Девушка из Золотого Рога - Курбан Саид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завоевать можно любую женщину, но не каждая того стоит.
Доктор Курц завершил обход и направился в свой рабочий кабинет. Да, он уверен, что каждую женщину можно заполучить. Это чисто математическая задача, как уравнение с малыми неизвестными. Курц сел за письменный стол и снял трубку телефона:
— Сестра, я занят научной работой, меня ни для кого нет.
Он закурил, закинув ногу на ногу. Его научная работа называлась — Азиадэ.
«Прекрасная женщина, — думал Курц, — соблазнительная женщина».
Он почувствовал приятное щекотание в кончиках пальцев. Инстинкт опытного невролога говорил ему, что брак Хасы переживает кризис. Сам Хаса, конечно, об этом и не догадывается, впрочем, как всегда. Курц же чуял кризис в семейных отношениях в самых незаметных проявлениях жизни.
В жестах Азиадэ, в ее тихой, подавленной улыбке, в дрожании ресниц — во всем Курц отмечал тайные признаки душевного конфликта.
Другой мужчина? Курц покачал головой. В окружении Азиадэ не было другого мужчины. «Женщина просто скучает, — удовлетворенно диагностировал Курц, — жизнь с Хасой достаточно скучна. Ей не хватает приключений, но пока она сама этого не знает».
Курц снял трубку телефона. Восемь раз он набирал номера телефонов, восемь раз улыбался он невидимому собеседнику и восемь раз повторял:
— Дорогой друг, в субботу я собираю небольшую вечеринку. Ничего особенного. Будут Хаса, Захсы, Матушек тоже. Конечно, милостивые дамы тоже приглашены. Да, в смокингах. Буду очень рад.
После восьмого звонка все разработки для научной работы были готовы. Доктор Курц был очень доволен.
В субботу, в половине девятого вечера Азиадэ вступила в светлую прихожую в квартале мэрии — квартиру Курца. Хаса шагал возле нее. Жесткий воротник сжимал ему горло, а накрахмаленная сорочка топорщилась на груди. Азиадэ оглядывала полированную мебель и открытый шкаф с батареей бутылок.
Большая комната была ярко освещена. Слова витали в воздухе, как маленькие серые птицы. Голубой сигаретный дым окутывал лица и делал их загадочными.
— Коктейль, — предложил Курц, и Хаса взял бокал.
В широких креслах сидели накрашенные женщины с голыми плечами и блестящими глазами. Азиадэ посмотрела в зеркало. Она тоже была накрашена, и ее плечи тоже были выставлены на показ. Внешне она ничем не отличалась от этих женщин, у которых было бесконечное число мужчин и которые пили коктейль.
Мужчины стояли, как статуи с бокалами. Слова звучали нереально, призрачно, и незнакомо.
В углу женщина со строгим профилем и перекошенным, словно от невыносимой боли лицом вела странный разговор:
— Это было слишком, — говорила она. — Вы видели этот спектакль?
— Нет, — отвечал ей молодой человек, сделав при этом широкое движение рукой, — но вышла книга. Вы читали?
— Нет.
Азиадэ не поняла, общались ли эти двое между собой.
Гости были похожи на членов какой-то неведомой секты. На их движениях лежал некий магический отпечаток. Молчаливый процесс опустошения бокалов выглядел каким-то таинственным ритуалом. Люди проплывали сквозь табачный дым, как силуэты в театре теней. Иногда все замолкали и тогда напоминали заговорщиков, собравшихся на ночную сходку.
— Биржа, — провозгласил один из волшебников с большой лысиной и многозначительно поднял палец, — биение пульса экономики, барометр общественной жизни. Это нужно пережить. В Париже или Лондоне.
Но его никто не слушал и он замолчал.
— Да, — пробормотала Азиадэ испуганно и отошла в уголок.
Служанка в белом фартуке протянула ей тарелку с сэндвичами. Сэндвичи были яркими и многоугольными, как старинная мозаика. Азиадэ взяла себе один. Какой-то врач принялся рассказывать ей о поездке в Женеву.
— Консилиум, — сказал он и победоносно огляделся вокруг.
— Швейцария красива только зимой, — прошептал кто-то. — Вы были в Сент-Моритце или Арозе? В прошлом году я жил в отеле — «Чуген».
— Нет, — ответила Азиадэ и ей стало стыдно, что она никогда не жила в отеле «Чуген». — Я боюсь снега. Холод — предвестник смерти.
Два глаза выплыли из табачного дыма и с сочувствием посмотрели на нее.
В комнату внесли огромную хрустальную чашу с крюшоном. Она была похожа на большой ароматный бассейн. Гости столпились вокруг бассейна, как пловцы перед стартом. В руках доктора Курца блестел серебряный половник. Лица гостей покраснели. Голоса стали громче.
— Проблема Средиземного моря все еще не решена, — сказал кто-то высокомерно.
