Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— У тебя на уме какой-то вопрос, — сказал Лето.

— Много вопросов, мой господин.

— Говори.

— Какой урок заключается в наказании этого глупца? Что мы скажем, когда нас начнут спрашивать об этом?

— Мы скажем, что никому не позволено хулить Бога-Императора.

— Это кровавый урок, мой господин.

— Он не такой кровавый, как некоторые уроки, преподанные в свое время мне.

Айдахо недовольно покачал головой.

— Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Это очень точное замечание!

***

Охота за памятью предков многому научила меня. Паттерны, ах, эти паттерны. Больше всего раздражают меня слепые приверженцы либерализма. Я не верю в крайности. Почешите как следует консерватора и вы обнаружите человека, который предпочитает прошлое самому светлому будущему. Почешите либерала, и вы обнаружите кабинетного аристократа. Либеральные правительства всегда вырождаются в аристократии. Бюрократия всегда предает искренние намерения людей, формирующих такие правительства. Непосредственно с самого начала, мелкие личности, попавшие в правительство, обещавшее равномерно распределить социальный гнет, оказываются заложниками бюрократической аристократии. Естественно, все бюрократии в этом отношении ведут себя одинаково, но какое это лицемерие, обнаружить знакомый образчик под лозунгами равенства, начертанными на либеральных знаменах. Ах, если эти паттерны чему-то и научили меня, так это тому, что они всегда повторяются. Мое угнетение, в широком смысле слова, ничем не лучше и не хуже всех прочих, но я по крайней мере преподаю людям новый урок.

Начало темнеть, когда настала очередь аудиенции для делегации Ордена Бене Гессерит. Монео подготовил Преподобную Мать, извинившись за задержку и передав ей уверения Лето.

Докладывая об этом Императору, Монео сказал:

— Они ожидают богатого вознаграждения.

— Посмотрим, — сказал Лето. — Посмотрим. Теперь скажи мне, о чем спросил тебя Дункан, когда ты входил в зал?

— Он хотел знать, подвергали ли вы до сих пор кого-нибудь телесным наказаниям?

— И что ты ответил?

— Что об этом нет никаких письменных свидетельств и что я лично никогда не видел таких наказаний.

— Как он отреагировал на твой ответ?

— Сказал, что такое не подобает Атрейдесам.

— Он полагает, что я не в своем уме?

— Этого он не сказал.

— Достаточно и того, что ты слышал. Что еще тревожит нашего нового Дункана?

— Он видел нового иксианского посла, господин. Он находит Хви Нори весьма привлекательной. Интересуется…

— Этого нельзя допустить, Монео! Я полагаю, ты сумеешь предотвратить любую связь между Дунканом и Хви.

— Как прикажет мой господин.

— Да, это мой строжайший приказ! Теперь иди и приготовь мою встречу с сестрами из Бене Гессерит. Я приму их в макете сиетча.

— Мой господин, есть ли в этом выборе какое-то значение?

— Это просто моя прихоть. Выходя, скажешь Дункану, чтобы он взял с собой отряд Говорящих Рыб и прочесал город.

Ожидая делегацию Бене Гессерит, Лето вспомнил разговор с Монео, это несколько развлекло его. Он представил, какое впечатление произведет на обитателей Онна появление на улицах растревоженного Айдахо во главе отряда гвардейцев.

Они живо притихнут, как мыши при внезапном появлении кошки.

Сейчас, находясь в макете сиетча, Лето похвалил себя за такой выбор. Здания свободной формы, с многочисленными куполами, расположенное на окраине Онна, имело в поперечнике около одного километра. Здесь первоначально располагался Музей фримена, а теперь располагалась школа музея. Залы и коридоры патрулировали Говорящие Рыбы.

Зал приемов имел овальную форму и по длине достигал двухсот метров. Огромное помещение освещалось гигантским светильником, подвешенным на высоте около тридцати метров над полом. Голубовато-зеленый свет смешивался с тусклыми коричневыми и бежевыми тонами искусственного камня, которым были выложены стены зала. Лето возлежал на низком помосте в конце зала, глядя наружу через длинное, выгнутое по длине стекло. На улице были видны остатки Защитного Вала с пещерами, в которых когда-то были уничтожены приверженцами Харконненов запертые в ловушку войска Атрейдесов. Очертания скалы серебрились в призрачном свете Первой Луны. Контур скалы подчеркивался точечными огоньками — костры горели там, где сейчас нельзя было показываться ни одному фримену. Огоньки мигали, когда мимо них проходили люди — музейные фримены, подчеркивавшие свое право занимать окрестности священного города.

