Падение Софии (русский роман) - Елена Хаецкая

— Макрине я дал отпуск на неделю, — сообщил Витольд и потер ладонью лоб. — Простите, забыл доложить. Совсем вылетело из мыслей. Объявил ей от вашего лица поощрение за усердную работу и отправил в «Ясную зорьку» — это скромный, но приятный пансионат здесь неподалеку, широко известный среди лиц среднего достатка. — И Витольд заговорил совсем о другом: — Вы позволите передать Свинчаткину кое-какие теплые вещи и съестные припасы?

— Припасы — пожалуйста, а вот вещи… Разве нет опасности, что вещи опознают?

— Кто?

— Та же Макрина.

— Для того чтобы наши вещи опознали, потребуется сразу несколько факторов, — сказал Витольд и начал загибать пальцы: — Чтобы Матвея схватили. Чтобы вещи нашли. Чтобы их предъявили для опознания. Чтобы Макрина вспомнила, где она видела тот или иной предмет.

— Она ведь горничная. Наверняка помнит каждую тряпку в нашем доме, — сказал я.

— Кроме тех, которые хранятся на чердаке, — указал Витольд. — Ваш дядя незадолго до смерти закупил партию одеял. Он их даже не распаковал. Они прямо так, в фабричной упаковке, и лежат.

— Ладно, Витольд, вы меня убедили, — заявил я. — Действуйте по своему усмотрению.

— Имейте в виду, раздача одеял будет вам в некоторый убыток.

— А поездки моей горничной по пансионатам — они как, не в убыток?

— Нет, — сказал Витольд. — «Ясная зорька», в принципе, включена в общую статью расходов на содержание дома. Честно говоря, мы практически не платим Мурину, и сэкономленные таким образом средства можем пускать на другие неотложные нужды, связанные с прислугой.

— Вы в состоянии хотя бы на миг перестать быть управляющим?

— Нет, — ответил Витольд. — Это расхолаживает, а я обязан держать себя в форме.

— А почему мы практически не платим Мурину?

— Потому что он понятия не имеет, как поступать с деньгами. В первый раз, получив основательную, по его понятиям, сумму, он сдурел. Раздавал деньги прохожим, тратил на глупости… В конце концов он был уловлен Лисистратов и напоен до изумления. А Мурину нельзя пить, он после этого несколько дней весь дергается. Поэтому его жалованье я откладываю, но на руки не выдаю. Покупаю ему одежду, сапоги, если появляется надобность… Кстати, о Мурине. Хорошо, что мы о нем заговорили. Сегодня я заметил, что аллея перед домом не подметена. Из чего делаю один закономерный вывод… — Он подался вперед и спросил, чуть повысив голос: — Где Мурин, Трофим Васильевич? Вы случайно не знаете, куда он подевался?

— Мурин? — удивился я неожиданному вопросу. — Я вас не понимаю, Витольд.

— Подметание аллеи входит в прямые обязанности Мурина. Если это не было произведено, значит, Мурин либо пренебрег работой, что исключено, либо куда-то пропал. Вчера, сдавшись требованию природы, я позорно заснул. И проспал почти сутки, а на хозяйстве вместо меня оставались вы. Я вас, упаси Боже, не обвиняю, просто перечисляю факты. И теперь, принимая у вас вахту, я обнаруживаю отсутствие одного из важнейших элементов усадьбы, а именно — Сереги Мурина. Вам случайно ничего не известно о том, что с ним могло бы произойти?

— Да я понятия не имею… И потом, разве я обязан ходить за дворником и смотреть, куда он пошел и чем занят? — раздраженно сказал я.

— Да, — вздохнул Витольд. — Никто не сторож своему брату. А братья между тем пропадают. Обыденная печаль этого мира… Расскажите, в таком случае, когда и при каких обстоятельствах вы видели Мурина в последний раз.

— Что-то всякий норовит меня теперь допросить, сначала этот Конон, теперь вы… — заметил я с неудовольствием.

— Просто расскажите, — ровным тоном повторил Витольд.

— Ладно. — Я живо представил себе всю сцену. — Мурин явился доложить о появлении в усадьбе следователя. Он был так обеспокоен, что вообще ничего не смог сказать, только плевался и испускал бессвязные звуки, а потом вдруг набросился на фольда, и они подрались.

— Почему, как вы считаете, он набросился на фольда? — насторожился Витольд. — Кто-нибудь из них двоих проявлял признаки агрессивности?

— Мурин, пожалуй. Фольд был в отличном расположении духа, мы с ним даже беседовали… В своем роде, конечно.

— Да, он умеет быть обаятельным, — кивнул Витольд и снова нахмурился. — Мурин был агрессивен? — переспросил он, как будто не мог в это поверить.

— Если считать агрессивностью тыканье пальцем в неповинного человека, а затем хватанье его за грудки… — начал было я.

— Мурин знал о приходе следователя, — неторопливо заговорил Витольд. Он как будто раскладывал передо мной по полочкам вчерашнее происшествие. — Причина появления следователя также была Мурину отлично известна. Объясниться с вами словесно у него не получилось, поэтому он попытался показать вам — что нужно сделать в первую очередь. А в первую очередь нужно было спрятать фольда. Поэтому Мурин и схватил его. Фольд же, естественно, начал отбиваться. Фольды вообще очень не любят, когда их вот так хватают.

— Этого никто не любит, — вставил я.

— Что дальше было? — сурово вопросил Витольд.

— Фольд отбивался, а Мурин его тащил. В общем, они подрались. Сцепились в клубок и покатились по комнате, лупцуя друг друга что есть мочи.

— Угу, — сказал Витольд. — Ясно.

— Это еще не все… — В своей откровенности я решил идти до конца.

— Ага, вы тоже вмешались, — сказал Витольд. — Я так и подозревал.

— Слушайте, Безценный, это, в конце концов, возмутительно! Вы знаете все наперед. Я не буду рассказывать.

— Я знаю далеко не все, Трофим Васильевич. Пожалуйста, рассказывайте.

— Я треснул их табуретом. Обоих, — покаялся я. — Вот теперь все.

— Все? — Витольд пристально посмотрел на меня.

— Мурин бежал с поля боя, а фольд остался лежать на полу… Кстати, фольда вы сегодня не видели?

— Он неплохо провел время на кухне, сначала ел, потом заснул за печкой. Собственно, я начал день с того, что разыскал этого беднягу, — прибавил Витольд. — А вот Мурина нигде нет. И то, что дорожка не подметена, говорит о давнем его отсутствии. По крайней мере, со вчерашнего вечера.

Он замолчал, потер щеку, почесал глаз, просунув палец под очки.

— Придется идти его разыскивать, — вздохнул он наконец. Видно было, что ему этого очень не хочется. — Мурин — существо нервное. Хорошо еще, что вся эта стычка не закончилась у него припадком.

— Припадком? — неприятно поразился я.

— Ну да, — подтвердил Витольд. — А я вас разве не предупреждал? Если Мурина крепко напугать или, положим, несправедливо отругать, он бледнеет совершенно как полотно, губы у него трясутся, руки прыгают и он не может выговорить ни слова. Впадает в ступор. Может потом целый месяц ходить немым и вообще производит впечатление безумного.