Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер

– Я накрою ужин чуть позже, – сказала Жюльетт. – Эта мебель уже была здесь, когда ты снял мастерскую?

– Да. Единственное, что я принес сюда по настоянию Анны: русские покрывала и наволочки с национальным узором – они на кушетке.

Кушетка была единственной вещью, свидетельствующей о попытке навести уют. Розовые, пурпурные и алые нити привезенных из России покрывал и наволочек создавали яркое, веселое пятно на фоне сумрачной, без всяких излишеств комнаты. Наверное, такой же была первая студия Николая на Монмартре.

Осмотрев мастерскую, Жюльетт уселась на кушетку. Наступил вечер, и Николай зажег электричество. Свет падал в основном на него и скульптуру, Жюльетт осталась в тени, порожденной округлым, абажуром, но все же в медных волосах отражались красноватые блики, а белая блузка и черная юбка контрастировали на фоне расшитого покрывала и ярких подушек. Николай улыбнулся девушке, потом продолжил работу. Ему было приятно, что она рядом. Для обоих это – новые, волнующие ощущения. Жюльетт попросила Николая рассказать о своем детстве, она только знала, что у него нет братьев, Анна – единственная сестра. Мать Николая часто болела и умерла незадолго до его первого приезда в Париж.

– Брак моих родителей был спланирован заранее, дело касалось только наследства – недвижимости и земли. Помолвка состоялась, когда отцу было пятнадцать, а матери – четырнадцать. Они поженились через восемь лет.

– Но, наверное, этот архаичный обычай сегодня уже изжил себя?

– Не совсем. На молодых людей и по сей день оказывается большое давление, если они хотят жениться вопреки воле родителей.

– А твои родители? Были они довольны своим браком?

– Несмотря ни на что, думаю, были. В наш дом часто приходили гости: тети, дяди, кузены и кузины. По сути, именно у нас отмечалось большинство праздников – начиная с дней рождений и кончая общенациональными торжествами. Наше детство было полно светлых дней.

– Расскажи мне.

Пока Николай говорил, Жюльетт представляла себе огромную зеленую лужайку, цветочные клумбы и детей, играющих в жмурки, в пиратов, казаков и путешественников. Мальчики – в матросках, а девочки – в платьях с оборками. Если же светило солнце, девочки надевали шляпки из белых кружев. Потом в жизни Николая появились стрельба по мишеням, теннис, танцы, балы, а также охота. Николай обожал лошадей и нередко уводил из стойла самых норовистых жеребцов, что приводило в огромное волнение домочадцев. Пару раз лошади сбрасывали его, но, к счастью, без серьезных последствий.

– И когда вся эта жизнь – такая яркая и кипучая – бурлила вокруг, как ты увлекся скульптурой? – заинтересованно спросила девушка.

– Классический ответ был бы: когда лепил пирожки из грязи. Но это не совсем так. У меня есть дядя, в свободное время писавший картины и лепивший статуэтки. Когда мне было лет десять, он дал мне кусок глины и разрешил вылепить, что хочу. Помню, решил слепить одну из наших гончих. Когда фигурка была готова, дядя так долго смотрел на нее, что я подумал: сотворил что-то ужасно безобразное, и дядя боится задеть мои чувства. Но вместо этого он схватил меня за руку и потащил к столу, на котором лежала глина, и велел сделать что-нибудь еще. Не знаю, насколько ему понравились мои первые попытки, но дядя убедил моего отца, что я должен учиться в Санкт-Петербургской Школе Изящных искусств, чтобы развить задатки. А когда мне исполнилось семнадцать, дядя отвез меня в Париж.

– А сейчас он занимается живописью или скульптурой?

– К сожалению, нет. Интерес к искусству в нем по-прежнему жив, но у него развился артрит, плохо слушаются руки. Когда я приезжаю в Россию, всегда навещаю его.

– У него есть твои работы?

– Да. Бюсты из бронзы – его самого и жены. В последнем письме дядя предложил купить у меня одну из самых ранних работ – «Волк», он видел ее, когда приезжал в Париж. На следующей неделе я хочу морем отправить ее в Петербург.

– Я никогда не видела ее.

– Она здесь, в шкафу, покажу тебе позже.

Когда Николай закончил полировать скульптуру, Жюльетт задернула занавески, зажгла плиту и поставила чайник. Николай снял свою рабочую одежду, повязку с головы, повесил все это на крюк, затем тщательно вымыл руки и лицо. Жюльетт расстелила на столе красно-белую салфетку, разложила еду на тарелки, которые нашла в буфете. Она принесла паштет, холодную говядину, сыр, салат и соус для него, французскую булку. Сервировку стола увенчала фруктами и найденной на кухне свечой, которую укрепила в блюдечке в самом центре стола. Резкий электрический свет почти не проникал в сумрачную нишу.

Из кухни появился Николай, на ходу надевая жилет.

– Настоящий праздник! – восхитился он. Николай наполнил стаканы вином…

Они ужинали долго, иногда он протягивал руку и накрывал запястье Жюльетт. После ужина девушка вымыла посуду. Николай протер стол, достал из шкафа бронзовую статуэтку и поставил ее на столик под лампой. Как все работы Николая, фигурка была наполнена дыханием жизни: животное затаилось, чувствуя опасность, шерсть на холке вздыбилась.

Когда Николай ставил статуэтку обратно в шкаф, девушка увидела кипу набросков. Верхний изображал ее саму…

Не произнося ни слова, она подошла и взяла рисунок, под ним был еще один набросок, еще и еще. Николай молча следил за девушкой, когда она вынула рисунки и разложила их на столе. Жюльетт. Сидящая, стоящая, опустившая глаза вниз – она знала, что этот жест характерен для нее в момент напряжения, если ей хочется скрыть свои мысли.

– Когда ты сделал эти наброски? – в голосе девушки прозвучало неподдельное удивление.

Николай поднялся и встал за ее спиной.

– Пока тебя не было. Помнишь, я как-то говорил, что всегда делаю наброски, прежде, чем начать новую скульптуру.

– Значит, я буду твоей следующей моделью?

– Уже не в первый раз. Когда был в России, по памяти сделал твой бюст.

Девушка оглянулась на Николая.

– И он там до сих пор?

– Да, отлит в бронзе. Занимает почетное место в моем кабинете.

Жюльетт, улыбаясь, повернулась к рисункам.

– Значит, я буду позировать для тебя? Это не так-то просто – выкроить время, но можно попытаться. Я буду рада приходить сюда и быть с тобой, когда рядом нет других людей, – девушка весело рассмеялась. – Но я вижу по наброскам, что новая скульптура будет сильно отличаться от предшествующих – я повсюду в одежде.

Николай нежно поцеловал ее в щеку. – Я бы выбрал иное, – его голос был мягким, обволакивающим.

Жюльетт затаила дыхание, словно что-то изменилось в окружающем мире. Она тихо прижалась к нему, счастливо закрыла глаза. Рука Николая нежно коснулась ее корсажа, нашла очертания груди под тканью, губы ласково пробежали по волосам.