Музейные фримены! — подумал Лето.

Какие же они узколобые, недальновидные люди.

Но что меня возмущает? Они таковы, какими я их создал.

Лето услышал, как ко входу приближается делегация Бене Гессерит. Они пели гимн, слышался напев, изобилующий протяжными гласными звуками.

Впереди шел Монео с отделением гвардейцев, которые заняли свои места у ложа Императора. Монео остановился возле ложа, взглянул на Лето и обернулся в зал.

Женщины вступили в него двумя рядами, их было десять, впереди шествовали две Преподобные Матери в традиционных черных одеждах.

— Слева Антеак, справа Луйсейал, — сказал Монео.

Лето вспомнил раздраженные, полные недоверия слова, которые говорил ему ранее Монео, рассказывая об этих женщинах. Мажордом ненавидел этих ведьм.

— Они обе — Вещающие Истину, — сказал тогда Монео. — Антеак намного старше Луйсейал, но именно последняя славится как лучший Вещатель Истины в Бене Гессерит. Заметьте, что на лбу у Антеак имеется шрам, происхождение которого нам неизвестно. У Луйсейал рыжие волосы и она слишком молода для столь прославленной Преподобной Матери.

Глядя, как приближается делегация женщин, Лето почувствовал, как всколыхнулась вся его память. Капюшоны надвинуты на лоб, скрывая лица. Слуги и послушницы шли сзади на почтительном расстоянии. Все это было частью тщательно продуманного ритуала. Ничто не изменилось за прошедшие тысячелетия. С равным успехом эти женщины могли войти и в настоящий сиетч, где их должны были приветствовать истинные фримены.

Их голова знает то, что отрицает тело, подумал Лето.

Всепроникающий взор Лето позволил ему заметить подавленную осторожность в глазах женщин, однако они входили в зал, как люди, уверенные в том, что находятся под надежной защитой своей религиозной власти.

Лето доставило удовольствие сознание того, что Бене Гессерит обладает только той силой, которую он сам им дал. Ему была ясна причина такого одолжения. Из всех подданных Империи эти женщины были больше других похожи на него самого — правда, их память была ограничена лишь женскими предками и они могли вспоминать только женские ритуалы — однако, как и он сам, эти Преподобные Матери являлись объединяющим воплощением целых групп.

Преподобные Матери остановились, как и положено, в Десяти шагах от Лето. Свита остановилась позади них на почтительном расстоянии.

Лето решил немного развлечься и приветствовал делегацию голосом и маской своей бабки Джессики. Они ожидали этого, и Лето не хотелось их разочаровывать.

— Добро пожаловать, Сестры, — сказал он. Голос, звучавший в тональности низкого контральто, с нотками язвительности, часто прослушивался и изучался в капитуле Общины Сестер.

Произнося приветствие, Лето почувствовал угрозу. Преподобные Матери всегда бывали недовольны такой формой приветствия, однако на этот раз в их реакции появились какие-то новые ноты. Монео тоже ощутил эту разницу. Он поднял палец, приказав Говорящим Рыбам придвинуться ближе к Лето.

Первой заговорила Антеак:

— Господин, сегодня утром мы наблюдали на площади этот постыдный спектакль. Чего вы хотите достичь такими странными мерами?

Значит, мы решили говорить именно в таком тоне, подумал Лето.

Он заговорил своим обычным голосом.

— На какое-то время вы обрели мою милость. Это не устраивает вас и вы желаете изменить мое отношение?

— Господин, — произнесла Антеак, — мы потрясены и шокированы тем, как вы обошлись с полномочным послом. Мы действительно не понимаем, чего вы этим добивались.

— Я ничего не добивался, я был унижен этим человеком.

На этот раз заговорила Луйсейал.

— Это действие может лишь усилить ощущение гнета вашей власти.

— Меня же удивляет, почему столь мало людей говорит об угнетении со стороны Бене Гессерит? — отпарировал Лето.

Вместо Луйсейал на вопрос ответила Антеак:

— Если Богу-Императору будет угодно, то он сам расскажет нам об этом, а сейчас давайте перейдем к цели нашего посольства.