Бытие и сознание - Сергей Рубинштейн

Таким образом, смысловое содержание включается в восприятие предмета. Известно, что именно роль смыслового содержания прежде всего подчеркивает теория восприятия семантического идеализма. Спрашивается: чем материалистическая трактовка этой проблемы отличается от идеалистической? Борьба материализма и идеализма здесь идет вокруг одного основного вопроса: что – чувственно данный предмет как материальная вещь или смысловое содержание, значение соответствующего слова – является первичным. Материалист признает первичным предмет, чувственно воспринимаемую материальную вещь и вторичным – связанное с ним смысловое содержание; идеалист, наоборот, объявляет смысловое содержание, значение первичным, а предмет – чем-то производным, конституируемым значением; в идеалистической теории восприятия значение выполняет определяющую функцию.

Представители идеализма в своем походе против материализма, против подлинно научного познания объективного мира обрушиваются прежде всего на чувственное познание действительности. Они ставят себе первой задачей вытравить связь с предметом из чувственных форм сознания. Известный английский психолог Стаут, ученик и верный последователь Уорда, воинствующий идеализм и спиритуализм которого отмечал Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», прямо объявляет чувственное сознание «аноэтичным» – не познавательным, беспредметным [128] . Предмет «презентируется» сознанию якобы лишь в результате акта мысли, присоединяющегося к непредметному чувственному содержанию. «Предмет» – это, таким образом, лишь коррелят мысли и производное от нее. Стаут и не скрывает, что «предмет», о котором при этом идет речь, может быть как существующим, так и не существующим; существование для него не существенно.

Гуссерль, вообще объявляющий «интенцию» (направленность) на предмет определяющим признаком сознания, делает из этой общей характеристики сознания одно основное исключение: ощущение он объявляет не «интенциональным», не направленным на предмет. Из всего чувственного содержания сознания вытравливается всякое отношение к предмету. Предмет, на который « интенционально» направлено сознание, якобы восстанавливается через предметное значение , которое акт мысли надстраивает над беспредметным чувственным содержанием. «Значение» будто бы превращает для нас ощущения в «объекты». Таким образом, семантизм , проникая и в теорию восприятия, делает предмет производным от значения . Восстановление таким путем предмета, не данного в ощущении, – это чистая мистификация. Таким образом, приходят, конечно, не к предмету как объективной реальности, а только к значению «предмет», т. е. к идеальному образованию, содержанию сознания.

Семантизм связанс самыми основами идеализма. Недаром еще Беркли сводил предмет к знаковому отношению между ощущениями, к тому, что зрительные ощущения сигнализируют или обозначают возможность получения соответствующих осязательных ощущений (как мы увидим, в точности то же самое, по существу, утверждает, повторяя Беркли, один из вождей современного американского социального бихевиоризма и прагматизма – Мэд). Недаром также Титченер, наиболее крайний представитель интроспекционизма, нашедшего свое заостренное выражение в своеобразном психологическом «экзистенциализме», был особенно рьяным защитником так называемой « meaning theory » – «теории значения» в учении о восприятии. В принципе подобную же теорию значений защищали и такие представители идеалистической психологии рационалистического толка, как, например, Мур. Расхождение между «рационалистом» Муром и «эмпиристом» Титченером – это десятистепенные различия внутри одного и того же идеалистического лагеря. У рационалистов, например у Мура, значение надстраивается над ощущением и придается ему актом чистой мысли, воплощенной в значении.

То же положение: «значения конституируют вещи», которое Гуссерль выдвигал в плане феноменологии сознания, а представители meaning theory развивали в учении о восприятии, подхватывает и современный американский семантизм, блокирующийся с бихевиоризмом (Дьюи, Мэд, Моррис и др.). Вещь, по Мэду, – это ее значение для поведения; реакция на нее определяет ее значение. Конституируя, с одной стороны, вещи, значения, с другой – конституируют сознание, а также восприятие вещей. Посредством значений из якобы «нейтрального» опыта, в котором они не расчленены, выделяются как вещи, так и сознание, восприятие и т. п. [129] Идеалистическое понимание роли значения как фактора, который формирует предмет или хотя бы образ предмета из якобы беспредметного содержания субъективной чувственности, не выдерживает критики. Факты свидетельствуют против такого положения. В развитии ребенка формирование чувственного образа предмета предшествует овладению словом и является необходимой предпосылкой развития речи. Иначе это и быть не может. В самом деле: человек, овладевший речью, располагает большим многообразием различных значений. Почему в том или ином случае мобилизуется и включается в восприятие определенное, а не любое значение? Основание для этого может быть только одно: восприятие данного предмета с определенными, в восприятии данными свойствами обусловливает включение именно данных значений. Когда ребенок в процессе общения и обучения овладевает речью, дело сперва заключается в том, чтобы выделить те данные в восприятии свойства предмета, с которыми должно быть связано слово. Первичной является зависимость слова от восприятия вещи. И лишь вторично, по мере своего закрепления, слово начинает влиять на выделение определенных сторон в восприятии предмета и связывание их между собой. [130]

