Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

- Простите, я мало что смыслю в вопросах искусства - мне казалось, на то у нас есть академики!

- Академики! - воскликнула Джун так страстно, что Майкл вздрогнул. Ну, если вы еще верите в них...

- Да нет же, - сказал Майкл.

- Харолд - единственный рафаэлит; конечно, ему подражают, но он будет и последним. Так всегда бывает. Великие художники создают школы, но их школы очень немногого стоят.

Майкл с новым интересом взглянул на "первого и последнего рафаэлита". Лицо ему не понравилось, но в нем, как в лице припадочного, была какая-то сила.

- Разрешите посмотреть? Интересно, мой тесть знаком с вашими работами? Он большой коллекционер и вечно в поисках картин.

- Сомс! - сказала Джун, и Майкл опять вздрогнул. - Он начнет коллекционировать Харолда, когда нас никого в живых не будет. Вот, посмотрите!

Майкл отвернулся от рафаэлита, пожимавшего плотными плечами. Перед ним был, несомненно, портрет Джун. Большое сходство, гладкая манера письма, зеленые и серебристые тона, и вокруг головы - намек на сияние.

- Предельная чистота линий и красок! И вы думаете, это повесили бы в Академии?

"По-моему, как раз это и повесили бы", - подумал Майкл, стараясь выражением лица не выдать своего мнения.

- Мне нравится этот намек на сияние, - проговорил он.

Рафаэлит разразился резким, коротким смешком.

- Я пойду погуляю, - сказал он. - К ужину вернусь. До свидания.

- До свидания, - сказал Майкл не без облегчения.

- Конечно, - сказала Джун, когда они остались одни, - он единственный, кто мог бы написать портрет Флер. Он прекрасно уловил бы ее современный стиль. Может быть, она захочет. Вы знаете, все против него, ему так трудно бороться.

- Я спрошу ее. Но скажите, почему все против него?

- Потому что он прошел через все эти пустые новаторские увлечения и вернулся к чистой форме и цвету. Его считают ренегатом и обзывают академиком. Так бывает со всеми, у кого хватает мужества восстать против моды и творить, как подсказывает собственный гений. Я уже в точности знаю, что он сделает из Флер. Для него это была бы большая удача, потому что он очень горд, а ведь заказ исходил бы от Сомса. И для нее, конечно, прекрасно. Ей бы надо ухватиться за это, через десять лет он будет знаменит.

Майкл сомневался, что Флер за это "ухватится" или что Сомс даст заказ, и ответил осторожно:

- Я позондирую ее. Кстати, у нас сегодня завтракала ваша сестра Холли и ваш младший брат с женой.

- О! - сказала Джун. - Я еще не видела Джона, - и прибавила, глядя на Майкла честными синими глазами: - Зачем вы пришли ко мне?

Перед этим вызывающим взглядом вся дипломатия Майкла пошла насмарку.

- Откровенно говоря, - сказал он, - я хотел узнать у вас, почему Флер разошлась с вашим братом.

- Садитесь, - сказал Джун и, подперев рукой острый подбородок, посмотрела на него, переводя взгляд из стороны в сторону, как кошка.

- Я рада, что вы прямо спросили. Терпеть не могу, когда говорят обиняком. Разве вы не слышали про его мать? Ведь она была первой женой Сомса.

- О! - сказал Майкл.

- Ирэн, - и Майкл почувствовал, как при звуке этого имени в Джун шевельнулось что-то глубокое и первобытное. - Очень красивая. Они не ладили. Она ушла от него, а через много лет вышла за моего отца, а Сомс с ней развелся. То есть Сомс развелся с ней, а потом она вышла за моего отца. У них родился Джон. А потом, когда Джон и Флер влюбились друг в друга, Ирэн и мой отец были страшно огорчены, и Сомс тоже - по крайней мере я так полагаю.

- А потом? - спросил Майкл, когда она замолчала.

- Детям все рассказали; и тут как раз умер мой отец, Джон пожертвовал собой и увез мать в Америку, а Флер вышла замуж за вас.

Так вот оно что! Несмотря на краткость и отрывочность ее рассказа, он чувствовал, как много здесь кроется трагических переживаний. Бедные ребятки!

- Я всегда об этом жалела, - неожиданно сказала Джун. - Ирэн должна была бы пойти на это. Только... только они не были бы счастливы. Флер большая эгоистка. Вероятно, Ирэн поняла это.

Майкл попробовал возмутиться.

- Да, - сказала Джун, - вы хороший человек, я знаю, вы слишком хороши для нее.

- Неправда, - резко сказал Майкл.

- Нет, правда. Она не плохая, но очень эгоистична.

- Не забывайте, пожалуйста...

- Сядьте! Не обижайтесь на мои слова. Я просто, знаете ли, говорю правду. Конечно, все это было очень тяжело. Сомс и мой отец были двоюродные братья. А дети были отчаянно влюблены.

И снова от ее фигурки на Майкла повеяло глубоким и первобытным чувством, и в нем самом проснулось что-то глубокое и первобытное.

- Грустно! - сказал он.

