Похоронный марш марионеток - Фрэнк Фелитта

КРУПНЫЙ ПЛАН. КАММИНГС

На его лице испуг. Он еще крепче хватается за рукав, но напрасно

КРУПНЫЙ ПЛАН. РУКАВ

Медленно, очень медленно рукав отрывается. Соскальзывает с руки Ллойда

КРУПНЫЙ ПЛАН. ЛЛОЙД

С криком летит вниз и разбивается насмерть

Фрагмент закончился, и аудитория удовлетворенно, даже с каким-то наслаждением вздохнула, раздались редкие аплодисменты. Кей обернулась к собравшимся и в полумраке зала, освещенного лишь мерцающим светом экрана, искала взглядом Сантомассимо. На ее лице отразилась сложная гамма чувств, ее слова были адресованы в первую очередь ему:

— Видите, как все до банальности просто? Как элементарная грамматика кино вызывает, вопреки здравому смыслу, чувство страха. Хичкок превращает смерть в забаву. Рукав в нужный момент отрывается, и человек летит вниз навстречу неминуемой смерти. Вымысел и случайное стечение обстоятельств далеки от реальной жизни, но, когда это изящно, лаконично и интересно сделано, мы принимаем это, мы испытываем трепет, даже если сама сцена вызывает отвращение. Мы покидаем кинотеатр, ощущая себя в полной безопасности. «Это всего лишь кино, — говорит себе каждый из нас, — подумаешь, рукав оторвался и человек упал со Статуи Свободы и разбился насмерть. Ко мне лично это не имеет никакого отношения». Однако эти образы запечатлелись в нашем сознании и останутся там… — Кей сделала паузу, затем чуть слышно закончила: —…навсегда.122

Несколько студентов рассмеялись. Но на сей раз смех был натянутым. До них начал доходить смысл ее слов. Они постепенно осознавали, что психологический мир Хичкока намного сложнее, чем им представлялось раньше, и некоторые стали сомневаться, хотят ли они погружаться в него глубже.

— Брэдли, — попросила Кей, — свет, пожалуйста.

Коренастый Брэдли с зачесанными назад черными волосами включил свет, затем вернулся к проектору, снял с катушки пленку — желтый блестящий рулончик — и аккуратно положил ее в коробку.

Лекция закончилась, и Сантомассимо вместе с толпой студентов направился к выходу. Кей в отчаянии посмотрела на него. В течение всей лекции она боролась с обуревавшим ее страхом. Неожиданно она вновь заговорила в микрофон:

— Прошу всех задержаться! У меня остался один билет на тур «Места преступления», который включает посещение Статуи Свободы. Нам даже разрешено подняться на уровень факела, что является необычайной удачей, — он был закрыт с тысяча девятьсот шестнадцатого года. — Взгляд Кей остановился на спортивного вида блондинке с волосами, собранными в хвостик на затылке. — Может быть, ты, Синди? — спросила Кей. — Едут трое ребят, и девушка будет прекрасным дополнением к компании.

Синди грустно улыбнулась:

— Простите, профессор Куинн, но для меня это дорого.

Кей заметила в толпе ассистента.

— А ты, Брэдли?

Брэдли обернулся и с улыбкой ответил:

— Я бы с удовольствием, Кей, но по выходным я работаю.

— Крис?

Высокий блондин атлетического сложения, в синих джинсах и такой же куртке, обернулся.

— У меня уже есть билет, — сказал он. — Мы едем втроем — я, Тед Гомес и Майк Риз.

— Ах да… прости, Крис… вылетело из головы.

Кей обратилась еще к трем студентам, которых звали Стив, Керри и Джейд. Но все они отказались. Сантомассимо знал, почему она так настойчиво предлагает билеты. Она боялась оставаться одна — как здесь, так и в Нью-Йорке. Недавние убийства изменили ее жизнь, с тех пор как обнаружилась их причудливая связь с идеями и приемами Хичкока. Они подчинили сознание Кей своей власти, равно как и сознание Сантомассимо. И нигде не было спасения.

— Спасибо, что поприсутствовал, — сказала Кей, когда они остались в аудитории одни. — Хотя сегодня лекция не удалась.

— Мне понравилось.

— Я пыталась объяснить им то, о чем мы с тобой говорили. О прославлении насилия, о его превращении в искусство. Но я так и не смогла подобрать нужных слов. Я просто смутила и напугала их. Все получилось плохо.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь влияние Хичкока, — попытался успокоить ее Сантомассимо.

— Меньше всего я ожидала услышать такие слова от тебя.

Сантомассимо улыбнулся, и в его улыбке она заметила грусть, какой не видела прежде.

— Может быть, поедем куда-нибудь? — спросил он. — Наедине мне будет легче все объяснить.

Кей тяжело повисла на его руке, закрыла глаза и кивнула:

— Поедем куда-нибудь подальше.

