Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв

не боитесь боли, что внушает надежду. — Голос Ивана Терентьевича стал едва слышен, словно он размышлял сам с собой.

— Хотя этот параметр обладает глобальностью: стремление избежать боли равнозначно гибели вида.

— Простите, я не совсем… — начал было Василий. Парамонов очнулся.

— Вам надо научиться принимать информацию от любого иерархического уровня мирового информационного континуума, я попытаюсь помочь. Ну а там — посмотрим…

— Спасибо! — с чувством сказал Василий.

— Дядь Вась, — подбежал загорелый до черноты Стас. — А как можно определить, где мы находимся?

Василий встал, разминаясь, сказал очень серьезно:

— Поверни ухо на тринадцать градусов к востоку и прислушайся. Или позвони ближайшему дилеру.

Стас округлил глаза, потом засмеялся:

— Это же реклама «хот бёрд». Ты шутишь?

Засмеялись и Василий с Иваном Терентьевичем.

— Я очень люблю «хрюкламу» подобного типа. А насчет того, где мы находимся, могу сказать абсолютно точно: в ста пятидесяти километрах от Москвы. Купаться вечером будем?

— Не, я уже. Я тут огромный муравейник нашел, с тебя ростом, не хочешь посмотреть?

— Хочу. — Василий взял мальчишку за руку, и тот повел его по речному откосу в лес.

Парамонов задумчиво смотрел им вслед.

На Белом озере они задержались на два дня, уж очень хороша была здесь рыбалка.

Муравейник, обнаруженный Стасом на холме в сосновом бору, в ста метрах от лагеря, действительно впечатлял. Высота его достигала двух метров, а диаметр основания и того больше — метра четыре! Василий дважды ходил к нему, испытывая непонятную тягу понаблюдать за деятельностью потомков Формика сапиенс, разумных муравьев. Во второй раз с ним пошел и Парамонов.

— Представить страшно, — поежился Василий, — что муравьи когда-то были ростом с лошадь!

— Они выглядели несколько иначе, — флегматично заметил Иван Терентьевич.

— Но все равно впечатляет.

— А над чем вы работаете? Я имею в виду — как Посвященный, человек Круга?

Парамонов обошел муравейник, присел на корточки, наблюдая за суетой его обитателей, сказал вдруг:

— Хотите фокус?

В то же мгновение все муравьи как по команде замерли! Движение вокруг прекратилось, перестали петь даже птицы неподалеку. А затем все бесчисленное муравьиное войско кинулось к муравейнику и полезло внутрь, грозя смести его с лица земли. Исчезло! Муравейник вымер, словно поздней осенью, перед холодами. Пробежал последний муравей, скрылся в одном из окон. И снова тишина и неподвижность.

— Что вы с ними сделали? — прошептал Василий. Парамонов встал с корточек.

— Я передал им раппорт опасности, сигнал, что сюда летит колеоптер. Сработало.

— Колеоптер — это…

— Жук. Во времена Инсектов колеоптеры наравне со шмелями — пситирусами — были одними из самых агрессивных хищников. Так что вы хотели узнать, Василий Никифорович?

— Над чем вы работаете…

— Ах, ну да, вы спросили… Это не очень интересно для неспециалиста. Я исследую воздействие фохата на метрику пространства.

— Фохат… э-э, это из индийских эзотерических…

— Тексты Веданты. Фохат в них понимается как универсальный движущий принцип, всемирная жизненная сила. Безусловно Первый реализовал его сначала в Аморфах… ну, и так далее.

— Я читал, что прежде всего сущего была Калаханса, Птица вне пространства и времени.

— Это и есть Безусловно Первый, Творец, понимаемый древними йогами как символическая птица, Брама, роняющая яйцо в Хаос, который и превратился во Вселенную. Таким образом, Тьма Хаоса есть лишь средство для мысленного творчества, а не изначальное зло, иерархия темных неструктур. Наша Вселенная была образована по принципу образования любых сложных систем, дихотомически, с заданным вектором предпочтения «лучше-хуже». То есть «добро» и «зло» в ней являются самостоятельными образованиями и через посредника между информационным и вещественным мирами могут влиять на вещественные объекты.

— Вы хотите сказать, что зло — изначальное состояние мира?

— Добро и зло как две категории предпочтения, не более того. Это уже люди сделали их конкретными, насыщенными эмоционально. Так что, увы, мой друг, зло вечно! И поединки с ним — это срок, потерянный для созидания, истинного творчества. Отвечая на ваш вопрос, я мог бы сразу сказать, что занимаюсь проблемами высшего творчества, но тогда вам пришлось бы задавать мне кучу дополнительных вопросов.

Парамонов рассмеялся, увлекая Васю за собой.

— Пойдемте, скоро обед. Вахид готовит плов, а повар он прекрасный.

— Скажите, Иван Терентьевич… недавно мне довелось узнать о существовании Знаний Бездн… якобы это сведения, оставленные Безусловно Первым, обладающие огромной силой. Тот, кто завладеет ими, будет всемогущ. Это правда?

— Как вам сказать… — Иван Терентьевич неторопливо побрел по лесу, сшибая прутиком головы мухоморов. — С одной стороны, Знания Бездн — это отпечатки событий начала Времен на эфирном теле Вселенной, с другой — Нечто, никогда не переводимое на язык Ответа… но способное повлечь очень серьезные и пагубные последствия для всей реальности, особенно изменением мировоззрений. Ибо в Знаниях Бездн помимо Сил Бога, как принято говорить, сосредоточены все разрушительные демоны человеческих страстей. Овладев Знаниями, человек приобретет не просто красоту, милосердие, понимание, мудрость, но — Дьявольское Милосердие, Дьявольскую Жестокость, Дьявольскую Мудрость… понимаете? А Дьявольская Жестокость, между прочим, во сто крат превосходит человеческую.

— Понимаю, — пробормотал Василий. — А от кого зависит, что именно приобретет владелец Знаний? Разве не от его воли?

— От воли — нет, от духовного потенциала. — Парамонов помолчал немного. — Да и то не всегда.

— А что за Силы Бога кроются в Знаниях?

— Это трудно объяснить словами, разве если призвать на помощь теории древних мудрецов и святых, зашифровавших свои знания в текстах учений: Гермеса, Иисуса, Моисея, апостолов Петра и Павла. В каббале тоже есть упоминание о Силах Бога…

— Кажется, припоминаю: первая Сила Бога — Эхейх, то есть — Я Есмь! Вторая — Иегова, Сущность Бытия… По-моему, этих сил всего семь…

— Люди Внутреннего Круга владеют двумя первыми, Хранители — тремя-четырьмя, иерархи — не менее чем пятью. Полным набором