментальных групп: двух женских, двух мужских и двух смешанных. Члены мужских групп были заинтересованы в установлении места, которое каждый член занимает по отношению к другому, и в таких группах иерархия проявлялась в том, что некоторые члены занимали доминирующую позицию, а другие подчиненную. Обе женские группы, напротив, были более гибкими: активные участники были заинтересованы вызвать на разговор более сдержанных собеседниц, и женщины использовали различные виды выражения эмоций и межличностной заинтересованности.

Работы, упомянутые в этом разделе, базируются на исследованиях, проведенных с белыми информантами, относящимися к среднему классу. Однако работа Гудвин по изучению языка, используемого в уличной игре темнокожими детьми Филадельфии (см. раздел 6.2.2) установила, что языковые формы, используемые детьми, отражают социальную организацию изучаемых социальных групп: результатом неиерархичной природы групп девочек стал выбор скорее кооперативной, а не конкурирующей формы. Рут Водак [Wodak 1981] также включала говорящих из рабочего класса в исследование дискурсивных тактик мужчин и женщин в терапевтических группах. Она отметила интересные классовые различия: в частности, мужчины из рабочего класса значительно более эмоциональны, чем женщины среднего класса, и рабочий класс в целом значительно отличается от низшего слоя среднего класса и от мужчин, относящихся к среднему классу, в способах описания своих проблем. Однако она также отметила существенные половые различия. Мужчины и женщины говорят о своих проблемах по-разному: мужчины имели тенденцию к использованию описаний обстоятельств, тогда как женщины больше говорили о личном аспекте.

Надо надеяться, что будущие научные исследования будут обращать больше внимания на дискурсивные модели общения женщины с женщиной, так как было бы чрезвычайно полезным больше узнать о том, как функционируют женские дискурсивные стратегии сотрудничества. Безусловно, есть случаи, когда кооперативный стиль интеракции более подходит, чем соревновательный стиль: идеальный (андрогинный) говорящий был бы компетентен в обоих случаях.

6.6. Выводы

В этой главе мы рассмотрели работы, раскрывающие половые различия в коммуникативной компетенции. В настоящее время научные факты позволяют предположить, что женщины и мужчины действительно используют различные коммуникативные стили: в смешанном общении это означает, что мужчины имеют тенденцию к перебиванию женщин; они выбирают эту стратегию для управления предметом разговора, а их перебивания имеют тенденцию добиваться молчания среди женщин. Женщинам приходится больше прибегать к использованию минимальных ответных реакций для поддержки говорящего. Также представляется, что женщины задают больше вопросов, в то время как мужчины больше говорят, больше ругаются и используют императивные формы для достижения цели. Женщины же используют больше языковых форм вежливости. Такие группы речевых характеристик иногда называют «мужским стилем» и «женским стилем». Данная терминология обсуждалась О’Барром и Аткинсом, которые утверждают, что языковые особенности, выявленные в речи многих женщин, типичны для людей низкого социального статуса, как женщин, так и мужчин и должны иметь более точную дефиницию – «язык слабых» (powerless language).