Какой-то невысокого роста человек почистил себе очки и властно выкрикнул:
— Сегодняшняя женщина завтра станет вчерашней женщиной.
Раздался громкий смех.
После восьмого сэндвича Азиадэ поднялась.
Она шла через комнаты. В затемненных уголках мужчины и женщины сидели, тесно прижавшись друг к другу. Господин в мятой сорочке смокинга сидел на диване и его голова была похожа на игровой мяч. Хаса стоял около камина между двумя женщинами с бокалом с крюшоном. Увидев Азиадэ, он приветственно поднял бокал.
Она с улыбкой кивнула в ответ. Рядом возник доктор Курц.
— Как ваши дела, милая дама? — Он вел себя так, будто инцидента в Земеринге вовсе не было.
— Спасибо, хорошо, — Азиадэ помнила о Земеринге и ее мучили угрызения совести.
Она шла рядом с Курцем и вдруг остановилась у странной картины в пустой комнате.
— Подлинный Ван Гог, — гордо объявил Курц, — чувствуете сухое упоение линиями?
Азиадэ ничего не чувствовала. Она смотрела на картину с яркими пятнами и почтительно кивала.
— Так вам будет лучше видно, — он выключил лампу.
Теперь комнату освещала только маленькая слабая лампочка. Азиадэ опустилась в мягкое кресло, подняла голову и уставилась на картину. Но Ван Гог быстро надоел ей. Комната была пустой, пахла духами. Из соседней залы доносился смех гостей.
— Как вы проводите свой день, Азиадэ? — вкрадчивым голосом спросил Курц.
— Читаю об Африке.
— Об Африке? — заинтересовался Курц.
Женщины, читающие про Африку не могут быть счастливы в супружеской жизни.
— Да, — Азиадэ вдруг оживилась, — о Сахаре. Это особенная земля. Там должно быть очень красиво. Вы слышали что-нибудь о Гадамесе?
— Нет, — Курц был искренне удивлен.
— Это оазис прямо в сердце Сахары, у святого источника Айн — уль — Фрас. Всего семь тысяч жителей, и все они разделены на многочисленные касты. Благородный Ахрар, берберский Хамран, черный Атар и Хабид, бывшие рабы.
— Вот как, — проговорил Курц — далекий оазис в пустыне, вот значит, о чем вы читаете. А там есть женщины?
— Да, там есть женщины. Они живут на крышах. Все крыши соединены между собой. Мужчинам туда вход воспрещен. Женщинам нельзя выходить на улицу. Между крышами и улицами располагаются квартиры, где мужчины встречаются с женщинами. Странный мир. Иногда мне кажется, что когда-то я уже была там.
— Странный мир, — повторил Курц.
Он стоял перед ней в полумраке пропахшей духами комнаты. Неожиданнно, он нагнулся к ней.
— Азиадэ, — сказал он, взяв ее руку, — не только в Гадамесе, но и здесь люди разделены крышами и улицами. Еще жестче, чем в Гадамесе. Нет дороги от души к душе. Люди обречены на одиночество, будь это в Сахаре или здесь, в каменных джунглях большого города.
Он совсем приблизился к Азиадэ и прошептал:
— Одинокой остается женщина в брачной постели и одиноким чувствует себя странник в повседневной жизни. Лишь изредка, очень редко, загорается…, — он умолк, а потом обхватил голову Азиадэ и поцеловал ее в губы. Она резко вздрогнула. Он притянул ее к себе, и его руки стиснули ее тело. Курц прижал ее голову к груди и она ощутила его горячее дыхание на своей шее.
Вдруг Азиадэ резко вскинула голову. На Курца сверкнули два полных бешенства глаза. Она вцепилась руками в его горло и резко оттолкнула, ударив его коленом в живот. Он увидел ее дрожащие побледневшие губы, которые приближались к нему. Бешеные глаза сузились в щелочки. Азиадэ неожиданно свистнула коротко и громко, как какая-то хищная птица, и впилась зубами во что-то чужое и рыхлое. Курц в ужасе отпрянул. Он пытался оторвать от себя это маленькое дикое тело, вцепившееся в него.
Они безмолвно боролись в полумраке душной комнаты. Охваченная животной ненавистью Азиадэ вонзала зубы в плоть постороннего мужчины и чувствовала во рту соленый привкус его крови. Курц зашатался.
Она резко отпрыгнула в сторону и остановилась посреди комнаты, опустив голову и вытирая носовым платком рот. По лицу Курца текла широкая струя крови. С позеленевшим лицом он обессилено упал в кресло.
Азиадэ, не проронив ни слова, вышла из комнаты. Когда она появилась в ярко освещенной зале, глаза ее все еще сверкали бешенством, упоение битвой, торжество победителя. На круглом столе стоял большой бокал с крюшоном. Она залпом опустошила его. Впервые в жизни она почувствовала вкус алкоголя. Ей казалось, будто ее тело пронзает пылающее копье.