На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы. - Франсис Карсак

Единственное значительное ограничение свободы заключалось в следующем: ввиду не слишком большой численности населения (в данный момент, насколько понял Бернар, она составляла одиннадцать миллионов человек), каждый марсианин и марсианка были должны государству определенное количество рабочих часов в месяц. Обязанность Сли состояла в патрулировании на криоксе; Анаэна была ответственна за материально-техническое обеспечение школ. Помимо этого первый был скульптором, а вторая — геологом, скорее даже аэрофизиком.

По-прежнему — как факт биологический, но не легальный — существовала семья. Каждому, в его связях, была предоставлена полная свобода, однако многие предпочитали хранить верность одному спутнику жизни. Ребенку давали имя, сопровождавшееся упоминанием о том, что он является сыном такого-то или дочерью такой-то. Мальчиков таким образом звали по их собственному имени и имени их отца, девочек, опять же, по их собственному имени и имени их матери. По отношению к государству они к тому же обозначались серией номеров. Правительство было представлено рядом экспертных комитетов, которые подчинялись Совету «Тридцати восьми». В этот Совет входили выдающиеся умы планеты, избиравшиеся комитетами. Каждый марсианин мог войти в любой комитет — достаточно было лишь показать, что ты способен должным образом выполнять ту или иную специфическую работу. Но это не давало никаких социальных преимуществ, и многие достойные марсиане предпочитали заниматься исключительно своей профессией. Для власть имущих существовала дисциплина, которая становилась все более и более строгой, по мере того как человек поднимался по социальной лестнице. Член какого-либо комитета или совета мог на время уйти в отставку. В этом случае право на переизбрание он получал лишь через два года. Нарушившего регламент ждало незамедлительное и бесповоротное исключение.

— И это работает? — недоверчиво спросил Бернар, когда Анаэна изложила ему все эти факты.

— Да. Не забывайте, что мы пережили, пусть и в далеком уже прошлом, ужасные времена и не имели выбора. Если бы мы не сумели ужиться, поладить друг с другом, наш вид бы просто-напросто вымер. На днях вам покажут старые документы времен страха… И потом, у нас за спиной — миллионы лет обучения! Вначале Совет был правительством авторитарным и безжалостным, трезвым и жестким, поддерживаемым сильной и фанатичной полицией и располагавшим ужасными средствами принуждения, которыми, должна заметить, он никогда не злоупотреблял. По мере того как обучение совершенствовалось, то, что прежде было запретом, стало обычаем. Мы очень свободны, потому что ни один из нас не горит желанием совершать безрассудные поступки. Но для того, кому захотелось бы вести жизнь безумца, пребывание здесь быстро стало бы невыносимым, даже если бы мы не стали предпринимать против него никаких мер.

Они посетили несколько школ. До возраста, который соответствовал десяти земным годам, основное внимание уделялось физическому воспитанию. Кроме того детей обучали правильному владению своим языком, рисованию и моделированию, игре на музыкальных инструментах, вождению некоторых машин. От десяти до пятнадцати лет шла уже исключительно литературная фаза: они читали те произведения марсианских писателей, которые подходили для их возраста. Также они обучались азам науки и начинали записываться в самые разнообразные спортивные секции. От шестнадцати до двадцати лет шла научная фаза. Ученики в общих чертах знакомились с историей планеты и населявших ее рас, а также с основными вехами грандиозной космической авантюры. Помимо этого они обучались какой-либо профессии, одновременно продолжая читать классиков и заниматься музыкой либо тем или иным видом искусства. После двадцати лет они были вольны выбирать тот путь, который им нравился.

— Но сколько же лет вам, Анаэна?

— В ваших годах?

— Да.

Она произвела быстрый подсчет.

— Двадцать три.

— Вы выглядите гораздо моложе! Я бы не дал вам больше семнадцати!

— Мы развиваемся медленнее, чем вы, и становимся взрослыми примерно к тридцати вашими годам.

— Да вы просто какие-то монстры скороспелости! А какова у вас продолжительность жизни?

— Сто пятьдесят, сто шестьдесят, иногда сто восемьдесят лет.

— Вдвое больше нашей, ну и ну! Это расовая особенность или же следствие вашей науки?

— На этот уровень мы вышли благодаря нашей науке. Наши предки жили не более девяноста — ста лет. Вы можете расспросить об этом моего брата Лои. Он — биолог и просветит вас гораздо лучше, чем я. Но я думаю, что, если вы останетесь здесь, то проживете не меньше нашего.

Глава 2. Другая версия истории

Наступил день, которому предстояло стать незабываемым для землян. Накануне вечером Агум, председатель Совета «Тридцати восьми», заявил им, что теперь, когда они в достаточной мере понимают язык своих хозяев, для них будет проведена лекция, сопровождающаяся показом фильмов по истории планеты Марс. Сеанс начался рано утром. В роли лектора выступал Цер, профессор истории в местном «университете». По меркам желтых марсиан то был настоящий великан, практически одного роста с Бернаром. Даже будучи весьма преклонных лет, совсем уже седым стариком, он все еще пребывал в полном рассвете сил. Да и вообще, Цер был выдающейся личностью, бывшим «скитальцем по планете», как сами марсиане называли тех, кого любопытство побуждало посещать самые негостеприимные места Марса. Сорок земных лет тому назад он являлся главой миссии, которая попыталась восстановить контакт с красными марсианами, тысячелетиями жившими в уединении на южном полюсе. Впрочем, миссия обнаружила лишь давно покинутый его прежними обитателями город.

Когда Цер поднялся на трибуну, то сразу же начал очень четко выговаривать каждое слово, чтобы оказаться лучше понятым земной аудиторией.

— Я не стану вам объяснять, каким было прошлое Марса до появления на нашей планете людей, как не стану рассказывать и о том, какими были первые цивилизации, творения белых людей, сравнимых с вами. Мой доклад касается эпохи, предшествовавшей Великим Переменам. В то время, 30 миллионов 112 тысяч 700 лет тому назад, Марс делили между собой двенадцать народов, которым после множества войн удалось-таки перейти к мирной жизни при практически полном отсутствии вооружения. Единственным пространством, не подпадавшим под их юрисдикцию, являлась расположенная на экваторе довольно-таки обширная область, в которой проживали красные марсиане. Последние не были гуманоидами. Не вторгаясь в сферу моих коллег-биологов, я должен указать их происхождение. В неопределенную эпоху, вскоре после открытия металлов, некий вид насекомых, похожих, насколько мне это известно, на ваших муравьев, развился настолько, что достиг очень большого роста и сопоставимой с нашей, хотя и несколько иной, психики. Но до эры Соединенных Штатов Марса они почти не эволюционировали в индустриальном плане и — странная штука! — не питали даже малейшей враждебности к гуманоидам. Два вида жили в полнейшем согласии, и мы даже отправляли к ним миссии, задачей которых было привести их к цивилизации. Их единственная деятельность заключалась в выращивании одной из зерновых культур и возведении огромных, но очень бедных подземных городов. Внезапно все изменилось. Они начали отсылать наши миссии обратно, а значительный рост численности населения привел их народ к бедности. Затем в один из дней наши охранявшие границы авангарды с изумлением увидели появившиеся у наших рубежей их первые боевые машины, ими же и построенные. Сперва, несомненно, они просто-напросто копировали наши изобретения. Как бы то ни было, за достаточно короткий промежуток времени им удалось организовать довольно-таки мощную промышленность. Вероятно, они уже давно вынашивали такую идею, и нужно сказать, сюрприз удался. Уже в самом скором времени они начали производить в том числе и машины собственного изобретения.