Ночная смена - Dok

— Хаххаех! — по-командирски велит Ильяс. Ну, раз «таскаем», то — «таскаем».

Мало ему этого — он находит еще несколько картонных коробок с искалеченными наганами — сигнальные, шумовые под капсюль жевело. Совсем явная никчемушность. Но тащу и их.

За все время пока мы тут корячимся — на улице всего с десятков выстрелов. Несколько зомби вылезли. Не шустеров — те как раз попрятались еще тщательнее.

Жалкое мародерство какое-то вышло. Ну и зачем нам вся эта чушь? Удочки-то ладно, блесны-лески, а вся эта псевдооружейная муть?

Спрашиваю сидящего рядом Андрея.

— Пригодится. Особенно для обучения подрастающего поколения. Привыкают пусть к оружию. Пока к такому. Зато не покалечатся. Хотя конечно фигня. Но мы убедились, что коллеги утащили из магазина достаточно, чтобы пробить себе дорогу и продержаться какое-то время. Уже хорошо. И ушло их вместе со всякими носильщиками и заряжающими не меньше сотни, а то может и полторы. Это достаточная сила.

Все равно — что-то не верится мне, что у нас под землей громадный подземный лабиринт. Грунт у нас не тот, что в Москве, плывуна много, а это значит — всяких таинственных заброшенных тоннелей и подземных ходов тут нет. Все, что не обслуживается — затопит очень быстро. Как при Собчаке затопило кусок перегона между Лесной и Мужества… Но вообще склады НЗ в метро быть должны… То есть они были раньше, а вот что сейчас — демократизировано ли полностью, или еще нет — никому не ведомо.

— Ты вроде сегодня летишь? — спрашивает меня Андрей.

— Надеюсь, что да.

— Мы тут тебе приданое набрали. Если все в порядке и родителей вывезешь — стоит откупного остающимся старикам в деревне дать. Мы тут приготовили три одностволки ИЖ-18 со сменными стволами да патронов мешок. Патроны, правда, не под зомби подготовлены, дисперсанты. И еще всякого — из набора Робинзона — соль, спички, сахар, мука. У Николаича забрать надо, он собирал. А от нас — вот коробка с рыболовной снастью. Рыба там у вас есть?

Несколько секунд тщеславие борется с любопытством, потом падает на обе лопатки, и я спрашиваю про дисперсант. Первый раз такое слышу. Ну, то есть дисперсия, дисперсант у Лема — это я помню, а при чем тут охотничьи патроны?

Оказывается все просто — когда не нужна хорошая кучность — патрон готовят так, чтобы он дробь разбрасывал сильнее — по птице с близи, например, хорошо выходит. Мда, в нашем положении это бесполезняк, а охотиться — вполне пойдет. Так-то ИЖ-18 годная машина. Я вспоминаю, как мы пользовали «гаубицу» покойного (или пока — беспокойного) Сан Саныча. Выручила она нас тогда.

Вовка тем временем заканчивает вертеть бронетранспортер вправо — влево и мы едем, наконец, по какой-то второстепенной — но все же дороге. До меня доходит, что если все срастется — то сегодня я увижу родителей. Обжигает холодом — могу и не увидеть, хотя бы например вылета не будет. А если и будет — то как там сесть? Там же все в снегу. Тут-то почистить взлетную полосу не проблема — а там все как есть. Не сядет самолетик. Кидать мешки с оружием и мукой на лету? Представляю, что там на мерзлой земле образуется… Черт, не подумал раньше, а теперь и времени нету. Может еще и хуже быть, но об этом и думать неохота вообще, запретил я себе об этом думать. Все, не думаю. Вообще.

На берегу, где уже развернут временный пункт для переправы, прощаюсь с ребятами — они укатывают на завод, а мне оформлять троих раненых — бюрократия уже корни пустила, поэтому без пропуска в Кронштадт не пустят, как в старые добрые времена. Хорошо еще разрешения на ношение оружия не ввели — а то Ремер отдал мне из своего наследства два Кедра и полрюкзака патронов и магазинов, предварительно вынув все остальное из кармашков. Бронежилет мне опять всучили, да и каску взамен сгоревшей, так что я скорее похож на легкобронированное военно-транспортное средство типа ишак.

Сгружаю все в кучу под присмотр Ильяса, потом трачу время на выбивание пропуска — публика тут спокойная, тыловая, про нас слыхали, но не слишком много.

Меня немного лихорадит — успеть на авиетку надо любой ценой, и я черт вас всех дери — обязательно успею. Правда, когда вижу знакомую морду с кучей пирсинга в губе и тяжелой нижней челюстью, понимаю, что попал серьезно. Не ожидал, что так быстро свидимся с этой чертовой паспортисткой. Даже до 45 лет ждать не пришлось. У Щуки по-моему даже глаза блеснули — тоже узнала. «Здравствуйте, девушки!» — как сказал слепой, пошедший с одноглазым приятелем по бабам через темный лес.

Дальше все легко предсказуемо. Она тут главная смены на КПП. Кто б сомневался.

Разумеется, у нее есть Инструкция и она этой Инструкции будет следовать непререкаемо. Мне приходится тащиться в ее кунг — о, неплохо живет скотина и выслушивать длинную и нудную нотацию, что самое противное — крыть мне нечем, она спокойно укрывается за пунктами в принципе вполне вменяемой инструкции. Типичнейший ход бюрократии — вроде все правильно, а по сути издевательство. Мой жалкий писк на тему раненых ее совершенно не убеждает, наоборот, она еще больше торжествует. Да, такие отыграться любят.

Через некоторое время в дверь суется Ильяс и пытается, жалобно воя и стеная, добиться уступок. Видно здорово разобрало парня — жалостно так у него получается. Ну да, мордасия у него совсем страшно раздулась. Глаза аж совсем щелочками стали.

— Согласно пункту номер четыре настоящей инструкции я не имею права пропускать на Кронштадт лиц неизвестных, подозрительных, а также не имеющих документов и поручительств.

— Да кто тут подозрительный? Вы же со мной даже поругаться успели! И поручиться за нас может начальник второго сектора. Вы поймите, у меня тяжелораненый и двое серьезно раненых!

— Вас не помню, лицо у вас незапоминающееся. К тому же я ни с кем не ругаюсь, никогда. А начальник второго сектора как раз прошлым рейсом отбыл и вас опознать не может. К тому же раненые — тоже неизвестно кто. Я полагаю, что мне стоит обратиться к комендантской службе, чтобы вас задержали до выяснения. Кроме того, в соответствии с пунктом два Инструкции в мои обязанности входит тщательная проверка на предмет наличия подозрительных укусов — так что вам надлежит в досмотровой палатке во-первых раздеться, во-вторых разбинтовать поврежденные места.

— То есть я так понимаю, что вы нас не пропустите?

— Очень бы хотела пропустить — но долг есть долг — высокомерно замечает Щука.

— Хехуа! — горестно мычит Ильяс и начинает колотиться тихонько лбом об стенку кунга.

— Что он говорит? — подозрительно спрашивает меня Щука.

— Если я правильно понял — он считает вас стервой.