Шерас - Дмитрий Стародубцев

— Пытали? Ну и как?

— Что «как»? Вел он себя достойно, мужественно. Даже «Колесо правды» его не сломило. Это лишь второй случай на моей памяти…

Сюркуф досадливо осекся, поняв, что нечаянно сказал лишнее. Ведь первый случай был как раз именно с ДозирЭ.

— …И всё же со временем мы смогли развязать ему язык!..

Бредерой тем временем стоял посреди уже обагренного кровью помоста, под зловеще склонившимся крюком шпаты, и несколько затравленно оглядывался по сторонам. Некогда гордый жестокий горец с пылающим взглядом, владелец шкуры снежного барса, отчаянный боец, человек, едва не ставший Вершинным вождем Маллии, внезапно не сумел совладать с чувством неуверенности и страха перед огромной толпой.

Трибуны находились всего в тридцати шагах от Бредероя, и он не мог не обратить внимания на людей — богатых мужей и знатных воинов, которые ее заполняли. Тут он столкнулся взглядом с ДозирЭ, вздрогнул от неожиданности и вдруг едва заметно ему кивнул. Этот знак приветствия не остался незамеченным; все, кто находился на трибунах, постарались разглядеть человека, удостоившегося внимания приговоренного. Многие даже приподнялись. ДозирЭ нисколько не сконфузился и холодно ответил таким же коротким кивком.

Тем временем распорядитель закончил чтение и сошел с помоста. Заиграли лючины, к Казнильному месту выбежали танцоры и исполнили «Танец смерти».

Бредерой спокойно ждал своей участи. Впрочем, вскоре уныние и подавленность на его лице сменились привычным высокомерием. И глаза его вновь полыхнули знакомым огнем.

Ему поднесли кубок с подогретым нектаром, но горец отказался пить. Он что-то рявкнул на своем наречии («Давайте же!» — перевел ДозирЭ Сюркуфу), и помощники палача не заставили себя упрашивать. Они опустили малла на колени, и на помост под приветственные возгласы толпы с тонким, заточенным только с одной стороны мечом в руках поднялся палач. Забили калатуши. Площадь напряженно смолкла. Мгновение — и все было кончено. Толпа взвыла от удовольствия.

— Вот и нет твоего малла! — паясничая, развел руками Сюркуф. — А? Каково? Чувствуешь пустоту внутри себя? Так всегда бывает, когда наконец расправляешься со своим самым распроклятым врагом. Долго-долго не проходит ощущение, что чего-то не хватает!

— Мои самые распроклятые враги еще живы, — с легким вызовом отвечал ДозирЭ.

Улыбка сошла с лица главного цинитая, он несколько напрягся и чуть позже сказал мягким голосом:

— Пойдем, ты, наверное, проголодался. Я знаю одну кратемарью, где совершенно бесподобно готовят молочных поросят. Клянусь, ты таких в жизни не едал…

ДозирЭ было начал отказываться, ссылаясь на отсутствие аппетита, но Сюркуф внезапно стал совершенно серьезным и проявил особую настойчивость. Молодой человек вынужден был уступить.

Вскоре они покинули площадь, использовав узкий проход между мраморным дворцом и храмом Инфекта, предназначенный только для посетителей трибун. В неприметном закоулке Сюркуфа ожидали конные носилки, принадлежавшие Круглому Дому. Вишневые воины сели в них и добрались до той кратемарьи, которую так восхвалял главный цинитай. ДозирЭ сошел с носилок, огляделся и, к изумлению своему, узнал трехъярусное здание «Двенадцати тхелосов» — бывшее заведение Идала.

Они прошли в трапезную залу и заняли лучшее место. Посетителей к этому часу собралось много, но этот стол, расположенный на красивом подиуме в виде палубы корабля, оставался свободным. Это показалось ДозирЭ подозрительным.

Пока слуги подавали блюда и вина, ДозирЭ огляделся. «Двенадцать тхелосов» трудно было узнать: всё здесь изменилось до неузнаваемости. Там, где раньше беспечно пировали белоплащные воины, выпивая реки вина и с невиданной щедростью швыряя слугам золотые монеты, теперь восседали какие-то мрачные неразговорчивые личности — ни одного знакомого лица, ни одного воина или хотя бы праздного горожанина. Странно.

Подали ароматного поросенка, покрытого румяной корочкой. К нему еще овощей, фруктов, летучих рыбок и мясных кактусов. Слуга, который должен был разделать поросенка, чуть замешкался, Сюркуф извлек кинжал, ловко разрубил поросенка на несколько частей, положил перед собой самый внушительный кусок и начал с аппетитом есть, приглашая жестом ДозирЭ последовать его примеру.

— Зачем ты меня сюда привел? — неожиданно спросил ДозирЭ.

Сюркуф застыл, перестав жевать. Посмотрел молодому человеку в глаза.

— О, какое блаженство! Эти кусочки прямо тают во рту! — сказал он. — Попробуй, не пожалеешь!

Но ДозирЭ так и не шелохнулся в ожидании ответа.

— Ну ладно… Раз ты так нетерпелив… — Сюркуф нехотя отложил недоеденный кусок поросенка. — С тобою хочет повидаться один твой давний знакомый. Готов поклясться, что ты будешь рад встрече.

— Ах, вот как? И кто же он?

— Сейчас увидишь…

Дверь кратемарьи распахнулась, и на пороге выросла фигура в сером плаще с просторным капюшоном на голове. ДозирЭ сразу признал этого человека, рука его невольно потянулась к ножнам, и весь он напрягся, приготовившись к прыжку.

— Это ни к чему, — остановил воина Сюркуф властным жестом. — Сначала выслушай его!

ДозирЭ заметил, что большинство посетителей кратемарьи, словно по команде, отставили чаши и кубки и тоже взялись за оружие. Двое мужчин невдалеке и вовсе поднялись, вроде бы собираясь уходить. ДозирЭ сразу почувствовал в них уверенных в себе поединщиков и понял, что они приготовились встать у него на пути.

— Так это засада?! — довольно спокойно поинтересовался он у Сюркуфа, принимая прежнее непринужденное положение.

— Ну можно, наверное, сказать и так… А что делать, если ты иначе не понимаешь? — отвечал тот.

Незнакомец в капюшоне тем временем постоял немного в дверном проеме, видимо, оценивая обстановку. Убедившись, что ему ничего не угрожает, он медленно прошел вперед, мимо сосредоточенных посетителей, которые отнеслись к его появлению с явным почтением, и остановился у самого подиума, где трапезничали Вишневые. К нему подлетел слуга, незнакомец сбросил с головы капюшон и скинул с плеч плащ ему на руки. Перед ДозирЭ предстал главный десятник Белой либеры, дорманец Одрин.

— Гаронны! — с чувством выругался ДозирЭ. — Как я сразу не догадался!

— Увы, мой друг, это я! — с улыбкой вздохнул дорманец.

Одрин без приглашения подсел к столу, двумя пальцами взял поросячью ногу, оглядел ее со всех сторон и вожделенно понюхал.

— Какое чудесное лакомство! Если когда-нибудь мне доведется вернуться в Дорму, я обязательно поставлю на самом людном перекрестке трапезную, где будут готовить только вот таких изумительных молочных поросят. Этого вполне достаточно, чтобы угодить вкусу самого привередливого путника…