В чувственно воспринимаемой вещи выделяются признаки, качества, которые являются сигнальными по отношению к существенным ее свойствам, определяющим ее как такую-то вещь; остальные свойства вещи более или менее отступают в восприятии на задний план. (Физиологически это обусловлено тем, что возбуждение, возникающее в коре головного мозга в результате действия в качестве раздражителей определенных свойств предмета, отрицательно индуцирует действие остальных его свойств.)

В связи с отношением вещей и их свойств, имеющим существенное значение для психологии восприятия, встает более общий вопрос – об отражении в восприятии категориальной структуры вещей.

В психологической литературе встречаются упоминания о «категориальном» восприятии, или категориальности восприятия. Однако при этом обычно исходили из кантианской концепции [131] : категории как формы рассудка, порождение мысли, противостоящей чувственности, якобы извне вносятся мыслью в опыт. На самом же деле категории выражают объективную структуру вещей, которая проступает прежде всего в восприятииилишь затем, обобщенно —вотвлеченном мышлении. Психология не может этого не учесть; разрабатывая учение о восприятии, она не может пренебречь вопросом о том, как складывается категориальная структура восприятия, отражающая объективное строение бытия. Генетическая психология, поскольку она разрешает этот вопрос, должна быть вместе с тем и генетической гносеологией . [132]

В общей теории восприятия существенную роль играет понимание его детерминации. Всякая попытка рассматривать восприятие как механический эффект одного лишь внешнего воздействия или лишь одной якобы спонтанной деятельности мозга делает познание человеком мира непостижимым. История философии представляет документальное доказательство этому.

Отвергая схоластическую, исходящую от Фомы Аквинского, теорию чувственного познания вещей материального мира [133] Декарт противопоставил ей «причинную теорию» ощущений и восприятий. Однако прогрессивный естественнонаучный подход Декарта к проблеме ощущений и восприятий стал отправной точкой для всех блужданий последующей идеалистической философии и имел катастрофические последствия для гносеологии. Эти последствия были порождены механистическим пониманием причинности, из которого исходил Декарт. Декарт связывал восприятие непосредственно с внешними воздействиями вещей, минуя деятельность, посредством которой осуществляется познание вещей. Именно поэтому положение, согласно которому ощущения и восприятия являются резу льтатом воздействия вещей , вступило в конфликт с положением, согласно которому они являются познанием вещей .

Механистически понятая «причинная теория восприятия» привела к выводу, что мы познаем не вещи, а лишь эффект, который их воздействие производит в нас, в нашем сознании, – «чувственные» [ [134] . О существовании вещей и их свойствах мы будто бы лишь «умозаключаем» на основе чувственных данных как единственных непосредственных объектов нашего познания. Предпосылкой этого построения служит позитивистское отождествление объекта познания с непосредственно данным. Объективно якобы только то, что дано помимо познавательной деятельности. Из познания исключается анализ и синтез, который ведет от данного к объективно существующему. Механистическое понимание детерминированности психических явлений непосредственно внешними воздействиями, минуя познавательную деятельность субъекта, аналитико-синтетическую деятельность мозга, влечет за собой позитивистское отождествление объективного с непосредственно данным. Это последнее положение служит основанием для идеалистической подстановки чувственных данных как непосредственных объектов познания на место вещей. Существует внутренняя солидарность между рецепторной теорией, согласно которой ощущения возникают в результате пассивной рецепции внешних воздействий, и позитивистическим отождествлением непосредственно данного с объективным – в гносеологии.