— Куда?

— Увези меня подальше от этих людей, Великий Святой. Подальше от кинотеатров, похожих на темные пещеры. Туда, где чисто, светло, где легко дышится.

Сантомассимо повез ее к холмам за парком Эко.123 По дороге он купил сандвичи, цыпленка, салат и фрукты. Все это он разложил на одеяле под высохшим эвкалиптовым деревом среди высокой травы. Они выпили бутылку белого сухого итальянского вина, и он принялся открывать вторую. Внизу по дороге, петлявшей между холмов, проносились машины, поблескивая в лучах заходящего солнца. Но на вершине холма шума оживленной автострады почти не было слышно.

— Не слишком далеко мы заехали? — сказал Сантомассимо, с видимым усилием вытаскивая тугую пробку.

— Ничего подобного. Не будь оживленного движения, смога, обилия рекламы и наркоманов, можно было бы подумать, что мы в Огайо.

Сантомассимо улыбнулся:

— Я бывал в Огайо. Но предпочитаю Лос-Анджелес.

— Согласись, мы превращаем мир в кавардак. Вокруг так много прекрасных людей. Возвышенных мыслей, чудесных мечтаний. А нас привлекают безумцы, одержимые насилием.

Они медленно опустошали вторую бутылку. Кей лежала, пристроив голову у него на коленях. Он гладил ее волосы, отводя падавшие на лоб прядки. Кей закрыла глаза. Он видел, как при каждом вдохе ее груди поднимались, натягивая тонкую ткань блузки. Сантомассимо пытался представить того мужчину, за которого она едва не вышла замуж. Бесспорно, он был законченным дураком. В ее жизни наверняка были и другие мужчины. А может быть, и нет. Она казалась абсолютно независимой. Но только не сейчас.

— Безумцы бывают разными, — произнес он, выдержав паузу, чтобы не нарушить установившееся безмятежное настроение. — И не мы создаем их, они рождаются сами собой.

— Я склонна думать, что создаем. Когда я писала диссертацию о Хичкоке, я жила в Лондоне, совершенно одна. Снимала крошечную квартирку под самой крышей в Кенсингтоне.124 Погода стояла ужасная, каждый день лил дождь. И каждый день я по шесть часов проводила в Британском музее, в Национальном архиве, в частных архивах. А по вечерам отправлялась в Ист-Энд125 и бродила по его улочкам.

— А чем тебя привлекал Ист-Энд?

— Хичкок родом оттуда. — Она слегка поменяла позу и вновь опустила голову на колени Сантомассимо. — Я изучала не только его сценарии и те образы, которые он создал, — мне было интересно узнать, что о нем думают люди, живущие там. Я хотела понять, каким он был человеком, постичь мрачную, ускользающую тайну его личности.

— А почему ты выбрала его? — спросил Сантомассимо, закурив сигарету и глядя вдаль. К его удивлению, Кей ответила не сразу. — Почему? — повторил он. — Почему именно Хичкок?

— Возможно, потому, что тогда я была одной из тех самых безумцев.

— Ну-ну, продолжай.

— Знаешь, там, в Лондоне, в чужой стране, я чувствовала себя очень одинокой. Одиночество как-то странно влияет на психику. И Хичкок был мне нужен. Странно, правда? Он целиком завладел моими мыслями и чувствами.

— Ты была молодой, эмоциональной и впечатлительной. И, бьюсь об заклад, очень красивой.

Кей улыбнулась. Сейчас она казалась совершенно успокоившейся и мечтательным взглядом провожала облака, медленно плывшие по вечернему небу.

— Хичкок… он как бы стал… частью меня, что ли… — произнесла она. — Думаю, те, о ком пишутся диссертации, влияют на тех, кто их пишет. А может быть, дело в моем отце… а, черт, плевать на все это…

— А что твой отец?

— Тебе бы он не понравился. Большой человек. Университетская элита. Ужасно занятой, вечно куда-то спешащий. Комитеты. Заседания. Семинары. Доклады. В двадцать пять лет он уже занимал солидную должность.

— Звучит впечатляюще.

— Вполне.

— А ты, похоже, в этом не уверена.

Кей отвела взгляд в сторону и о чем-то задумалась.

— Он был очень успешным и уверенным в себе человеком. Превосходил окружающих своим интеллектом. А когда располнел, даже стал походить на Хичкока. Он мог быть жестоким. Порой он уязвлял нас с мамой, подавлял своим превосходством. Он умер, когда я была в Лондоне.

Сантомассимо молчал, не зная, что сказать в ответ. Наконец он спросил ее о матери.

— Мама в добром здравии, живет в Пасадене,126 — ответила Кей. — Два раза в месяц я ее навещаю. Странно… Старый дом, в котором его библиотека, награды, книги. Как будто он до сих пор жив и продолжает управлять мной, дергает за ниточки, словно марионетку.