Сальватор - Александр Дюма

Человек с неприветливой физиономией, но нежным именем подошел ближе.

— Сколько у вас сейчас человек? — спросил г-н Жакаль.

— Восемь, — отвечал Голубок.

— С вами вместе?

— Нет, со мной будет девять.

— Ребята крепкие?

— Мне под стать, — отозвался Голубок таким устрашающим баритональным басом, что сомневаться в его незаурядной силе и энергии не приходилось, если только о силе человека можно судить по голосу.

— Прикажите им подняться, — продолжал г-н Жакаль, — и все вместе ждите в коридоре за дверью.

— С оружием?

— Да. Как только услышите звонок, входите сюда без стука и прикажите человеку, который здесь окажется, следовать за вами. В коридоре вы передадите его четверым своим товарищам, пусть препроводят его в нашу тюрьму предварительного заключения. Когда арестованный окажется в надежном месте, пусть ваши люди снова поднимаются и ждут в коридоре на прежнем месте до тех пор, пока я снова не позвоню и не сдам другого арестанта. И так далее, пока я не отменю приказ. Вы меня поняли?

— Отлично понял! — отвечал Голубок. — Отлично! — повторил он, выпятив грудь, как человек, гордый собственной понятливостью.

— А теперь, — строго сказал г-н Жакаль, — должен вас предупредить: за арестованных вы отвечаете головой.

В эту минуту в дверь кабинета постучали.

— Это, вероятно, один из ваших будущих арестантов. Ступайте скорее за своими людьми.

— Бегу! — рявкнул Голубок, одним прыжком выскочив в коридор.

Господин Жакаль опустил за ним портьеру, уселся в кресло и сказал:

— Войдите!

Дежурный ввел Овсюга.

XXVII

РАСЧЕТ

Поклонник дамы, сдававшей внаем стулья в церкви святого Иакова, долговязый и бледный под стать Базилю, степенно вошел в кабинет, кланяясь г-ну Жакалю, словно главному алтарю в церкви.

— Вы меня вызывали, благороднейший хозяин? — спросил он скорбным голосом.

— Да, Овсюг, вызывал.

— Чем я могу иметь честь быть вам полезным? Вы знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении.

— Это мы сейчас увидим, Овсюг. Прежде скажите, был ли у вас повод для недовольства мною с тех пор, как вы на службе?

— О Всевышний Господь! Никогда, достойнейший хозяин! — поспешил заверить елейным голосом любовник Барбетты.

— А я, Овсюг, имею веское основание быть вами недовольным.

— Дева Мария! Неужели это возможно, добрый мой хозяин?

— Более чем возможно, Овсюг: так оно и есть, и это доказывает, что вы оказались неблагодарным.

— Пусть Бог, который меня слышит, — медовым голосом возразил лицемер, — ниспошлет мне смерть, если я хоть раз забыл о ваших милостях.

— Вот именно, Овсюг, я боюсь, что вы их забыли. Напомните-ка мне о них, дабы я убедился, что у вас хорошая память.

— Добрейший мой хозяин! Неужели, по-вашему, я могу забыть, как меня арестовали на улице Святого Иакова-Высокий порог — у малой церковной двери, после того как я прихватил серебряный крест и золоченый потир; и быть бы мне на каторге, если бы не ваша отеческая забота, благодаря которой я выпутался из этой скверной истории.

— С того дня, — сказал г-н Жакаль, — я приобщил вас к службе. Как же вы отплатили за эту услугу?

— Однако, благороднейший хозяин… — перебил его Овсюг.

— Не прерывайте меня! — строго прикрикнул на него г-н Жакаль. — Я все знаю. Вот уже полгода вы работаете на отца Ронсена из Конгрегации.

— Я действую в интересах нашей святой Церкви! — набожно выговорил Овсюг, с блаженным видом устремив взгляд к потолку.

— Странно вы понимаете ее интересы, Овсюг! — с притворным возмущением воскликнул г-н Жакаль. — Ведь отец Ронсен и его Конгрегация утянули за собой в пропасть господина де Виллеля, а тот — кабинет министров! Таким образом, вы, несчастный человек, сами того не зная, — хотелось бы в это верить! — неизбежно стали возмутителем общественного порядка и, не подозревая того, пошатнули трон его величества.

— Возможно ли это? — растерялся Овсюг, уставившись на г-на Жакаля.

— Вы, разумеется, слышали, что кабинет министров сменился этим утром? Знайте же, несчастный, что вы явились одной из причин этой административной революции. Вас объявили опасным преступником, и я решил, пока в столице не утихнет шум, поместить вас в надежное место, где вы могли бы спокойно собраться с мыслями.

— Ах, добрейший мой хозяин! — вскричал Овсюг, бросаясь г-ну Жакалю в ноги. — Клянусь Богом Всемогущим, что ноги моей не будет в Монруже.

— Слишком поздно! — возразил г-н Жакаль, поднимаясь и нажимая кнопку звонка.

— Смилуйтесь, добрейший хозяин! Смилуйтесь! — взвыл Овсюг, заливаясь горькими слезами.

Вошел Голубок.

— Смилуйтесь! — повторил Овсюг, вздрогнув при виде непреклонного полицейского: он знал, в каких случаях начальник прибегал к помощи Голубка.

— Слишком поздно, — сурово проговорил г-н Жакаль. — Встаньте и следуйте за этим человеком.

Овсюг заглянул в недовольное лицо г-на де Жакаля и, понимая, что спорить бесполезно, последовал за полицейским, сложив руки, как и подобало мученику.

Когда Овсюг вышел, г-н Жакаль снова позвонил.

Вошел дежурный и доложил о Карманьоле.

— Пусть войдет, — кивнул г-н Жакаль.

Провансалец не вошел, а влетел в кабинет.

— Что вам угодно, патрон? — нежным, как флейта, голосом спросил он.

— Сущие пустяки, Карманьоль, — отвечал г-н Жакаль. — Сколько за вами числится обычных краж?

— Тридцать четыре: ровно столько, сколько мне лет, — весело сообщил Карманьоль.

— А сложных, я хочу сказать — со взломом?

— Двенадцать: сколько месяцев в году, — в том же тоне отвечал марселец.

— А покушений на убийство?

— Семь: сколько дней в неделе.

— Вы, стало быть, — подвел итог г-н Жакаль, — тридцать четыре раза заслужили тюрьму, двенадцать раз каторгу и семь раз Гревскую площадь. Итого — пятьдесят три более или менее неприятных приговора. Я правильно сосчитал?

— Все верно, — отвечал беззаботный Карманьоль.

— Вот что, мой добрый друг! О ваших приключениях начинают поговаривать в городе, и я решил на время отправить вас в ссылку.

— В какую часть света? — беспечно спросил Карманьоль.

— Я думаю, вам это должно быть безразлично.

— Да, лишь бы это было не на берегу моря, — отвечал провансалец, смутно начиная догадываться о том, что г-н Жакаль хочет ему предложить туманный Брест или солнечный Тулон.

— Ах, умница Карманьоль, вы, к сожалению, попали в точку: я выбрал для вас живописное местечко, хотя вам оно, кажется, не по душе.