Вечный. Тетралогия - Роман Злотников

— Ну вот и они. Мне страшно интересно, что выросло из тех яйцеклеток, которые я создал…

Заткнув ширмы в нишу за обшивкой коридора, Карим спустился к себе в кубрик и, швырнув эспадрон в стойку, забрался в душевую. Ссадина была неглубокой, и для того, чтобы она затянулась, достаточно было обычного пластыря. Но ему совершенно не хотелось тащиться в лазарет. Так что он просто отрегулировал душ на чистую воду и замер, устало привалившись к стенке кабинки. В конце концов, тренировки, пожалуй, действительно пошли ему на пользу. И он уже больше не испытывал страха при воспоминании о внезапном столкновении с иничари в узком коридоре тюремного дворца. Ему бы еще недельку. Но до выхода на орбиту Порты оставалось всего два дня…

Следующие три месяца все они стояли на ушах. Ящероголовые практически исчезли из лагеря, а на смену им навезли почти две сотни пареньков вида еще более странного, чем ящероголовые. Эти несколько больше напоминали людей, но именно напоминали. Скорее они казались результатом буйной фантазии некого художника, помешанного на ифритах и прочей нечисти. Возможно, если бы Карим увидел их уже взрослыми, они не вызвали бы у него ничего, кроме чувства страха и отвращения. Но сейчас, когда этакий малолетний обаяшка, обливаясь потом и шмыгая носом, таскает у тебя на кухне мешки с рисом или хнычет, уронив себе на лапку тяжеленный казан, он может вызывать только жалость. Впрочем, у Карима появилась гораздо более серьезная причина для беспокойства. Поскольку брат Томил не придумал ничего более умного, как придать в помощь бывшему духанщику ЕЕ.

Когда она первый раз появилась на пороге кухни, Карим инстинктивно схватился за нож. Но она, явно заметив его жест, никак не отреагировала, а только окинула кухню внимательным взглядом и прошла внутрь. Деловито подхватив здоровенный казан, она сорвала с веревки тряпку, взяла со стола скребок, сгребла в кулачок горсть соды и, даже не покосившись в сторону бывшего духанщика, вышла. Спустя пару мгновений от ручья, протекавшего недалеко от кухни, послышался скрежет и хлюпанье. Карим несколько секунд недоуменно пялился на дверь, а затем, осознав, что все еще стискивает нож, разжал пальцы и зло сплюнул. Принесли же шайтаны… Однако уже через неделю он был вынужден признать, что она ведет себя безукоризненно. Почти… Ее тугая грудь и сильные стройные ноги вновь регулярно возникали у него перед глазами, когда она, наклонившись, выскребала днище котла или, подоткнув подол длинного платья, елозила тряпкой по мокрому полу. Причем эти видения были настолько рельефны, что бывший духанщик лишь сильнее стискивал колени и отворачивался. Но это помогало мало, шлепанье тряпки за спиной воздействовало на его плоть совершенно неадекватным образом.

А в последующий месяц его жизнь превратилась в настоящий ад. Если раньше он, закончив работу на кухне, мог спокойно посидеть во дворе или прогуляться к озеру, то теперь это стало практически невозможным. Стоило ему сесть на скамеечку, как она принималась сновать у него перед носом с тазом, полным белья, и наклоняться и выгибаться так, что он пулей летел в собственную келью. А когда он отправлялся к озеру, оказывалось, что именно в этот вечер ей захотелось искупаться, и к тому моменту, когда он приближался к берегу, она уже плескалась в воде. А может, все это ему только чудилось…

Однажды вечером он забрел в дальнюю пещеру. Вероятно, когда-то в ней располагалась одна из базилик, но преподобный Томил, построивший распорядок дня своей общины по типу распорядка дня корабля-монастыря, приказал устроить в пещере тренировочный зал. Поэтому теперь пол и стены пещеры чуть ли не сплошь покрывали стеганые борцовские маты.

Сказать по правде, Карим попросту прятался. Он, улучив момент, улизнул с кухни пораньше, собираясь забиться к себе в келью и уснуть. Но вдруг к нему ввалился фра Так, затем присоединился христианин, а когда они ушли, сон с него как рукой сняло. И Карим решил немного прогуляться. Осмотрев окрестности из окна кельи, он стремительным броском преодолел двор и юркнул под кроны деревьев. Поплутав с полчаса, он вернулся обратно к скале. Но идти в келью не хотелось. Раз уж такое дело, не пойти ли слегка размять кости. Бывший чахванжи как, раз успел скинуть халат и натянуть на себя тренировочный комбинезон, когда на пороге вырисовалась тонкая стройная фигурка. Карим так и застыл, скрючившись за ширмой, служившей раздевалкой. Скинув легкие кожаные туфли, ОНА мягко ступила на ковер. Выйдя на самую середину, она замерла, сложив руки на груди, а затем резким движением, даже не снимая платья и паранджи, исполнила кувырок назад с переходом на шпагат. Вскочив на ноги, она отработала несколько ударов ногой по воображаемой цели, отчего у Карима перехватило дыхание (под взметнувшимся платьем ничего не было). Между тем Зобейда перешла к связкам. Воздух гудел от стремительных ударов маленькими ладонями и кулачками, удар, блок, еще удар… И тут она увидела его. О, такого свирепого взгляда Карим не встречал еще ни разу в жизни, но то, что началось потом…

Его буквально вышвырнуло из-за ширмы, и он пребольно приложился о ковер спиной. Затем она пнула его в голень и, перевернув на живот, пару раз заехала ему по лицу, да так, что всю левую сторону будто ожгло огнем. А потом он почувствовал, как его голова, не в силах сопротивляться железному захвату, клонится к левому плечу. Позвонки испуганно заскрипели, и Карим, припомнив пару уроков, которые ему преподал один из его приятелей-донов из абордажной группы, сделал единственное, что ему оставалось в этой ситуации: он вытянул губы, нащупал сквозь тонкую материю вызывающе торчащий сосок и втянул воздух, пытаясь добраться зубами до этой столь чувствительной части женского организма. И… в следующее мгновение Карим почувствовал, что вместо того, чтобы стиснуть крепкие челюсти, он яростно целует эту маленькую алую земляничку. Руки, выворачивающие его голову, на мгновение оцепенели, а затем дрогнули и чуть ослабили хватку. Воспользовавшись моментом, бывший чахванжи рывком выбросил ладони вперед и, сомкнув их на гибкой талии, притянул женщину к себе. Она возмущенно фыркнула и, будто позабыв все боевые приемы, разжала захват и заколотила ему по плечам стиснутыми кулачками. Карим оторвался от груди, зарычал и, отпустив талию, одной рукой сорвал через голову женщины паранджу, а другой резким движением вздернул подол ее легкого платья. Она пискнула и чувствительно лягнула его в бедро, но Карим уже обезумел. Он опрокинул ее на маты и, на ходу содрав с себя комбинезон, навалился на нее всем своим весом. Зобейда тоненько вскрикнула, выгнулась и впилась ему в плечи своими ногтями. Карим подался назад, вскинул голову и сквозь тонкую занавесь слипшихся волос увидел лихорадочный румянец, хищно изогнутый влажно блестящий рот и торжествующе горящие глаза. А затем он уже потерял способность что-либо осознавать…