Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы располагались за столиком посередине заведения, Лайонел сказал:
— Повредили ногу, мисс Дженнаро?
— Заживет, — сказала Энджи и стала искать в сумочке сигареты.
Лайонел взглянул на меня. Я отвернулся, и его плечи поникли еще сильнее: к каменным глыбам, отягощавшим их прежде, добавились еще и шлакоблоки.
Раерсон раскрыл перед собой на столе блокнот и снял колпачок с ручки.
— Я — специальный агент Нил Раерсон, мистер Маккриди. Работаю в Министерстве юстиции.
— Да, сэр, — сказал Лайонел.
Раерсон на мгновение оторвался от блокнота и посмотрел ему в лицо.
— Вы правильно поняли, мистер Маккриди. Я представляю федеральное правительство. Вам не кажется, что вы могли бы кое-что нам объяснить?
— Насчет чего? — Лайонел оглядел свои плечи, потом весь бар.
— Насчет вашей племянницы, — сказал я. — Слушайте, Лайонел, время засирать нам мозги прошло.
Он посмотрел направо в сторону стойки, как будто надеясь увидеть там кого-то, кто бы пришел ему на выручку.
— Мистер Маккриди, — сказал Раерсон, — мы можем, конечно, полчасика поиграть в «Нет-я-ничего-такого-не-делал/Нет-вы-сделали», но для каждого из нас это будет лишь пустой тратой времени. Мы знаем, что вы причастны к исчезновению вашей племянницы и что вы работали с Реми Бруссардом. Ему, кстати, это тоже не сойдет с рук, получит по первое число. Но сейчас речь о вас. Я предлагаю вам возможность расставить все по своим местам и, возможно, в дальнейшем получить некоторое снисхождение. — Он постучал по столу ручкой в ритме тикающих часов. — Будете дурить нам голову, я уйду, и по-хорошему у нас с вами не получится. Угодите в тюрьму на такой срок, что, когда выйдете, ваши внуки уже права на вождение автомобиля будут иметь.
Подошла официантка и приняла заказ: две кока-колы, минеральную воду для Раерсона и двойной скотч для Лайонела.
Ее возвращения мы ждали молча. Раерсон, как метроном, продолжал равномерно стучать ручкой по краю стола, твердо и бесстрастно глядя на Лайонела, который, по-видимому, этого взгляда не замечал и в мыслях унесся далеко и от стола, и от бара. Губы и подбородок у него поблескивали испариной. Мне показалось, что смотрел он внутрь себя, и его взгляд упирался в жалкий финал, в то, что он сейчас расскажет и чем разрушит свою жизнь. Он видел тюрьму. Видел доставляемые туда бумаги, необходимые для развода, свои возвращенные нераспечатанными письма к сыну. Видел десятилетие, переходящее в другое десятилетие своего одиночества наедине со стыдом, или свою вину, или просто человека, совершившего глупость, которую общество выставило под свет телевизионных софитов на всеобщее обозрение. Его фотографию опубликуют в газете, имя станет ассоциироваться с похищением детей, а жизнь — пищей для ток-шоу на телевидении, перемывания в бульварных газетках и ехидных шуток, которые будут помнить гораздо дольше тех, кто их придумал.
Официантка принесла наш заказ.
— Одиннадцать лет назад, — начал свой рассказ Лайонел, — мы с друзьями сидели в одном баре в центре города. Устроили холостяцкую попойку, все здорово набрались. Одному из нас очень захотелось подраться. В качестве противника он выбрал меня. Я его стукнул. Один раз, но он ударился об пол и раскроил себе череп. Штука в том, что я бил не кулаком. В руках у меня был кий.
— Нападение со смертоносным оружием, — вставила Энджи.
Лайонел кивнул:
— На самом деле даже хуже. Этот парень до меня докапывался, и я будто бы сказал — уж не помню, говорил я это или нет, но, наверное, мог сказать: «Отвали, убью».
— Покушение на убийство, — сказал я.
Он снова кивнул.
— Был суд. Друзья этого парня говорили одно, мои — другое, их слово против нашего. Я знал, что меня посадят, потому что этот тип — он учился в колледже — утверждал, что после мозговой травмы не сможет продолжать учебу, не сможет сосредоточиваться. Он нашел врачей, которые подтвердили повреждение мозга. По тому, как смотрел на меня судья, я видел, что мое дело — дрянь. Но в тот вечер в баре был еще парень не из нашей компании, который засвидетельствовал, что это пострадавший говорил, что убьет меня и что это он начал драку и так далее. Меня оправдали, потому что этот парень оказался полицейским.
— Бруссард.
Лайонел горько усмехнулся и отхлебнул скотча.
— Да. Бруссард. И знаете что? Он тогда лгал перед судом. Я, конечно, не мог помнить всего, что говорил мне тогда парень, которого я ударил, но я точно помню, что сам ударил его первым. Не знаю почему, но это правда. Достал он меня, гадости говорил в лицо, ну, я и… — Лайонел пожал плечами. — Я тогда совсем другой был.
— Значит, Бруссард солгал, вас оправдали, и вы чувствовали, что обязаны ему.
Лайонел поднял было стакан, но передумал и поставил обратно на подставку.
— Наверное. Бруссард никогда эту тему не затрагивал, и с годами мы с ним подружились. Сошлись, он звонил мне время от времени. Только задним числом я понял, что он внимательно за мной следит. Он такой. Не поймите меня неправильно, он хороший мужик, но всегда наблюдает за людьми, изучает их, прикидывает, не смогут ли они ему когда-нибудь пригодиться.
— Обычный полицейский, — сказал Раерсон и отпил минеральной воды.
— И вы такой?
Раерсон подумал и сказал:
— Наверное, да.
Лайонел еще отпил скотча и утер себе губы салфеткой для коктейля.
— В прошлом июле моя сестра и Дотти повезли Аманду на пляж. День был жаркий, безоблачный, Дотти и Хелен познакомились с какими-то мужиками, у которых, не знаю, была целая сумка марихуаны или чего-то такого. — Он посмотрел в сторону, сделал большой глоток скотча, и в лице и голосе, когда заговорил снова, появилась тоска. — Аманда заснула, а они… оставили ее на пляже, одну, без присмотра на несколько часов. Она обгорела, мистер Кензи, мисс Дженнаро. Всю спину себе сожгла и ноги, только что не обуглилась. Одна
