Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

В поле зрения Аржановой разъяренное животное появилось минут через пятнадцать. Она вскинула двустволку, пытаясь взять на мушку кабанье ухо. Но чужое тяжелое ружье оттягивало руку, да и зверь двигался с изрядной скоростью. Первый выстрел прогремел впустую, а на втором случилась осечка.

Далее события приняли неожиданный оборот. Кабан остановился, повел налитыми кровью маленькими глазками из стороны в сторону и… повернул с тропы направо. Здесь кустарник рос гораздо реже, деревья расступались, открывая небольшую полянку. Там и стояла прекрасная охотница. Она увидела, как страшная клыкастая морда движется прямо на нее. Верный же слуга Николай со своим метким штуцером в это время находился где-то у озера и помочь барыне ничем не мог.

Хорошо еще, что у лиственницы, которая росла на краю поляны, оказались низкие ветви и очень толстый ствол. Бросив наземь теперь бесполезное ружье, Флора в два прыжка очутилась у дерева и по веткам взобралась наверх. Кабан уперся клыками в самые корни лиственницы и несколько раз ударил по ним, отчего дерево содрогнулось, но, к счастью, устояло. Потом зверь поднял голову и прислушался. Лай собак, треск ломаемых кустов, громкие голоса людей приближались. Хрюкнув, кабан тяжело развернулся и исчез в лесной чаще…

Огонь в костре на дворе заимки поддерживали Николай и Ермилов, ломая высохшие стебли лещины. В котле над костром варилось здешнее национальное блюдо — мамалыга, каша из просеянной кукурузной муки. Она была бы значительно вкуснее, если бы к ней добавили мелко нарезанное и обжаренное с луком свежее мясо, срезанное со свиной лопатки, но, увы, добыча от охотников ускользнула. Им пришлось довольствоваться солониной и запивать неудачу русской водкой.

Надо сказать, мужчины испытывали чувство неловкости. Во-первых, схватку с кабаном они проиграли. Во-вторых, ничуть не пострадали в ней, а княгиня Мещерская сидела с перебинтованным коленом, ибо при спуске с дерева порвала лосины об острый сук и поранила ногу. Она не жаловалась на боль, не корила спутников за случившееся. Молча поедая мамалыгу, Анастасия слушала разные охотничьи байки, которые Якоб-Георг старался рассказывать весело и непринужденно.

Ему-то было хуже других. Надворный советник слишком много надежд возлагал на эту совместную поездку. Он знал: подобные развлечения сближают. Немного необычных, но приятных впечатлений, связанных с успешной охотой на дикого зверя. Романтическая обстановка — река, девственный лес, одинокая заимка на его опушке. Дипломат отчетливо представлял себе их вечерний разговор у ярко горящего пламени в камине, с кружками глинтвейна в руках. Вполне доверительно они будут обсуждать дальнейшие планы, и Флора примет решение: да, их может связать прочно, как звенья в цепи, которую Ее Величество назвала «золотой», общая цель, общее дело, которому надо отдать все силы, все знания, чтобы исполнить Высочайшее поручение должным образом!

Очередная история Якоба-Георга на сей раз — про раненого медведя, на следующий день после охоты добравшегося до своих обидчиков и насмерть задравшего одного из них, — закончилась. Она произвела угнетающее впечатление на слушателей. Вероятно, все подумали о кабане, ушедшем в лес. Если завтра он приведет к заимке свое стадо, то охотникам явно не поздоровится. При тягостном молчании курская дворянка отдала слуге пустую миску из-под мамалыги и негромко сказала надворному советнику:

— Glauben Sie, hatte ich Angst?[203]

— Nein, das glaube ich nicht. Das war der einzige richtige Ausweg,[204] — ответил он так же негромко.

Она выбрала родной язык фон Рейнеке потому, что не желала раскрывать содержание их разговора. Господин Крынгулеску, кроме румынского кое-как мог изъясняться на французском, его слуги говорили только по-румынски, меткий стрелок Николай и сержант Ермилов — только по-русски. Конечно, их мнение и отношение к инциденту Аржанову нисколько не волновало. Но «Немца» она хотела успокоить, и он посмотрел на Флору пристально: неужели она совсем не сердится на него?..

На следующий день кабан к ним не пришел. Тем не менее охоту возобновить все равно не удалось. Погода резко изменилась, что часто случалось в здешних краях осенью. Низкие свинцово-серые тучи закрыли небо, подул холодный ветер. Лес потемнел и точно насупился в ожидании шквала. Охотники торопливо погрузили свой нехитрый скарб на повозку, сами сели на лошадей и отправились обратно в Яссы, подгоняемые то противным мелким дождиком, то порывами ветра.

Глафира встречала барыню на крыльце. Увидев ее порванные, испачканные в крови лосины, только всплеснула руками. Пока на кухне в глубоком медном чане грели воду для ванны, Аржанова слушала отчет верной служанки о событиях последних дней. Княгиню Мещерскую разыскивал Главнокомандующий Южной армией. Он дважды присылал сюда ординарца. Наверное, скоро тот приедет снова, а ее сиятельство пребывает в таком, как бы помягче выразиться, «полуразобранном» состоянии. Зачем ей понадобилась эта дурацкая охота, чего она не видала в том румынском лесу и нужно ли верить россказням всяких ушлых немцев, ведь Анастасия Петровна — уже не молоденькая…

— Что верно, то верно, — курская дворянка, раздевшись донага, рассматривала в большом зеркале себя и свою пострадавшую в лесном приключении ногу.

— Рана-то неглубокая, — перешла к другой теме Глафира, — но она болезненная. Сначала нужно промыть спиртом, потом наложить повязку…

— Хорошо же я буду выглядеть с повязкой в постели у Григория Александровича! — саркастически заметила Аржанова.

— А вы сегодня к нему не езжайте, матушка барыня.

— Вот как? — удивилась Флора.

— Да. Скажитесь больной. Ведь бывает наша женская болезнь.

— Допустим. — Анастасия повернулась к служанке. — Болезни действительно разные.

— Если любит, то приедет сам! — внезапно сделала вывод Глафира.

Иногда советы, продиктованные мудростью простого народа, оказываются лучше, чем размышления какого-нибудь записного философа. И все потому, что идут они от обыденной жизни, от чувств, близких к первобытным и, следовательно, естественным инстинктам. Аржанова отправила восвояси очередного ординарца генерал-фельдмаршала, и поздним вечером у ворот ее дома остановилась карета, запряженная шестью лошадьми цугом. Вышел из нее Потемкин-Таврический, закутанный до глаз в широкий темно-синий плащ. Екатеринославские кирасиры из его конвоя стали стучать прикладами кавалерийских карабинов в запертые ворота арендованного русскими особняка. Им, конечно, тотчас открыли. Не сбрасывая плаща, светлейший князь двинулся прямо в спальню своей возлюбленной.

— О, Господи! — не на шутку испугалась она и прикрылась одеялом. — В чем дело, ваша светлость? Вы врываетесь в мой дом, аки тать в нощи… Какая для того причина?

— Ты решила притворяться, душа моя?! — прогремел на весь второй этаж баритон светлейшего князя.

— Никак нет, ваше высокопревосходительство! — она встала на постели во весь рост и движением руки спустила с плеч ночную сорочку. Рану на колене они с Глафирой перевязывать не стали, и красная рваная полоса с синеватым отеком вокруг нее была видна даже при свете одного шандала, снабженного тремя