- Не знаю, - быстро подхватила Джун, - не знаю; может быть, все вышло к лучшему. Ведь вы счастливы?

Как под дулом револьвера, он встал навытяжку и отрапортовал:

- Я-то да, но она?

Серебристо-зеленая фигурка выпрямилась. Джун схватила его за руку и сжала ее. В этом движении была ужасающая искренность, и Майкла это тронуло. Ведь он видел ее до сих пор всего два раза!

- Как бы там ни было, Джон женат. Какая у него жена?

- Внешность прелестная, кажется - очень милая.

- Американка, - глубокомысленно изрекла Джун. - А Флер наполовину француженка. Я рада, что у вас есть сын.

Майкл в жизни не встречал человека, чьи слова, сказанные без всякого умысла, вселяли бы в него такую тревогу. Почему она рада, что у него сын? Потому что это страховка... от чего?

- Ну, - пробормотал он, - очень рад, что я наконец узнал, в чем дело.

- Напрасно вам раньше не сказали; впрочем, вы и сейчас ничего не знаете. Нельзя понять, что такое семейные распри и чувства, если сам их не пережил. Я-то понимаю, хоть и сердилась из-за этих детей. Видите ли, в давние времена я сама держала сторону Ирэн против Сомса. Я хотела, чтобы она еще в самом начале ушла от него. Ей прескверно жилось, он был такой... такой слизняк, когда дело шло о его драгоценных правах; и гордости настоящей в нем не было. Подумать только, навязываться женщине, которая вас не хочет!

- Да, - повторил Майкл, - подумать только!

- В восьмидесятых и девяностых годах люди не понимали, до чего это противно. Хорошо, хоть теперь поняли.

- Поняли? - протянул Майкл. - Ну, не знаю!

- Конечно, поняли.

Майкл не решился возражать.

- Теперь в этом отношении куда лучше, чем было, нет того глупого мещанства. Странно, что Флер вам всего этого не рассказала.

- Никогда ни словом не упомянула.

- О!

Это прозвучало удручающе, так же как и все ее более пространные реплики. Она явно думала то же, что думал он сам: Флер была задета слишком глубоко, чтобы говорить об этом. Он даже не был уверен, знает ли Флер, что до него дошла ее история с Джоном.

И, вдруг почувствовав, что с него довольно удручающих реплик, он поднялся.

- Большое спасибо, что сказали мне. А теперь простите, мне пора.

- Я зайду поговорить с Флер относительно портрета. Нельзя упускать такой случай для Харолда. Нужно же ему получать заказы.

- Разумеется! - сказал Майкл. Он надеялся, что Флер лучше его сумеет отказаться.

- Ну, до свидания!

Дойдя до двери, он оглянулся, и у него сжалось сердце: одна в этой громадной комнате, она казалась такой воздушной, такой маленькой! Серебристые волосы, напряженное личико, которому выражение восторженности, хоть и направленной не по адресу, все еще придавало молодой вид. Он что-то получил от нее, а ей ничего не оставил; и разбередил в ней какое-то давнишнее личное переживание, какое-то чувство, не менее, может быть, более сильное, чем его собственное.

До чего она, верно, одинока! Он помахал ей рукой.

Флер была уже дома, когда он пришел. И Майкл вдруг сообразил, что единственное объяснение его визита к Джун Форсайт - это она и Джон!

"Нужно написать этой маленькой женщине, попросить, чтобы не рассказывала", - подумал он. Не годится, чтобы Флер узнала, что он рылся в ее прошлом.

- Хорошо покатались? - спросил он.

- Очень. Энн напоминает мне Фрэнсиса, только глаза другие.

- Да, они оба мне поправились тогда в Маунт-Вернон. Странная была встреча, правда?

- Когда папа захворал?

Он почувствовал, что она знает, что встречу от нее скрыли. Если б можно было поговорить с ней по душам, если б она доверилась ему!

Но она сказала только:

- Скучно мне без столовой, Майкл.

XIII

В ОЖИДАНИИ ФЛЕР

Сказать, что Сомс больше любил свой дом у реки, когда его жены там не было, значило бы слишком примитивно сформулировать далеко не простое уравнение. Он был доволен, что женат на красивой женщине и отличной хозяйке, право же, неповинной в том, что она француженка и на двадцать пять лет моложе его. Но верно и то, что он гораздо лучше видел ее хорошие стороны, когда ее с ним не было. Он знал, что, не переставая подсмеиваться над ним на свой французский лад, она все же научилась до известной степени уважать его привычки и то положение, которое сама занимала как его жена. Привязанность? Нет, привязанности к нему у нее, вероятно, не было, но она дорожила своим домом, своей партией в бридж, своим положением в округе и хлопотами по дому и саду, Она была как кошка. А с деньгами обращалась великолепно - тратила их меньше и с большим толком, чем кто бы то ни было. Кроме того, она не становилась моложе, так что он перестал серьезно опасаться, что ее дружеские отношения с кем-нибудь зайдут слишком далеко и он об этом узнает. Шесть лет назад эта история с Проспером Профоном, чуть было не кончившаяся скандалом, научила ее осмотрительности.